Людмила Черная - Повседневная жизнь московских государей в XVII веке Страница 36

Справедливости ради надо сказать, что впоследствии Алексей Михайлович не жалел денег на одежду и украшения для молодой жены. После свадьбы у греческих купцов были приобретены два рулона золотного алтабаса за 500 рублей — по тем временам преогромнейшие деньги; кроме того, за золотный атлас было отдано 50 рублей, за голландское полотно — 52 рубля. Царице понадобились четыре штуки кисеи, 11 сортов объяри[13], 164 аршина камки, 12 видов тонких миткалей, семь отрезов польских полотен. Помимо тканей закупались и драгоценности: жемчуг для царицы стоил 480 рублей, алмазные серьги и брошь — 270 рублей. В дополнение к перечисленному были приобретены перстень с алмазом и зарукавья (браслеты) с яхонтовыми искрами, а также множество различных запон (застежек). Поэтому можно не сомневаться, что и на свадьбу Наталье Кирилловне был сшит достойный наряд.

Сохранились списки всех участников свадебного поезда. Конюшим был окольничий князь Дмитрий Алексеевич Долгоруков, сидячими боярами — сибирский царевич Петр Алексеевич и окольничий князь Борис Иванович Троекуров, сидячими боярынями — княгиня Анастасия Васильевна Сибирская и Анна Семеновна Троекурова; дружками, свахами, каравайниками, фонарниками, свешниками и поезжанами значились в основном стряпчие, стольники и их жены. В «комнате» у Натальи Кирилловны были боярыни княгини Ульяна Ивановна Голицына и Елена Борисовна Хворостинина, жена Артамона Сергеевича Матвеева Авдотья Григорьевна и жена Федора Полуектовича Нарышкина Евдокия Петровна.

В свадебный обряд были внесены некоторые изменения: из него исчезло расчесывание волос с медом, не было провожания в сенник и «открывания невесты».

Свадебное торжество длилось три дня. Царь со своими гостями пировал в Грановитой палате, царица — на женской половине дворца, как было принято с древности. На улицах жгли костры и раздавали пиво и мед всем желающим.

Новшеством второй свадьбы Алексея Михайловича стало приветствие, сочиненное по сему торжественному случаю Симеоном Полоцким. Вначале придворный поэт обращался с призывом ко всем присутствующим принять участие в торжестве по поводу свадьбы:

Светлый день ныне Россия сияет,Радость всем людем с небесе сплывает.

Затем Симеон обращался к царю с восхвалениями вроде «ты — солнце Российския страны» и хор певчих исполнял «многая лета». Следующее приветствие адресовалось новобрачной: «Радуйся, Наталия, светлая царица!» — и завершалось также пением многолетия. После этого одно за другим следовали, перемежаясь многолетиями, обращения к царевичам, царевнам, боярам, духовенству. Поэт призывал всех «веселиться» и радоваться вместе с царем, причем пройдя один круг приветствий, он начинал второй — двустишиями, обращенными к членам царской семьи и разным категориям гостей («Преславны роде рускии, веселися!» или «Архиереи истиннаго Бога!» и т. д.).

Симеон Полоцкий сочинил также прозаическую речь, которую произносил на свадьбе митрополит Сарский и Подонский Павел.

Две свадьбы Федора Алексеевича были похожи одна на другую как две капли воды, если не принимать во внимание, что второй раз царь женился практически за месяц до своей кончины, уже будучи тяжелобольным. Врачи отговаривали его от второго бракосочетания, но он всё же сделал этот шаг, возможно, надеясь на чудесное исцеление после свадьбы.

Будущую супругу, семнадцатилетнюю Агафью Семеновну Грушецкую, девятнадцатилетний Федор увидел летом 1680 года во время крестного хода и сразу же решил жениться на ней. Но чтобы не нарушать обычай, устроили смотрины двадцати отобранных невест, в число которых была предусмотрительно включена и царская избранница, жившая в то время у дяди по матери окольничего Семена Ивановича Заборовского. Как не раз случалось прежде, выбор царя раздосадовал многих бояр, строивших свои планы насчет будущей царской супруги. Особенно явно выражал свое негодование родственник Федора Алексеевича по материнской линии боярин Иван Михайлович Милославский, обвиняя ближайших друзей царя Ивана Языкова и братьев Лихачевых в стремлении ввести во дворец свою протеже. Клевета, которую Милославский распространял по адресу Агафьи Грушецкой и ее матери, привела лишь к его отставке и удалению от двора.

Решение царя обсуждалось не только его подданными, но и иностранцами. Нидерландский резидент Иоганн фан Келлер доносил своему правительству: «…его супругой не стала ни одна из княгинь, о которых я писал в постскриптуме моего последнего письма и которые были сопровождены во дворец для того, чтобы его царское величество мог выбрать себе невесту среди них, а ею стала особа из не очень богатой семьи и принадлежащей скорее к польской нации, чем к русской; его величество этим хотел открыто доказать… что он непременно хочет выразить свою волю, а не следовать в этом отношении воле вельмож двора… ведь если он породнится со знаменитой семьей, которая посредством этого станет чересчур важной и чересчур могущественной и будет стремиться таким образом притеснять менее знатных, то это может привести к опасным ссорам».

Новые государевы родственники, как и полагалось, до свадьбы и сразу после нее получили чины и поместья. Отец царицы Семен Федорович был пожалован в бояре. Остальные родственники, Грушецкие и Заборовские, получили менее значимые чины, но в большом количестве, став стряпчими, думными дворянами, спальниками, стольниками и др.

Свадьба была более чем скромной: 18 июля 1680 года патриарх Иоаким повенчал молодых в Успенском соборе в присутствии царского духовника, который шел с крестом из дворца в собор, протопопа Спасского дворцового храма, кропившего святой водой дорогу, двух ключарей и диакона — других представителей Церкви не было. Кремль по указу царя закрыли для всех. На свадебном пиру прозвучали поздравительные вирши Симеона Полоцкого — «Приветство благочестивейшему, тишайшему, самодержавнейшему великому государю царю и великому князю Феодору Алексеевичу всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу о благословенном в святое супружество поятии благоверныя царицы и великия княгини Агафии Симеоновны» (его текст, к сожалению, не сохранился).

Скромность в быту, проявляемую Федором повсеместно, отмечали уже его современники. Как будто в противовес отцу он не любил роскоши и даже предпринял определенные шаги по ее искоренению при своем дворе.

Агафья Семеновна с первого дня начала менять придворные порядки и обычаи. Она смело выходила вместе с мужем к народу, чего не бывало отродясь; даже выезжая в закрытой карете, царицы должны были тщательно скрываться от людских глаз, чтобы их не сглазили и не «испортили». Появление Агафьи рядом с мужем было расценено как нарушение чина, но Федор во всем поддерживал жену и даже в чем-то отдавал ей инициативу и первенство. Вкусы супругов, по-видимому, совпадали; во всяком случае, царица под стать мужу, брившему бороду и отрастившему длинные волосы, «распустила» косы — перестала прятать их под кикой, убрусом и платком, составлявшими традиционный головной убор замужней женщины. Уже во время свадебной церемонии Агафья должна была бы тщательно замаскировать волосы громоздким головным убором. Идущее еще из языческих времен предубеждение, что женщине нельзя «светить волосами», было крайне живучим. Иван Грозный, по преданию, увидев сноху «неубранной», с непокрытой головой, разгневался на сына и ударил его посохом по голове, что послужило причиной гибели царевича. Воспитанная на польских традициях Грушецкая не захотела подчиняться старинному московитскому обычаю, завела себе отороченную мехом «польскую шапочку», закрывавшую лишь часть головы и оставлявшую волосы напоказ. Ей стали подражать придворные боярыни, входившие в ее свиту, коим она самолично дарила подобные шапочки. Естественно, царицу осуждали за глаза, но сказать об этом в лицо никто не решался.

Через год без недели после свадьбы, 11 июля 1681-го, появился на свет единственный ребенок Федора Алексеевича царевич Илья. Но царица так и не смогла оправиться от родов и спустя три дня скончалась, а еще через неделю умер и новорожденный.

Второй брак Федора был слишком поспешным — уже через полгода царь захотел еще раз испытать судьбу и выбрал в жены по совету всё того же Языкова пятнадцатилетнюю Марфу Матвеевну Апраксину. По традиции ее поселили во дворце и нарекли царевной, а спустя три дня, 15 февраля 1682 года, состоялось венчание — не в Успенском соборе, куда царь не смог бы дойти, а в дворцовой «верховой» церкви Воскресения. Обряд проводил царский духовник. Царь, совсем больной, «хватался за соломинку» — вторую женитьбу, как будто она сулила ему новую жизнь…

Несостоявшаяся свадьба

Как мы видели, сорвавшихся браков в царской семье было немало, но все они касались отвергнутых невест. Случаи же, когда женихи царских сестер и дочерей получали отказ или их свадьбы по тем или иным причинам не состоялись, были исключительными.