Неизвестен Автор - История политических репрессий и сопротивления несвободе в СССР (Часть 2) Страница 36

крайкомам и обкомам ВКП(б)

3 августа 1937 г.

За последнее время в краях, областях и республиках вскрыта вредительская работа врагов народа в области сельского хозяйства, направленная на подрыв хозяйства колхозов и на провоцирование колхозников на недовольство против Советской власти путем целой системы издевок и глумлений над ними.

ЦК считает существенным недостатком руководства в деле разгрома вредителей в сельском хозяйстве тот факт, что ликвидация вредителей проводится лишь закрытым порядком по линии органов НКВД, а колхозники не мобилизуются на борьбу с вредительством и его носителями.

Считая совершенно необходимой политическую мобилизацию колхозников вокруг работы, проводящейся по разгрому врагов народа в сельском хозяйстве, ЦК ВКП(б) обязывает обкомы, крайкомы и ЦК нацкомпартий организовать в каждой области по районам 2-3 открытых показательных процесса над врагами народа вредителями сельского хозяйства, пробравшимися в районные партийные, советские и земельные органы (работники МТС и райЗО, предРИКа, секретари РК и т.п.), широко осветив ход судебных процессов в местной печати.

Секретарь ЦК ВКП(б) Сталин

Российские вести. 1992. 9 июня.

Из дневника крестьянина П.Н. Чивильдеева

с. Гореловка Богдановского района Грузинской ССР

1931 г. [...] В этом году было у нас взято несколько семей, раскулачены. В конце мая ночью приехали солдаты, атаковали село ночью совместно с нашими партийными и выгоняли из домов стариков и больных, не было пощады никому. Было раскулачено около 26 дворов, и их угнали сначала в Ахалцих, брали по одному из семьи. Потом все эти угнанные пробыли в Ахалцихе около трех месяцев, потом угнали в Закаспийский край в Казахстан и разогнали их там по одному и по одной семье [...].

1933 г. [...] В России много помирало с голода, так что негде было взять хлеба. Ели собак, лошадей, кошек, лягушек - одним словом, всякую тварь, а наши духоборы, которые были в ссылке в Туркестане [...], Казахстане, половина почти померли с голоду, ели разную чепуху, больше макуху, потом понос, и от поносу помирали. Стали приезжать в тыл сироты, вдовы и еле живые, одним словом, нельзя подумать об этом деле, что было. Чуткая душа не могла бы вынести того положения, на котором перетерпело человечество [...].

Документы свидетельствуют:

Из истории деревни накануне и в ходе

коллективизации 1927-1932 гг. М., 1989. С. 489, 490.

Из протокола заседания комиссии ЦК ВКП(б)

от 30 июля 1931 г.

Слушали: вопрос о дополнительных заявках на спецпереселенцев и распределении их.

Постановили: [...] Обязать ВСНХ в 3-дневный срок представить ОГПУ свои окончательные заявки на спецпереселенцев; удовлетворить заявку Востокстали на 14 тысяч кулацких семей, обязав в 2-дневный срок заключить с ОГПУ соответствующие договора; заявки Цветметзолота - на 4600 кулацких семей и Автостроя ВАТО - на 5 тысяч кулацких семей - удовлетворить; по углю удовлетворить заявки на спецпереселение: Востокугля - на 7 тысяч кулацких семей, по Кизеловскому и Челябинскому углю - на 2 тысячи кулацких семей, заявку по подмосковному углю на 4500 кулацких семей принять условно; по торфу принять условно заявку на 31 тысячу кулацких семей. [...] В соответствии с этими заявками предложить ОГПУ произвести необходимое перераспределение по районам и выселение кулаков [...].

Правда. 1989. 23 июля.

Из воспоминаний политического заключенного

П.К. Хухрикова

Однажды - было это в марте 1937 г., я тогда работал шофером, пришли два господина в форме, предъявили документы, бумагу об аресте и обыске. Я прочитал, потом, конечно, спросил: "Это какая-нибудь ошибка, не может быть". "Да, нет, - они говорят, - поехали". Меня отправили на Колыму. Миллионы людей попали в такую мясорубку совсем со стороны, ничего не ведая. Я ни в чем не признался, из-за меня никого не посадили, меня судили, дали заочно три года, и все.

В вагоне устроились так: на каждых нарах 10 человек сверху и 10 снизу. Я на вторые нары попал и лег к окну, и всю дорогу ехал, смотрел на Советский Союз из окна тюремного вагона. А ехали мы в общей сложности 46 суток.

Не доезжая [...] до Владивостока, состав сворачивает в тупик... Открываются двери, и охрана кричит: "Выходи!" И вот мы выпрыгиваем - кто выпадает, кто летит, кто как - из вагона на землю. Ходить мы разучились.

[...] Подогнали нам какой-то там катер с баржами. Баржами нас возили через залив на пароход, мы лезли по трапу, трюмы заполняли. Трюм высокий, пять-шесть рядов было сделано, соты такие, куда человек залезал и ложился.

Выгрузили нас - прииск имени Берзина [...]. Бараков на территории прииска было много. Тысяч 14 было людей на прииске.

Когда были большие морозы, каждый вечер на поверке нарядчик, пересчитав нас и сделав перекличку, зачитывал приказ Дальстроя о том, что за отказ и плохую работу, за сломанную тачку или короб или за другие какие провинности такие-то зэка - перечень фамилий - приговорены к расстрелу, расстреляны. И так каждый вечер на поверке 20-30 человек зачитывалось приговоренных к смерти.

За первую зиму погибло очень и очень много людей - от тяжелейшей работы, от недоедания, да еще мороз (мороз 40-45° С стоит от ноября и по май), и цинга способствовала. К весне бригады таяли, их соединяли несколько бригад в одну, а те, в свою очередь, тоже таяли, и к весне оставалось все меньше и меньше народу на прииске. Тех людей, с которыми я был в Бутырках, - их почти никого не осталось.

[...] Так продолжалось три года. [...] Работа, кой-какое питание, опять работа. Со временем некоторые стали приспосабливаться к лагерной жизни. Некоторые совсем перешли на сторону блатных. А другие так и продолжали работать - бьют их по голове палкой ротный, бригадир, дневальный - все кому не лень.

Побегов было очень мало, и все безрезультатные.

"Освобождали" меня ровно через три года после ареста - 3 марта 1940 г. [...] Перед этим [...] вывезли в лагерную конторку и сообщили, что, мол, будете освобождены из лагеря и перейдете на "вольный стан". Это когда человек освобождался, его из зоны выпускали за ворота, где жили вольнонаемные, договорники в основном, а также бывшие зэка, которых звали "вольняшки". Вот и меня перевели за зону и включили в бригаду забойщиков, состоявшую только из вольнонаемных. Поселился я в бригаде этой - была небольшая отдельная утепленная палатка. А жизнь отличалась от лагерной прежде всего столовой, где продавали обеды и ужины в неограниченном количестве. За работу тут уже платили. С территории поселка мы уходить могли, но только в пределах территории прииска, потому что документов, паспорта никакого не было.

Поначалу нам говорили, что скоро отправят на материк: "Вот доработаете до лета...". Потом говорить перестали. [...] Так продолжалось 12 лет. [...] Освободили меня в 1953 г.

Родина. 2000. № 7. С. 72-75.

Из письма академика И.П. Павлова в СНК СССР

21 декабря 1934 г.

Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия. Если бы нашу обывательскую действительность воспроизвести целиком, без пропусков, со всеми ежедневными подробностями, - это была бы ужасающая картина, потрясающее впечатление от которой на настоящих людей едва ли бы значительно смягчилось, если рядом с ней поставить и другую нашу картину - с чудесно как бы вновь вырастающими городами, днепростроями, гигантами-заводами и бесчисленными учеными и учебными заведениями. Когда первая картина заполняет мое внимание, я всего более вижу сходство нашей жизни с жизнью древних азиатских деспотий. А у нас это называется республикой. Пусть, может быть, это временно. Но надо помнить, что человеку, происшедшему из зверей, легко падать, но трудно подниматься. Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приводят это в исполнение, как и тем, насильственно приучаемым участвовать в этом, едва ли возможно остаться существами, чувствующими и думающими человечно. И с другой стороны. Тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного человеческого достоинства.

Своевременные мысли, или Пророки в своем Отечестве.

Л., 1989. С. 94, 95.

Из открытого письма Ф.Ф. Раскольникова И.В. Сталину

17 августа 1939 г.

Сталин, Вы объявили меня "вне закона". Этим актом Вы уравняли меня в правах - точнее в бесправии - со всеми советскими гражданами, которые под Вашим владычеством живут вне закона.

Ваш "социализм", при торжестве которого его строителям нашлось место лишь за тюремной решеткой, так же далек от истинного социализма, как произвол Вашей личной диктатуры не имеет ничего общего с диктатурой пролетариата.

Стихийный рост недовольства рабочих, крестьян, интеллигенции властно требовал крутого политического маневра, наподобие ленинского перехода к НЭПу в 1921 г. Под напором советского народа Вы "даровали" демократическую Конституцию. Она была принята всей страной с неподдельным энтузиазмом.

Испугавшись свободы выборов, как "прыжка в неизвестность", угрожавшего Вашей личной власти, Вы растоптали Конституцию, как клочок бумаги, выборы превратили в жалкий фарс голосования за одну-единственную кандидатуру, а сессии Верховного Совета наполнили овациями в честь самого себя. Вы подавляете растущее недовольство насилием и террором. Постепенно заменив диктатуру пролетариата режимом Вашей личной диктатуры, Вы открыли новый этап, который в историю нашей революции войдет под именем "эпохи террора".