Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века - Александр Иванович Борозняк Страница 35

В западногерманской исторической науке начал формироваться объективный подход к оценке нападения нацистского рейха на СССР. Очевидно, немалую роль играла смена поколений, в том числе и поколений ученых. Если прежде информация о «войне на Востоке» могла быть почерпнута из трудов представителей «военной генерации», то в дальнейшем на первый план выдвинулись книги авторов, представлявших новое миропонимание. Начался демонтаж устоявшейся мифологии холодной войны, росло понимание того, что «мышление в категориях образа врага» ведет, по оценке Михаэля Шнайдера, «к искаженному восприятию собственной истории»[483]. По мере того, как отступала холодная война, заметил ганноверский профессор Ганс-Генрих Нольте, менялись «вопросы, которые мы обращаем к истории похода на Россию»[484].

Историческая правда пробивала бреши в стене лжи и умолчания. Это коснулось и такой запретной прежде темы, как преступления, направленные против советских военнопленных. Первым в ФРГ напомнил об этом Генрих Бёлль в вышедшем в 1971 г. романе «Групповой портрет с дамой». Писатель сделал своим героем «недочеловека» — «советского военнопленного, стоящего по нацистской идеологии на предпоследней ступени в их табели о рангах человеческого достоинства»[485].

Одним из шагов в преодолении «образа врага» стал вызвавший широкий общественный резонанс телевизионный диалог Генриха Бёлля и Льва Копелева, начатый в 1979 г. в Москве и продолженный в 1981 г. в Германии. Журналист Клаус Беднарц, который вел передачу, опубликовал ее запись в виде книги «Почему мы стреляли друг в друга?». С небывалой открытостью и прямотой о войне рассказали люди, воевавшие по разные стороны фронта. Западногерманские телезрители и читатели смогли познакомиться с суждениями крупнейших представителей российской и немецкой культуры о том, кто несет ответственность за войну, каковы были ее последствия для наших стран и для Европы. «Мы, — говорил Бёлль, — должны отыскать то, что нас объединяет. А объединяет нас неисчислимое число жертв». Копелев выразил твердое убеждение в том, что для сближения обоих народов прежде всего необходимо рассказать правду о войне. «Во что бы то ни стало нельзя допустить возрождения психологии, присущей войне. Мы должны исходить из объединяющего нас — из осознания общих жертв и общих страданий»[486].

В 1978 г. вышло в свет фундаментальное исследование Кристиана Штрайта, посвященное бесчеловечному обращению вермахта с советскими военнопленными. Книга названа «Они нам не товарищи»[487]. В заголовке воспроизведена директива Гитлера, определившая курс отношения к нашим пленным. Современники не решались верить страшным фактам, о которых писал Штрайт. Газеты правого направления выступили с резкой критикой книги[488]. Ведущий исторический журнал ФРГ назвал его монографию «односторонней книгой»[489]. Историки готовы были признать преступления на советской терри-тории, но отнести их исключительно на счет СС и СД. Типична позиция Иоахима Хоффмана, который не мог не сказать об этих злодеяниях, но «уточнял»: они «были совершены немецкими войсками»[490]. В современных изданиях работу Штрайта именуют — с полным на то основанием — «классическим исследованием»[491]. Аргументы Штрайта, основанные на его многолетних архивных разысканиях, оказалось невозможным опровергнуть.

Что побудило Кристиана Штрайта — сына участника Второй мировой войны, выпускника Гейдельбергского университета, а затем учителя в одной из гимназий этого старинного города — избрать столь необычную для тогдашней (да, пожалуй, и для теперешней) ФРГ проблематику исследования? Я задал ученому этот вопрос. Он ответил: «Тяга к восстановлению исторической правды».

Перед нами тщательно выверенные данные, приводимые Штрайтом и другими немецкими историками. Из 5,7 млн советских военнопленных, оказавшихся в немецкой неволе, погибло до конца войны 3,3 млн человек, то есть 57,9 %. В 1941 г. немцами было пленено 3,4 млн красноармейцев и командиров. К январю 1942 г. 2 млн из них пали жертвами расстрелов, эпидемий, голода и холода. На территории Польши осенью 1941 г. находились 361 710 советских пленных, к середине апреля 1942 г. из них расстались с жизнью 307 816, т. е. 85,1 %[492]. Когда мы говорим (начали говорить!) о цене победы, не забыть бы об этих ужасающих цифрах…

«Пленные, — отмечал Рольф-Дитер Мюллер, — оказались на положении ненужного балласта, бесполезного “человеческого материала”, обреченного на лишения и голодную смерть в пути следования и в примитивных лагерях. Сотни тысяч пленных были ликвидированы по политическим и расистским соображениям, бесконечное множество — забиты до смерти или расстреляны на дорогах только потому, что, обессилев, они не могли двигаться дальше или проявляли хотя бы тень строптивости»[493].

В вышедшей в 1981 г. книге Гельмута Краусника с леденящими душу подробностями рассказано о преступлениях на советской земле айнзацгрупп СД — спецподразделений, следовавших по главным маршрутам движения немецких войск на восток и осуществлявших акции по «сортировке» и «особому обращению», т. е. массовому уничтожению гражданского населения.

В задачу айнзацгрупп входила ликвидация — в тылу войск — политических комиссаров, евреев, цыган и так называемых азиатов.

На территориях Прибалтики, Белоруссии, Украины, Молдавии, западных и южных областей Российской Федерации палачами айнзацгрупп было уничтожено (в том числе в автомобилях-душегубках) около 700 тысяч человек.

Краусник уделил особое внимание подготовке айнзацгрупп к нападению на СССР («генеральная репетиция» массовых казней была проведена в Польше). Айнзацгруппы, как убедительно показывает автор, пользовались абсолютной поддержкой командования вермахта и действовали на основе соглашения с немецкими генералами, подписанного за месяц до нападения на Советский Союз. Историк указал на «устрашающую интеграцию немецких вооруженных сил в преступную политику Гитлера». Генералы, офицеры и солдаты немецкой армии не только знали о злодеяниях айнзацгрупп, они оказывали всемерную поддержку палачам, находившихся в «атмосфере симпатии» военнослужащих[494].

Понять процесс научного познания нацистского режима невозможно без учета резких перепадов в общественном сознании ФРГ. Едва-едва утихло эхо «гитлеровской волны», как в конце января 1979 г. по телеканалу ARD прошла трансляция американского художественного сериала «Холокост» («Всесожжение»), рассказавшего потрясенным немцам — на материале истории еврейской семьи Вайс — о трагедии «окончательного решения еврейского вопроса» в нацистской Германии и оккупированных странах Европы. Показательно, что первоначально руководители телекомпании не решались показать фильм на общефедеральном экране. Выдвигался аргумент: население не желает ничего знать о преследованиях евреев[495].

Но телевизионные приемники были включены более чем у 20 млн зрителей, узнавших страшную правду и задумывшихся (те, кто мог задуматься) не только о судьбе евреев, но и о молчании или бездействии миллионов равнодушных сограждан, которые стали соучастниками преступлений. В течение четырех вечеров после телесеансов ведущие историки и журналисты, в том числе Мартин Брошат, отвечали на