Вячеслав Фомин - Варяго-Русский вопрос в историографии Страница 37

Одним из первых исторических произведений, возвеличивших германскую древность, стало произведение Франциска Иреника под названием «Germaniae exegesis», появившееся в 1518 году. В нём автор прославлял высокие моральные качества, отличающие германские народы: братскую любовь друг к другу, геройский дух – созидатель сильных держав в Европе, вечное преклонение перед мудростью и справедливостью, постижение христианского учения ранее других народов. В силу этого германцы провозглашались законными наследниками Римской империи. По замечанию шведского историка Курта Юханнессона, Иреником были сформулированы идеи, заложившие основы западноевропейского историописания, сохранившие своё влияние до наших дней[48].

Я бы несколько скорректировала эти слова и сказала, что Иреник заложил основы готицизма, которые стали становым хребтом значительной части западноевропейской историографии, пронесшим через века мысль о германских завоеваниях как причине возникновения государственности в Европе. Интересно, что Иреник обсуждал план своего труда с другими немецкими историками, и по требованию Виллибальда Пиркхеймера (1470–1530), которого Юханнессон назвал Нестором немецких гуманистов, включил готов в число германских народов, что и оформило идею тождества готского и германского, столь привычную нам, но, по всей видимости, не существовавшую в древности. Кроме того, Пиркхеймер предложил упомянуть и шведов как один из народов «на германских островах»[49], что послужило важным стимулом для складывания шведского готицизма. Таким образом, тождественность германского и шведского, сиречь скандинавского, которым с такой лёгкостью оперируют современные норманисты, является не естественным результатом исторического развития, а – рукотворным произведением учёной среды Германии XVI века.

Немецким автором, оказавшим особо большое влияние и на шведский готицизм, и на всю североевропейскую историографию, стал немецкий историк и богослов Альберт Кранц (1450–1517). Кранц был уроженцем Нижней Саксонии и в первую очередь, как отмечал исследователь его творчества В.А.Нордман, интересовался историей родного края и историей народов региона Балтийского моря. Благодаря тому, что Кранц часто получал дипломатические поручения Ганзейского союза, а также короля Дании Кристиана I, он бывал и в городах Балтии, и в Риме, и в других европейских городах[50]. Кранц оставил несколько значительных исторических трудов, среди которых наиболее известны «Саксония» («Die Saxonia»), «Вандалия» («Die Wandalia») и история скандинавских стран «Chronica regnorum aquilonarium», которая в 1545 г. была опубликована на немецком языке под названием «Датская, шведская и норвежская хроника» («Denmärckische, Swedische und Norwägische chronica…») и где значительная часть посвящена истории готов, сведения о которой были почерпнуты, в основном, из сочинений Иордана и Саксона Грамматика. В контексте настоящей главы нелишним будет отметить, что автор «Вандалии», поясняя родство названий «Вандалия»/«Wandalia» и «Венден»/«Wenden» как мест нынешнего проживания славянских народов, упоминает и о таком славянском народе как русские/russi. Ссылаясь на Плиния и Страбона, Кранц замечает, что «Roxani», «Roxi», «Roxanos» – это древние наименования русских[51]. Данное рассуждение принадлежало к общеизвестным фактам того времени, что подтверждается «Космографией» итальянского писателя, географа Энея Сильвия Пикколомини (1405–1464), с 1458 г. – папы Пия II. Автор «Космографии», также со ссылкой на Страбона, писал о «северных роксанах» (roxani), отождествляемых с «рутенами» (ruthenos)[52]. Кроме Пикколомини, о связи имени русских с роксоланами, или, иначе говоря, о русских как о народе с древними восточноевропейскими корнями, со ссылками на античную традицию, писали многие другие авторы: итальянский историк Ф.Каллимах (1437–1496), польский историк М.Меховский (1457–1523), польский историк Дециус (1521), немецкий историк И.Хонтер (1498–1549), чешский историк Ян Матиаш из Судет (ум. после 1617) и др.[53] Не меньший интерес выказывался и к историческому прошлому народов балтийского побережья. После «Вандалии» Кранца о балтийских славянах писали такие историки и писатели как И.Хонтер, С.Мюнстер (1488–1552), С.Герберштейн (1486–1566), Д.Хитрей (1513–1600), Д.Крамер (1568–1637) и др.

Эти сведения приведены для того, чтобы показать, что XVI в. был переломным периодом, когда процесс накопления исторических знаний друг о друге развивался в Европе весьма интенсивно: извлекались из библиотек забытые источники, фиксировалась устная традиция, шёл отбор материала о наиболее существенных исторических событиях европейской истории. Но параллельно нарастала и другая тенденция – тенденция мифологизирования исторического прошлого своих народов, где наиболее активно выступали представители готицизма.

Как уже было сказано выше, немецкая учёная традиция и немецкие историки-гуманисты играли ведущую роль в создании образа единого готско-германского прошлого, оказывая влияние и на страны Скандинавии. Шведские теологи и историки получали образование в немецких университетах. Так, в Ростоке учился «отец шведской истории» Эрик Олай (ум. 1486) – автор «Chronica regni Gothorum» – той работы, где с опорой на традиции испанской средневековой историографии, провозглашалось, что Швеция – это легендарный остров Скандия/Сканца, т.е. прародина готов, завоевавших Рим. В Виттенберге у Мартина Лютера учился известный реформатор шведской церкви и историк Олаф Петри (1493–1552), в работе которого «En swensk cröneka» («Шведская хроника») было высказано соображение о том, что упоминаемые в средневековых хрониках «nordmen» должны были происходить только из трёх скандинавских стран[54]. Работы Кранца по истории скандинавских стран стали образцом для таких крупных представителей шведского готицизма XVI в. как Иоанн Магнус (1488–1544) и Олаф Магнус (1490–1557)[55]. Шведский историк Нордстрём отмечал, что романтика готицизма была формой национального самоутверждения в условиях римско-католической культурной гегемонии. Римское и готическое провозглашались итальянскими гуманистами как антиподы, соотношение между которыми было равнозначно соотношению понятий «культура» и «варварство». «Потомки римлян, – писал Нордстрём, – они не забыли чужеземное владычество в Италии выходцев с Севера, поэтому “готское” стало для них ненавистным эпитетом всего, что было чуждым их латинскому классицизму. Но уже в ранний период поднимается в нас чувство патриотизма против изысканного отвращения гуманистов к готскому имени. ...И тон здесь был задан Юханнесом Магнусом»[56].

По единодушному мнению шведских историков, И.Магнус был самой крупной фигурой шведского готицизма[57]. Большую часть своей жизни И.Магнус провел за пределами Швеции, в европейских центрах гуманизма, где ревностно стремился отстаивать идею древности Швеции и её особую миссию[58]. И. Магнус с юности посвятил себя духовной карьере и в 1517 г. как полномочный шведский легат был направлен в Рим, где сразу же оказался вовлечённым в водоворот идейного противоборства, царившего в Италии[59]. В 1517 г. вышел труд польского историка М.Меховского «Трактат о двух Сарматиях», где автор, согласно с античной традицией, упоминал и готов, как народ, живший у Чёрного моря и в Малой Азии, откуда они и начали завоевания и миграции. И.Магнус сразу же отреагировал письмом протеста Меховскому, поскольку усмотрел в его работе посягание на идею происхождения готов из Швеции. Приведу несколько фрагментов из этого письма, поскольку в нём хорошо отражены как эмоциональный стимул, пробудивший готицизм вообще, так и две исходные проблемы шведского готицизма: первая – отстоять постулат о том, что Швеция – прародина готов и, следовательно, всех германских народов, второе – найти историческую связь между названием Швеции как королевства свеев и именем готов.

«Нет новости, более захватывающей и пленительной для меня, гота, или если это более отвечает Вашему пониманию, – шведа, чем та, которая знакомит с новым исследованием, затрагивающим происхождение готов, и от которого мы вправе ожидать достоверности и основательности в стремлении достичь ясности в данном вопросе. Я всегда испытывал глубокий интерес к чтению работ исторических писателей и космографов... прежде всего с особым рвением стремился я получить полное знание о том, откуда ворвались в жизнь так называемые готы – этот варварский, несущий гибель и разложение, безбожный народ.

О всеведающий господь! Мы видим, что известнейшие историки и географы античности, упоминая готов, со всей определённостью говорили, что они вышли из королевства Швеции – моей родины.

Если кто-то может опровергнуть свидетельства о том, что эти готы были шведы, то мне бы хотелось, чтобы были приведены истинные или хотя бы надуманные основания. Не раз доводилось мне вступать в дискуссии и споры с чужестранцами о том, какими качествами обладают разные народы. Но как только они узнавали, что я – готский человек, то говорили, что готов надо опасаться, что варварам следует молчать, а славянам – исчезнуть на веки вечные; с выражениями омерзения и проклятиями в адрес отродья этого безбожного народа сообщали они со всей непререкаемостью, что его потомков надо избегать, как змеиное семя. Как можно было, сколько бы это ни томило мою душу, признаться перед чужими или более того – похвалиться тем, что я был готского происхождения? Ибо никому не хотелось выдавать себя, хотя бы даже по имени, не говоря уж – в подражание – за потомков, наследников или сынов греховного племени, жестокого и опасного народа-преступника. Только слабоумный или нищий духом мог бы выказать гордость готским мужеством или вернее, тенью, оставшейся от этого мужества, потому что это превосходит всяческую способность описать или изобразить то, с какой прямо-таки звериной дикостью готы разрывали на куски одну за другой страны, империи, области и храмы, посвящённые как богам, так и героям.