Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе Страница 36

В десяти строках этой висы суммирована судьба целого рода, точнее семейства викингов первой половины XI в., странствовавших от Греции (Византии) до Британии (Дунди, в Шотландии), сражавшихся в Скандинавии (р. Фюри — в Швеции, или о. Фюри в Лимфьорде) и на Руси (Хольм — Хольмгард, Новгород); лишь один из сыновей умер дома, и отец — «добрый, могучий бонд» пережил их всех.

Рунические камни и готландские стелы, строго синхронные эпохе викингов, задают как бы систему координат, для ориентации в языческом мировоззрении, запечатленном в более поздних письменных памятниках — «Старшей Эдде», поэзии скальдов, «Младшей Эдде», сагах [135, с. 171–189].

Целостность этого мировоззрения определялась прежде всего представлением о времени: неподвижном, точнее — циклическом, как круговорот времен года, постоянно возвращающемся к неким исходным ситуациям, запечатленным в мифе и регулярно воспроизводящимся в ритуале. При таком «круговращающемся» времени пространство обретало строго центрическую организацию. Обитаемому, освоенному миру людей и культуры противостоял окружающий хаос, мир враждебных и диких природных сил. Мидгарду, «Тому, что в пределах ограды» — Утгард, «За оградой». Мифологическое пространство моделировалось по реальной земледельческой усадьбе, окруженной враждебным миром стихий.

Вертикальную ось этого мира закреплял помещавшийся где-то над Мидгардом Асгард — «Мир, или усадьба, богов». Мировое Древо — ясень Иггдрасиль воплощал эту ось, соединяя земные и небесные, реальный и потусторонний миры как в вертикальной, так и в горизонтальной проекции: вершина его поднималась в небеса, а корни расходились в периферийные и подземные миры, населенные хтоническими чудовищами, великанами, мертвецами.

Эти силы, в образе Мирового Змея Ермундганда, ограничивают мир, Heimr, в пространстве, а Мировой Зверь, волк Фенрир, таящийся до поры в одном из миров, когда-то положит предел Вселенной и во времени. Но до тех пор, в постоянно возобновляющемся противоборстве с враждебными чудовищами, в извечной борьбе за сокровища труда, культуры, мудрости мир богов и людей защищает младшее племя божественных существ — род асов во главе с Одином.

Высшие существа скандинавской мифологии обозначались словом god, с исходным значением «благо» (сохраненным и в русск. — у-год-ный, вы-год-а, по-год-а). Наиболее древнее и устойчивое представление об этом «благе» выражалось формулой friðr ok ár — «мир и урожай»; имя Freyr, возможно, семантически связано с этой формулой. Среди асов Фрейр — податель урожая, божественный конунг, Дротт — представитель и потомок старшего поколения богов, ванов; он и связанные с ним божества — Ньёрд, богиня-охотница Скади, Фрейя — наделены наиболее архаичными функциями, восходящими к «религиям плодородия» ранних земледельцев.

Top (thorr — «гром»), северный громовержец, воинственный и мощный защитник богов и людей от великанов и чудовищ, воплощает стадиально более поздние функции. Первоначально он, видимо, занимал высшее место в северном пантеоне (об этом, в частности, свидетельствует обилие имен на Тор-, типа Торстейн, Торбьерн, Торольв и пр.). В эпоху викингов, однако, этот образ несколько снижается: Тор, как и Локи (негативный двойник Одина, «отрицательный вариант культурного героя»), выступает объектом ритуального осмеяния [136, с. 152, 154]. Эти деформации связаны с кристаллизацией центрального образа скандинавского пантеона, Одина, верховного бога викингов. Oðinn (от oðr — «поэзия, вдохновение, исступление, одержимость»), — повелитель и создатель всего, что зовется «мудрость» fraeði, «искусство» — thrott, предельное воплощение «культурного героя». Ценой тяжкого испытания он овладевает медом-мудростью и тем самым становится создателем всего сущего, главой рода асов, их военным вождем. Во главе полумиллионного воинства (по 800 воинов из 540 дверей Вальхаллы) Один выйдет сразиться с Волком в день Гибели мира и погибнет. Начало и конец мира, равно как высший миг его существования — овладение медом-мудростью, составляют Судьбу Одина. Вместе с ним ее разделит весь род асов и весь род людской. В мифологическом пласте скандинавской культуры образ Одина — высшее выражение представления о личности и ее судьбе.

Личность конституируется в нормах. Человеческое существование, сама жизнь Мидгарда, воспринимавшегося как отражение, двойник Асгарда, гарантирована лишь при сохранении стойкой связи Асгард — Мидгард. Она обеспечивалась, во-первых, регулярным воспроизведением мифов — в ритуалах; во-вторых, обязанностью людей следовать этическим и социальным нормам, сформулированным асами, что позволяло в какой-то мере отождествить людей и асов и распространить на Мидгард эффективность тех действий, которыми асы обороняли Асгард от враждебных сил. Так реализовывалось «благо», носителями которого были боги, goð.

Этические нормы излагаются в ряде мифологических песен «Эдды», прежде всего в «Речах Высокого» [Hávamál]. Высокий, Разновысокий и Третий — имена Одина, беседующего с легендарным свейским конунгом Гюльви [Младшая Эдда. Видение Гюльви]. Таким образом, эти нормы даны в виде прямого обращения верховного аса к людям.

«Речи Высокого», по крайней мере в начальной своей части (строфы 1-95, 103), относятся к древнейшему слою в «Эдде» [210, с. 669]. Эта часть представляет собою свод житейских правил. Для оценки времени се формирования показательно практически полное отсутствие указаний на родовые отношения: круг общения ограничен гостем, другом, мужем (-ами), девой (женщиной). Лишь однажды помянута месть, но и то, скорее, в личном, нежели в родовом, контексте:

Злые поступкизлыми зовимсти за злое немедля

Родовые отношения, в социальной практике сохранявшие значение вплоть до XII–XIII вв., здесь словно бы «вынесены за скобки». Основное внимание уделено нормам личного поведения героя, оказавшегося за пределами родовых связей, в «парцеллизованной» среде, где с любой стороны можно ожидать внезапного враждебного удара:

Прежде чем в домвойдешь, все выходыты осмотри,ты оглядиибо как знатьв этом жилищенедругов нет лиВытянув шеюорел озираетдревнее мореТак смотрит мужв чуждой толпезащиты не знающий

Субъект этих норм в морально-этическом плане индивидуализирован едва ли ни так же предельно, как в плане мифологическом — Один:

Пусть невеликтвой дом, но твой они ты в нем владыкаКровью исходитсердце у техкто просит подачкиТвоей лишь душеведомо точто в сердце твоемХудшей на светехвори не знаючем духа томленье

Основные гарантии существования — собственная сила, отвага, оружие, но эти гарантии можно расширить, привлекая к себе друзей:

Муж не долженхотя бы на миготходить от оружьяИбо как знатькогда на путикопье пригодитсяОружье друзьями одежду дарито тешит их взорыДрузей одаряяты дружбу крепишьколь судьба благосклонна

Социальное одиночество преодолимо путем установления новых отношений, с позиций норм «Речей Высокого» приблизительно равноценных родовым:

Щедрые, смелыесчастливы в жизнизаботы не знаютА трус, тот всегдаспасаться готовкак скупец — от подаркаПодарок большойне всюду пригоденон может быть малымНеполный кувшинполовина краюхимне добыли друга

Отношения félagi, типичные для эпохи викингов, были вполне адекватным отражением этих норм. Родовые связи, если и проявляются, то в чрезвычайно стертом, смазанном виде:

Брата убийцеколь встречен он будетгорящему домуконю слишком резвомуконь захромаеткуда он годитсявсему, что назвал яверить не надо!

И лишь в конечной, важнейшей норме, определяющей смысл и ценность прожитой человеком жизни, можно распознать традиционные родовые представления о судьбе рода и человека, о посмертной славе и памяти в цепи поколений:

Гибнут стадародня умираети смертен ты самНо смерти не ведаетгромкая славадеяний достойныхГибнут стадародня умираети смертен ты самНо знаю одночто вечно бессмертно:умершего слава

В этой максиме, собственно, и род отвергается, как и материальные богатства: подлинную ценность представляет только dómr um dauðan hvern — «молва о каждом умершем», «мертвого слава», orðrómr. Воплощением ее стали не только рунические камни (воздвигаемые, как правило, родичами), но прежде всего — ведущие жанры скальдической поэзии, а в нормативно-идеализированном виде — героический эпос.