Анатолий Манаков - Тринадцатый знак Страница 36

Шеф тайной политической и криминальной полиции был поистине гением в мире вашингтонской правительственной бюрократии, тонко чувствовал ее пружины, винтики и шестеренки. Непревзойденный мастер саморекламы, он создал сам о себе легенду как о некоем недремлющем оке, борце с "красной опасностью", неутомимом страже законности, бесстрашно вступающем в схватку с мафией и отвергающем домогательства власти использовать его бюро в политических или личных целях. Это, разумеется, не мешало ему откликаться на просьбы хозяев Белого дома получить пикантную информацию, впрочем, если это отвечало и его собственным интересам. Чаще же всего директор просто навещал какого-нибудь сенатора и сообщал ему, что его дочь принимает сильнодействующие наркотики, а затем соглашался не давать ход этим сведениям, чем и заслуживал вечную благодарность законодателя. Столько же тонко Гувер поступал и с кем-то из членов палаты представителей конгресса: обнаружив у того гомосексуальные наклонности, снисходительно заверял его в частной беседе, что в этом сообщении нет даже доли правды и он никому не собирается полученные материалы докладывать.

При всех президентах без исключения директор ходил в конфидантах, выполняя их щекотливые поручения по прослушиванию телефонов нужных лиц и многому другому. Эпизодически приносил в Овальный кабинет папки с грифом "Лично и строго конфиденциально" и сведениями о личной жизни членов кабинета и конгресса - их слабостях, внебрачных связях и тому подобное. Гувер знал, как нужно льстить президентам - подкинуть им нечто, не слишком известное, и не важно, что все эти порочащие человека данные могут быть основаны на слухах или домыслах: обвинения никогда не проверялись, но раз занесенные в досье сопровождали человека всю жизнь. Именно такая информация поддерживала Гувера на пьедестале "всевидящего": кто знает больше, тот и выигрывает, а он был обладателем тайн частной жизни сильных мира сего. Какое же это наслаждение улыбаться при встрече с влиятельным государственным деятелем, который и не подозревает, что весь интим его уже не интим, во всяком случае, для шефа тайной полиции. И пусть только попробует отправить его в отставку! Когда Ричард Никсон решил все же избавиться от Папаши и предложил ему пост консультанта по борьбе с преступностью, Гувер в ответ произнес сорокапятиминутную речь и ни разу не коснулся в ней сделанного ему предложения. Президент спасовал.

Гувер часто задумывался, почему молодые американцы выбирают карьеру в ФБР, и всегда склонялся к мысли, что в трех случаях из четырех они находят у него в бюро нужную нации, захватывающую, интересную работу, а также самую высокую зарплату, по сравнению с полицией и службой охраны президента. Вопреки бытующему мифу, среди сотрудников ФБР не так уж много адвокатов и юристов, гораздо больше учителей, офицеров - ветеранов войны во Вьетнаме.

Что касается осведомителей, как учил директор, они используются "для установления истины". Среди информаторов у него на службе состояли и ведомые патриотическими мотивами, но основную массу составляли аполитичные искатели острых ощущений, бывшие ябедники в школе, стремящиеся приобрести власть над другими. Естественно, тут оказывались и те, кем владел страх перед наказанием за совершенные преступления или проступки. Для Папаши досье на людей служило банком "крови", питающей систему сыска, главного источника его власти и влияния. В большинстве случаев он ценил не столько информацию, полученную от агентуры, сколько сам факт, что она действует.

Взять хотя бы процесс по "атомному шпионажу русских". В сентябре 1949 года Гарри Трумэн дал указание директору ФБР "...убедить всех, что они украли наши атомные секреты. Бросьте в дело ваших лучших людей, на расходы не скупитесь. О результатах докладывайте в любое время. Приступайте, Эдгар. Даю вам зеленый свет". Правда, и без этой президентской санкции Гувер уже не один год через своих самых надежных агентов искал "атомных шпионов" среди участников проекта "Манхэттен". Опрошены были сотни людей, перерыты архивы и личные дела, однако "улова" в расставленных повсюду "сетях" не находили. Человек с бульдожьим лицом упорно продолжал поиск. Чутье подсказывало ему - надо найти личность шизофренического склада, чье поведение можно легко контролировать. Вскоре именно через таких, поддающихся внушению "свидетелей", ФБР вышло на Юлиуса Розенберга и его супругу Этель; "заговорщиков" арестовали, но доказательств заговора не набиралось, пришлось их "стряпать" уже в ходе судебного разбирательства.

Все возможное и невозможное пустили в ход, чтобы заставить Розенбергов признаться в "краже века". Шеф ЦРУ Аллен Даллес предложил даже пообещать супругам облегчить меру наказания, если они "обратятся к евреям всего мира с призывом выйти из коммунистического движения". Обработку обвиняемых хотели поручить и "высокоинтеллигентным раввинам с леворадикальным прошлым и знанием психологии". Замысел не сработал, но Папаша ликовал: Розенберги оказались на электрическом стуле, хотя показания свидетелей явно не вписывались в логическую схему и не соответствовали хоть сколько-нибудь здравому смыслу...

Об Эдгаре Гувере и его ведомстве ходили легенды, будто они не подвержены коррупции. То был, естественно, тоже миф, ибо всегда удавалось тихо спускать на тормозах расследование правонарушений своих собственных сотрудников. Самым страшным грехом для агента бюро считалось дискредитировать имя фирмы и прежде всего ее директора. "Я хочу убедиться, что мы сделаем все, чтобы не дать этому щенку оснований для лая" - начертал он синими чернилами на титульном листе одного из донесений о критическом высказывании в адрес ФБР.

Слово Гувера почиталось законом, росчерком пера он увольнял любого сотрудника без объяснений. Хотя формально директор и подчинялся министру юстиции, контролировать деятельность его бюро не в состоянии были ни президент, ни кабинет министров. Неприятное ощущение Гувер испытал лишь однажды, когда его вызывал новый министр юстиции Роберт Кеннеди и даже не приподнялся в кресле, увидев приглашенного. По ходу бе-седы брат президента, положив ноги на стол, бросал стрелки в доску на стене, часто попадая не в нее, а в стену, обламывая штукатурку. Но то был единственный министр юстиции, который позволял себе вызывать директора по прямому телефону.

Свой аппарат шеф тайной полиции держал постоянно в "неразмагниченном состоянии". Агенты должны были послеживать друг за другом, и каждому их них навязывалось такое количество процедур проведения расследований и регламентаций служебной деятельности, что никто их полностью не придерживался. Даже стенографистки поощрялись к доносительству и, по желанию, могли это сделать анонимно: как известно, сотрудник ФБР не пишет отчеты и доклады, он их начитывает стенографистке, опросив же ее, можно составить впечатление о нем и его компетентности. Под стать бюрократическому цинизму процветал и подхалимаж - малейший каприз директора удовлетворялся тут же.

В отношении внешнего вида своих подчиненных Папаша был крайне щепетилен: добротный, консервативный костюм, белая рубашка, темные носки, галстук и шляпа; тучность агентов могли послужить поводом для наказания. Когда сотрудник входил к нему в кабинет, нужно было твердой походкой подойти к столу, держаться на почтительном расстоянии, смотреть в глаза шефу, приветствовать четко, хорошо поставленным голосом произнеся одну из двух позволительных для такого случая ритуальных фраз. И упаси Бог, смотреть вниз - директор может заподозрить, что посетитель обнаружил лежавшую под его креслом подставку. Под креслом, на котором восседал герой, спасший Америку от волны гангстеризма 30-х годов, шпионажа 40-х, "красной опасности" 50-х и бунтов ультралевых радикалов 60-х!

Не ускользал от его проницательного взгляда и стиль поведения сотрудников. "При аресте, - давал указание Гувер, - мои люди должны подойти к человеку и твердо, но вежливо заявить: "Это ФБР. Вы арестованы". И никаких воплей, тем более рукоприкладства. Главное - сохранить достоинство".

Поверив в свое всемогущество после свары между ведомствами за ведение агентурной разведки внутри страны, Гувер самовольно порвал все контакты с ЦРУ, ограничив их обменом официальными письмами. Папаша старел, со старостью приходила еще большая мудрость, он вел себя осторожнее, дабы ненароком не пасть жертвой очередной президентской интриги. Когда же его приперли к стенке, попросил предоставить ему в письменном виде за подписью главы государства возлагаемые на ФБР полномочия и тем не менее про-должал огрызаться, отказываясь направлять в Белый дом нужную его хозяину политическую разведывательную информацию.

Изворотливость директора могла соперничать разве что с его скупостью. Почти двадцать лет подряд обычно со своим самым приближенным заместителем он ужинал в вашингтонском ресторане "Мэйфлауэр". Счетов ему не выписывали, но чаевые Гувер оставлял на столе. Раз в год приезжал в Майами и останавливался в отеле рядом с крупнейшим в стране ипподромом. Большой любитель скачек и тотализатора, сурово наказывал подчиненных за подобные же слабости.