Анна Корниенко - Лжеправители Страница 36

Если бы Абуль-хаир ответил иначе, вряд ли нашлась бы сила, способная спасти бесстрашного бунтовщика. Понимая это, Каракасал остался жить у казахов. И надо сказать, он жил там как истинный хан. В это время Каракасал пережил свой второй «взлет». Он невероятно разбогател, приобрел огромное количество – как говорят источники, 7000 – лошадей и верблюдов и с разрешения ханов всех казахских орд стал собирать добровольцев для похода на джунгаров, чтобы свергнуть коварного «брата» и вернуть себе «свой законный» трон.

Жаль, что так и осталось неизвестным, как на отказ казахского хана выдать Каракасала отреагировала Москва… Да и, положа руку на сердце, слабо верится в то, что симпатизирующий России Абуль-хаир повел себя подобным образом, сколь бы привлекательным лично ему не показался чернобородый воитель.

Следующие события изрядно подпортили некий идеализированный образ Каракасала как всеобщего народного любимца и героя. Весной 1741 года он таки двинулся в Джунгарию, где совершил ряд набегов на ханские земли, грабя и убивая местное население. Галдан-Цэрэн выставил против него двадцатитысячное войско, причем его действия оказались весьма успешными. Наголову разбитый Каракасал скрылся в неизвестном направлении, после этого след его теряется уже окончательно.

Это – первая версия, в которой Абуль-хаир предстает покровителем, если не другом Чернобородого. Вторая же версия говорит о том, что подобных отношений между Каракасалом и казахским ханом не было. Да и вообще отношения с казахами у него складывались сначала не самым лучшим образом, даже несмотря на присвоенный титул. Почему все-таки присвоенный? Потому что вряд ли казахи сделали бы то, что они сделают далее, поверь они, что перед ними настоящий джунгарский принц.

Из второго варианта развития событий становится известно, что после полученного от Урусова поражения раненый Каракасал вновь-таки бежал в казахские степи. Урусов потребовал от казахов схватить и доставить к нему беглых бунтовщиков, а главное – их предводителя. За голову самого Султан-Гирея была назначена огромная по тем временам награда в 1000 рублей золотом.

Предположительно 26 июня близ реки Олькейек повстанцы подверглись нападению людей Абуль-хаира. В итоге едва живой Каракасал был схвачен казахами, позарившимися на вознаграждение, обещанное за его голову, и привезен в улус[29] Канджагалы-Аргынского рода, а примерно через месяц после этого вместе с теми своими сторонниками, которые тоже попали в плен, был выдан Урусову казахским старшиной Букенбаем.

Беглых восставших ожидала страшная участь: сотни соратников Каракасала были подвергнуты мучительной казни: посажены на кол, повешены, обезглавлены. Однако самому Чернобородому неизвестным образом удалось спастись, получив убежище у влиятельных казахских старейшин братьев Казбек-бия и Кабанбай-батыра. Можно сказать, что именно с этого момента отношение казахов к Чернобородому в корне меняется. Многие влиятельные представители этого народа протягивают ему руку помощи, и помимо Казбек-бия и Кабанбай-батыра его покровителями становятся также сильные и влиятельные султаны Барак и Батыр.

Что касается Барака, султана Средней орды, то в сентябре 1740 года он, являвшийся одним из претендентов на джунгарский престол, совершил набег на Джунгарию. В этом походе принимали участие и беглые башкиры. Барак тогда был очень встревожен появлением «конкурента» в лице Каракасала. Но потом, видимо, успокоился, хотя, как станет видно из дальнейших событий, ничего хорошего патронат этого честолюбивого и властолюбивого человека, постоянно враждовавшего с соседними ханами, Каракасалу не принес.

Итак, Каракасал стал жить среди казахов и сумел произвести на них самое лучшее впечатление. И в первую очередь – своей безусловной храбростью, которую проявил, бросив вызов такому могущественному государству, как Российская империя. Казахская аристократия, видимо, поверив в историю о Шуне, приняла его в свои ряды: он был назначен правителем племени найманом, а затем получил титул хана. Интересно, что в течение многих лет самозваного – или все-таки нет? – принца сопровождали преданные люди из калмыков и казахов, готовые подтвердить его, по большей части невероятные, истории.

Далее эта версия развития событий сообщает, что Галдан-Цэрэн направил в Казахстан войско – теперь уже тридцать тысяч конников под командованием полководца Сарыманжи, которые заняли Ташкент, Туркестан и оттеснили казахов к самому Оренбургу. Надо сказать, что в ходе боев был взят в плен и султан Аблай. Галдан-Цэрэн потребовал выдачи Каракасала, поскольку именно его, а даже не Барака, он считал настоящей угрозой своему правлению. Однако казахи, в том числе и Абуль-хаир, решили сделать все, чтобы обезопасить Чернобородого. Даже Аблай не согласился получить свободу в обмен на его голову и всем советовал любой ценой сохранить жизнь Каракасалу.

В обеих версиях казахи, раньше или позже, становятся союзниками Чернобородого. Возможно, так оно и было, поскольку обрывочные сведения, которые сохранились о предводителе башкирского восстания, говорят о его тесной связи с представителями именно этого народа.

Разлетевшиеся во все стороны слухи о явлении «воскресшего» Шуны привели к тому, что в 1742 году к «принцу» прибыли из Джунгарии настоящие братья Шуны – Кашка и Барга, по версии претендента так же, как и он сам, гонимые подлым Галдан-Цэрэном.

О… Много бы дал князь Урусов, да и не только он один, чтобы присутствовать на этой встрече! Ведь она могла стать ответом на вопрос, даже сотни лет спустя терзающий умы исследователей: кем же в действительности был Чернобородый?!

Как могла выглядеть эта встреча – двух джунгарских принцев крови и загадочного человека, бесстрашного или безумного настолько, что он решился назваться их братом? Отчего доблестные джунгары, изрядно уставшие от всей этой истории об их несчастном Шуне, не убили на месте наглого самозванца, если он в действительности не был тем, за кого себя выдавал?

А почему, собственно говоря, не убили? Ведь чем дело закончилось, нам, увы, не известно. И вряд ли станет известно когда-нибудь. Вдруг в течение последующих семи лет по степям гулял вовсе не человек, а только лишь его тень, призрак отважного бунтаря, из-за чего он, собственно, и был так неуловим? Призрак, которого все, кому не лень, использовали в своих корыстных целях?

Хотя, возможно, джунгарские принцы, признав в претенденте самозванца, каким-то образом полюбовно уладили с ним это дело. Причины? Причины могут быть какие угодно. В любом случае такую возможность тоже нельзя исключать.

Но если предположить, что Кашка и Барга, прибыв к Каракасалу, встретились – о чудо! – с сильно изменившимся, но по-прежнему дорогим их сердцу Шуной, – отчего они не предприняли никаких действий, чтобы, как минимум, объявить об этом миру?

Впрочем, казахский историк Чокан Валиханов свидетельствует, что уже в середине XIX века в преданиях казахов, киргизов, джунгар и калмыков имя Каракасала больше вообще не встречается, чего не скажешь о Шуне. Вот только неясно, почему. Не потому ли, что признанный братьями Чернобородый попросту стал зваться своим подлинным именем, данным ему при рождении, которое и осталось в более поздних источниках?

Русские власти, оставив попытки выяснить личность «главного бунтаря», предпочли считать его «подлым башкиром», чтобы было удобнее требовать его выдачи. На требования российского правительства казахская знать отвечала, что «преступника Каракасала» поймать они, при всем своем старании, просто не могут, иначе они непременно выполнили бы требования Москвы.

Появление опасного конкурента в лице Каракасала никоим образом не поколебало положения самого Галдан-Цэрэна. Джунгария было единым и сильным государством, потому и Барак, и Батыр, и даже Абуль-хаир решили в конце концов ему покориться, поскольку от самой России никакого особого проку они не видели. Разумеется, это было сделано, как говорится, не от хорошей жизни. Однако самому Каракасалу стало хуже, поскольку теперь уже не только Россия, но и Джунгария «официально» требовали от казахов выдачи самозванца. Но несмотря на это, Султан-Гирей развернул активную деятельность. Во главе оставшихся преданными ему людей, он совершил набег на российскую границу в Сибири.

Отдельно от своего бывшего предводителя борьбу с Москвой продолжали вести некоторые его бывшие соратники. Так, Мусса-батыр, башкир Усерганской волости, собрав войско из восьмисот башкир и каракалпаков, напал на крепости по реке Иртыш. Другая группа в том же национальном составе совершила рейд по реке Тобол. Инициаторы этих акций башкиры агитировали казахов и каракалпаков, красочно обрисовывая им их «светлое» будущее в том случае, если они откажутся от ведения военных действий.

В конце концов против Мусса-батыра выступил сам Галдан-Цэрэн и разбил его армию в пух и прах. После такого сокрушительного поражения часть башкир ушла от своего вождя к хану так называемых «верхних» (живших в верховьях Сырдарьи) каракалпаков, еще одной загадочной личности, фигурировавшей в разное время под разными именами: Абдрахмана, башкирского хана Султан-Мурата, Хаджи. Этот человек, похоже, был также и участником восстания в Башкирии, откуда бежал около 1739 года.