Татьяна Купер - Династия Тюдоров Страница 36

Впервые заговорщики встретились в окрестностях лондонского замка Бейнерд 26 ноября 1553 года, чтобы обсудить возможность переворота, а через месяц определилась тактика восстания. Мятеж должен был вспыхнуть на Пасху, 18 марта 1554 года, одновременно в четырёх графствах, где мятежники имели наибольшее влияние: в Херефордшире, Лестешире, Кенте и Девоне. Именно Девон – вероятный плацдарм для высадки испанцев – считался первоочередной целью. Затем они планировали соединить свои силы, чтобы двинуться на Лондон, свергнуть Марию и посадить на трон ее сестру Елизавету, выдав ее замуж за Эдварда Куртине, графа Девона. Тем временем французские корабли преградят путь испанскому принцу Филиппу и не дадут ему высадиться на побережье Англии. Мятежники намеренно избегали твёрдых заявлений по вопросам веры, и Уайетт даже инструктировал своих сторонников: «Вы не должны даже упоминать религию, ибо это отвратит от нас сердца многих».

Но выполнение этих планов было предотвращено, когда имперский посол Саймон Ренар заподозрил что-то неладное и поспешил предупредить об этом королеву. То же самое подтвердил и лорд-канцлер Стефан Гардинер, который узнал о предстоящем восстании от самого Куртене. И тогда Тайный Совет решил пойти на беспрецедентный шаг и опубликовал 14 января условия брачного контракта между Марией и Филиппом. Правительство открыло свои карты, приглашая мятежников сделать ответный ход. Это сработало, и 18 января 1554 года они начали действовать. Но все пошло не по плану.

20 января сэр Джеймс Крофт, который должен был поднять восстание в Херефордшире, доставил послание Елизавете в охотничье поместье Эшридж, безуспешно пытаясь ее убедить уехать подальше от Лондона, а сам вышел из игры, так как понял, что в новой ситуации их планы обречены на провал. Он был арестован 13 февраля и признан виновным, но затем благодушно прощен.

Сэр Питер Кэрю начал первым и 17 января открыто объявил о начале мятежа в Девоне. Он имел там прочную поддержку, так как местное население было всерьез встревожено слухами о высадке испанцев. Но бедняки Девона были в большинстве своем католики, к тому же у них была еще свежа память о «заслугах» Кэрю в подавлении восстания 1549 года. Знатные протестанты тоже не были готовы совершить государственную измену. К тому же шериф графства, католик Томас Деннис, перехватил инициативу и взял под свой контроль стратегический город и порт Экзетер. Туда 19 января и был доставлен ордер на арест Кэрю, когда новость достигла королевского двора. Его успели предупредить, и, будучи опытным солдатом, он быстро понял, что переломить ситуацию в свою пользу ему не удастся. Его удалось арестовать только после того, как он сбежал на пиратской шхуне через пролив в Нормандию. Он тоже почему-то избежал наказания и вскоре был выпущен на свободу.

Что касается Генри Грея, герцога Суффолка, то 25 января он тоже попытался поднять восстание в Лестершире. Оказалось, что он не был популярен в своем родном графстве, где народ придерживался католицизма и был равнодушен к заклинаниям об «испанской угрозе». Знакомые феодалы тоже отказались его поддерживать, и ему удалось собрать всего 140 человек – вероятно из своих собственных слуг. Но и этот отряд ему пришлось распустить и отказаться от борьбы, когда 30 января он получил известие, что город Ковентри отказался открывать ворота мятежникам. Уже 2 февраля он был арестован – его нашли прячущимся в дупле огромного дуба близ Эстли-Холл.

Наиболее удачными были действия Томаса Уайетта-младшего, который вовлек в свой заговор около тридцати кентских дворян. 22 января он собрал друзей на военный совет в своем замке Аллингтон, где было решено начать восстание. По всем английским графствам были разосланы гонцы с прокламациями, и слухи о возмущении в Кенте быстро дошли до Марии. Она послала Уайетту примирительное письмо с предложением начать переговоры о мирном выходе из кризиса, но тот изгнал ее гонцов из своего графства. Утром 25 января в деревнях, находившихся под влиянием заговорщиков, зазвонили церковные колокола, и завербованные крестьяне потянулись в города. И хотя первая попытка мобилизовать местных дворян сорвалась – все они «вдруг» куда-то уехали, Уайетту все же удалось собрать армию из четырех тысяч человек, с которой он и направился в Лондон.

Мария оказалась в серьезной опасности, так как ее Тайный Совет, погрязший в интригах, не собирался ей помогать: возможно, сильная королева казалась членам Совета бо́льшим злом, чем вооружённый мятеж. Однако она вновь доказала, что даже во время кризиса женщина может оставаться сильным лидером. На этот раз ее оружием была не война, а переговоры, и она отправилась в самое сердце Лондона, чтобы воззвать к своим подданным. В Ратуше Мария заявила о преданности родной стране, обыгрывая свою двойную роль монарха и женщины и показав людям коронационное кольцо, которое, по ее словам, она никогда не снимала. Выполняя долг матери нации, она произнесла следующие слова: «Если король может также сильно и нежно любить свое королевство, как мать любит дитя, то будьте уверены, что я, ваша владычица, действительно сильно люблю вас и благоволю вам».

В ответ Муниципалитет собрал карательный отряд в 800 ополченцев во главе с престарелым герцогом Норфолком. Но оказалось, что все его офицеры и большая часть ополченцев сочувствовали мятежникам, и поэтому 29 января правительственный отряд потерпел полное поражение. Тем временем Уайетт окружным путём привёл своё войско к стенам лондонского Сити, население которого открыто склонялось на его сторону. Историки считают, что если бы в тот день Уайетт, как советовали ему офицеры, немедленно пошёл на незащищённый город, исход восстания мог сложиться в его пользу. Но он потратил время на второстепенные цели, дав Марии возможность завоевать общественное мнение и организовать сопротивление.

Навстречу Уайетту были посланы гонцы со вторым предложением о перемирии. Но тот выдвинул абсолютно неприемлемые встречные условия: королева должна сдать восставшим ключи от Тауэра и стать их заложницей. Теперь возмущенная такой дерзостью Мария была решительно настроена только на военный разгром мятежа. 1 февраля, отказавшись от посредничества неработоспособного Тайного Совета, она напрямую обратилась за поддержкой к лондонцам. Прибыв в сопровождении верных лордов в Гилдхолл, королева разъяснила положение дел лондонскому купечеству. Процитировав издевательские условия Уайетта, Мария признала, что «испанский брак» расколол бы общество, и предложила решить этот вопрос через Парламент. Общественное мнение, ещё утром склонявшееся на сторону мятежников, изменилось в пользу королевы.

Тем временем, утром 3 февраля, мятежники уже дошли до предместья Лондона на правом берегу Темзы. На военном совете они решили переправиться через реку и идти к западным воротам, которые, по заверениям Уайетта, распахнут его местные союзники. Но он ошибся. Люди из лондонского ополчения заняли позиции на Лондонском мосту и преградили мятежникам вход в город, а перед городской стеной Сити уже стояли правительственные отряды. В этой ситуации Уайетт так и не решился на штурм, и около пяти часов вечера, после нескольких стычек, его войско отступило на запад, а сам он вскоре сдался на милость победителей.

В западных предместьях Лондона начались массовые аресты. Лишь немногим удалось бежать, и почти все видные участники этого похода были арестованы и доставлены в Тауэр. Кентские тюрьмы тоже быстро переполнились, и каратели только ждали сигнала из Лондона. Но готова ли Мария к массовым казням, или же она предпочтёт помиловать рядовых мятежников? Ее кузен Карл V призывал Марию проявить к ним милость, но жёстко покарать зачинщиков. Она тоже склонялась к этой мысли. Ведь народ ее всё-таки поддерживает, и восстание Уайетта – дело немногочисленных «еретиков и агитаторов». Поэтому когда к Марии под конвоем привели около шестисот осужденных, скованных по двое и по трое, она, к восторгу лондонцев, отпустила их на свободу.

А главного организатора восстания Томаса Уайетта-младшего казнили 11 апреля 1554 года в Тауэр-Хилле. Перед смертью ему позволили произнести речь, в которой он защищал невиновность Елизаветы и Эдуарда Куртене. Палач сумел обезглавить его с первого удара, а затем его четвертовали. Тело казнённого зачинщика проволокли по улицам Лондона, а голову выставили на шесте. Вместе с ним было казнено еще 90 человек, многие из которых были подвешены, выпотрошены и четвертованы. Восстание оказалось совершенно губительным для всей семьи Уайеттов – они потеряли все титулы и земли, включая фамильный замок Аллингтон. И только когда протестантка Елизавета, их дальняя родственница, взошла на престол в 1558 году, все титулы и земли были возвращены.

Сам же Эдуард Куртене, граф Девон, которого прочили в короли, так и не принял в заговоре активного участия. По мнению его биографа Джеймса Тейлора, проживший половину жизни в тюремной камере Куртене вряд ли рискнул бы своей долгожданной свободой. Он окончательно выбыл из борьбы 21 января, когда Стефан Гардинер вызвал его к себе и учинил ему жёсткий допрос. Епископ убедил Куртене разорвать все связи с заговорщиками и затаиться, а затем уничтожил компрометирующие его документы. Однако в «черный понедельник» 12 февраля (в день казни леди Джейн Грей) он все-таки был арестован и отправлен в Тауэр. В его доме были найдены «подозрительные облачения» – оружие и одежды, но следствие так и не сумело собрать убедительных доказательств его виновности. Тем временем на улицах Лондона нарастало недовольство карательными действиями Марии, и содержание Куртене в Лондоне стало для нее чересчур опасным. В ночь на 25 мая 1554 года его перевезли из Тауэра в замок Фотерингей в Нортгемптоншире, а через год была проявлена очередная «королевская милость» – его отправили в изгнание за границу, обеспечив за ним постоянный полицейский надзор. Он стал единственным эмигрантом периода Марии Тюдор, высланным из страны.