В. Королюк - Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв. Страница 35

Поэтому если даже признать, что формально реше­ния Гнезненского съезда означали вступление Польши в состав Империи, то это никоим образом не затрагива­ло основ польской государственной самостоятельности. Фактически речь могла идти лишь о признании универ­сализма императорского сана, а не прав императора на прямое владение страной56. При этом Польша должна была войти в Империю в качестве вполне самостоятель­ного и равноправного ее члена, что открывало перед ней широкие перспективы экспансии в Центральной и Северной Европе.

В том, что Болеслав I именно так оценил итоги Гнез­ненского съезда, не может быть никаких сомнений. В этом лучше всего убеждает его чешская политика57.

Энергичный и ловкий дипломат, блестящий полково­дец, покровитель христианской церкви и ее миссийской деятельности на Востоке, Болеслав I явно 'импонировал юному Оттону III. В нем император увидел сильного и преданного сотрудника в исполнении своих несбыточных универсалистских планов. В литературе существует даже мнение, что Оттон III намеревался сделать Болеслава своим преемником на императорском троне58. К сожа­лению, сохранившиеся источники не дают возможности прийти в этом случае к каким-либо окончательным вы­водам. Однако совершенно очевидно, что даже если бы такие планы и возникли в голове императора, в Герма­нии было достаточно заинтересованных сил, чтобы ре­шительно воспрепятствовать их осуществлению. Зато если толкование “Жития пяти братьев-мучеников”59, со­держащего якобы намек на эти планы, правильно, то тем самым у германских феодалов возникал дополни­тельный стимул резко возражать против решений Гнез-ненского съезда.

Но и без этого универсалистские планы Оттона III, так ярко проявившиеся в ходе Гнезненского съезда, должны были вызвать ярость германских феодалов. Не мог этого не понимать и сам император, чем, по-види­мому, и объясняются в большой мере его особый инте­рес и симпатии к польскому князю.

Как уже отмечалось выше, осуществление планов юного Оттона III означало бы временную потерю гер­манскими феодалами руководящей роли в Империи, прекращение их грабительских походов в богатую Ита­лию, полный провал на неопределенный срок их фео­дальной экспансии на Восток, где Германии противо­стояла бы колоссально усилившаяся, возглавившая дру­гие славянские народы Польша.

Если такая перспектива вполне устраивала польско­го государя, то она совсем не улыбалась германским феодалам. Гнезненские переговоры Оттона III и Боле­слава I вызвали бурю недовольства в феодальной Гер­мании.

О позиции Титмара Мерзебургского говорилось уже выше. “Магдебургские анналы”60 и “Деяния магде-бургских архиепископов”61 прямо обвиняют императора

в том, что оформленная на Гнезненском съезде церков­ная независимость Польши является актом незакон­ным, ущемляющим права Магдебургского архиепископ­ства.

В обоих этих источниках нашли отражение широкие претензии Магдебургского архиепископства на верхов­ную церковную власть над польскими землями. Претен­зии эти под влиянием Гнезненского съезда были сфор­мулированы в знаменитом фальсификате начала XI в , который должен был оправдать отрицательную по от­ношению к гнезненскому архиепископству позицию Маг­дебурга 62, под властью которого якобы с самого начала находилось познанское епископство 63. Показательно, что Титмар, который несомненно знал и пользовался этим фальшивым документом64, не решался все же, как от­мечено выше, на основании его обвинить императора в незаконных действиях.

Среди возмущенных Оттоном III германских феода­лов особенно выделялись саксонские феодалы, попытав­шиеся даже составить заговор против императора 65.

Нет надобности гадать, как развивались бы в даль­нейшем события в Империи, если бы не смерть в 1002 г. в Равенне императора Отгона III, изгнанного восстав­шим народом из Рима. Важно, что со смертью двадца­тидвухлетнего императора германским феодалам уда­лось окончательно похоронить его фантастическую идею универсальной монархии, противником которой высту­пил и Римский престол66. Папе римскому, которому пе­ренос центра Империи в Рим угрожал полной зависи­мостью от императорской власти, планы юноши-импера­тора были, пожалуй, столь же ненавистны, как и саксон­ской знати.

Со смертьюЮттона III в Империи явно возобладали силы, враждебные Древнепольскому государству и его честолюбивому правителю, стремившиеся аннулировать результаты Гнезненского съезда.

В скором времени рухнули коронационные планы Болеслава Храброго. Зато королевской короной увенчал свою голову в 1000 г. Стефан Венгерский, а Венгрия с образованием архиепископства остригомского получила церковную самостоятельность. Очевидно, неудача рим­ских переговоров Болеслава о королевской короне стоя­ла в связи с той оппозицией, которую встретили планы Оттона III в Германии и, может быть, с тем сопротив­лением, которое оказывал им папа Сильвестр II67.

Противопоставление ^подымающейся Польше усили-'вавшейся Венгрии было не только очень серьезным ус­пехом немецких феодалов, но и свидетельствовало об их далеко идущих планах и приготовлениях на Востоке. Господствующее в правящих кругах германских феода­лов антипольское настроение, разумеется, не могло укрыться от внимания Болеслава Храброго68 так же, “ак он не мог не понимать, что с кончиной Оттона III и 'восшествием на престол Генриха II (1002 г.) в Империи не было больше реальных сил, способных поддержать выгодную ему идею универсальной монархии в трактов­ке последнего из Отгонов.

Болеслав Храбрый был, однако, судя по всему, не из тех людей, которых изменившиеся обстоятельства могли заставить быстро и решительно отказаться от зад> ман­ных планов. Последовавшие за смертью Оттона III по­литические акции в отношении полабо-прибалтийского славянства и особенно Чехии прямо свидетельствуют о том, что гнезненские переговоры оказали не только глу­бокое влияние на образ мыслей польского .князя, но и на ближайшее время определили его военную и дипломати­ческую деятельность. Не отказался Болеслав и от своих планов короноваться королевской короной.

Когда выяснилось, что универсалистские замыслы Оттона III потерпели полный крах, польский князь по­спешил воспользоваться затруднениями Империи, где наряду с будущим Генрихом II зимой 1002 г. обнаружи­лись сразу три, а после смерти мисьненского маркграфа Эккарда два претендента на императорскую >корону —Генрих Баварский и Герман Швабский, чтобы самостоя телшо, вопреки воле враждебных ему германских фео­далов, попытаться осуществить свои обширные планы в Центральной Европе.

Разумеется, Болеслав 'не мог не понимать пр,и этом, что такая попытка неизбежно будет сопряжена с самой жестокой схваткой с Империей. Но он пошел на этот риск, может быть, сознавая, что делает смелый шаг, ко­торого всеми силами старались избежать его отец Меш-ко I и его дядя Болеслав II Чешский. Позиция восточно­германских феодалов ие могла, однако, оставлять сомнений насчет того, что только неурядицы в Империи мешают им выступить с оружием в руках против поль­ского князя. Сильная и самостоятельная Польша из союзника неизбежно превращалась IBO врага Империи на Востоке.

Гибель весной 1002 г. маркграфа Эккарда, связанно­го с польским князем69, побудила Болеслава поторо­питься с открытием военных действий, тем более, что выборы нового императора временно отвлекали внима­ние Империи от пограничных дел. В 1002 г. он, пользу­ясь смертью маркграфа, овладевает Лужицами, Миль-ском и Мисьней 70. Лужицкая и Мисьненская марки, о присоединении которых думал, возможно, еще Меш-ко 17I, имели очень важное стратегическое значение, находились на пути возможного втор/жения в Польшу войск германских феодалов. По-видимому, первоначаль­но сам Генрих II, вынужденный обстоятельствами, был готов пойти на довольно серьезные уступки польскому князю, чтобы обеспечить себе его помощь и избежать преждевременного столкновения с Древнепольским го­сударством. На съезде в Мерзебурге в июле 1002 г. он согласился передать в лен Болеславу Лужицы и Миль-ско. Мисьненская марка, которой безуспешно добивался Болеслав, должна была перейти к его родственнику Гунцелину. В Мерзебурге Болеслав принес ленную присягу императору за уступленные ему области 72. Можно предполагать, впрочем, что Генрих II не намеревался выполнять условий своего соглашения с польским кня­зем 73. Дело в том, что в Мерзебурге было покушение на Болеслава. Если учесть, что смерть императора Отто-на III и воцарение правнука Генриха I Птицелова со­провождались целым рядом политических убийств в Империи74, то предположение, что покушение 'на жизнь Болеслава не было простым стечением обстоятельств, не покажется слишком смелым. Так, “стати говоря, воспри­нял, судя по словам Титмара, покушение “а свою жизнь и сам Болеслав 75. Горячие уверения Титмара, что Ген­рих II был здесь абсолютно “е причем76, способны не столько убедить читателя его хроники в невиновности последнего представителя саксонского дома, сколько укрепить его подозрения 77. Подозрения эти превратятся в уверенность, если учесть, что покушение было совер­шено не только на польского князя, но и на такого влия­тельного противника Генриха II, как Генрих Швейн-фуртский.