Джон Норвич - История Англии и шекспировские короли Страница 37

Затем ночью 19 октября Олдкасл исчез. Как ему удалось бежать, неизвестно. Ходили слухи, будто побег устроил сам король или Бофорт, однако, судя по тому, что нам известно о Генрихе, эта версия маловероятна: он поклялся расправиться с лоллардами, Олдкасл был их вождем, и старые узы дружбы вряд ли могли помешать ему исполнить свой долг. Согласно королевскому капеллану, лорд притворился, что сдается, с него сняли кандалы, и он пустился в бега. В любом случае не обошлось без заговора, в котором участвовали тысячи его сподвижников: вскоре после исчезновения Олдкасла появились признаки грядущего восстания. Первый замысел — захватить короля в его дворце Элтем на представлении пантомимы в день Богоявления, 6 января 1414 года, — был раскрыт своевременно. Генрих сразу же выехал в Лондон и поселился в небольшом монастыре Клеркенуэлла. Сюда ему и доставили вести о том, что около 20 000 лоллардов со всех концов Англии через три дня соберутся на Фиккеттс-Филде (теперь Линкольнз-Инн-Филдз) и потом двинутся через весь Лондон на борьбу против «поповского государя».

Еще в детстве Генрих слышал истории о восстании Уота Тайлера, случившегося за шесть лет до его рождения, и не хотел, чтобы повторилось нечто подобное. Вечером 9 января он приказал закрыть все ворота Лондона, с тем чтобы отрезать мятежников города от повстанцев, идущих к столице, а сам с внушительной армией направился к Сент-Джайлз-Филдз, находившейся в миле или двух к северо-западу от места сбора лоллардов: отсюда ему не составило никакого труда отлавливать отряды бунтовщиков, разоружать и заключать под стражу. Для вынесения приговоров была создана специальная комиссия, и еще до суда на Сент-Джайлз-Филдз выросли виселицы. О действительных намерениях повстанцев никто не знал; не исключено, что их цели были сугубо мирные: добиться права свободно следовать своим верованиям, — но Генрих и не думал разбираться в их претензиях. Всем им было предъявлено одно и то же абсурдное обвинение: заговор, имеющий целью убить короля, его братьев, главных прелатов и лордов, осквернить и разрушить соборы, церкви и монастыри, присвоить их имущество, заставить монахов и монахинь заниматься мирским трудом, назначить Олдкасла регентом королевства.

Многие лолларды, наверное, еще раньше поняли, куда их заманили вожаки, и вернулись домой; другие, возможно, успели сбежать, воспользовавшись темнотой. Как бы то ни было, только на Сент-Джайлз были казнены более ста человек, прежде чем комиссия перенесла свою деятельность и на другие районы страны. Крах затеи с восстанием был настолько очевиден, что уже к концу месяца Генрих прекратил гонения, а в марте, почувствовав себя в полной безопасности, объявил всеобщую амнистию. Мятежников, находившихся в заточении, освободили, наложив на них штрафы, и они разошлись по домам. Их вождь сэр Джон Олдкасл, несмотря то что за его поимку была обещана награда в размере 1000 марок, пребывал на свободе еще почти четыре года и продолжал сеять смуту. Лишь в конце 1417 года его изловили в приграничье Уэльса и, тяжело раненного, привезли в Лондон. У него уже не было никаких шансов на прощение. 14 декабря его осудили как изменника и еретика и в тот же день «частично повешенного сожгли» на Сент-Джайлз: он пережил своего чешского друга Яна Гуса на два с половиной года и умер почти такой же смертью. Однако кровь мучеников, как мы уже не раз убеждались, живительная: на верованиях Олдкасла и Гуса, ради которых они погибли, вырос протестантизм, процветающий и поныне.

Покончив с угрозой лоллардов, Генрих теперь мог обратить свое внимание на Францию, которую и парламент, собравшийся в Лестере 30 апреля 1414 года, определил как «главного врага». Столетняя война продолжалась. Установившееся затишье поддерживалось перемириями, которые время от времени возобновлялись; последнее — на двадцать пять лет — было подписано Ричардом II в 1396 году, когда он женился на юной Изабелле Французской. Все эти перемирия создавали видимость добрососедства. Хотя армии оставались дома, побережья обеих стран подвергались эпизодическим нападениям. В семидесятых годах французские налетчики сожгли дотла Рай и Уинчелси[133], а английские пираты и через тридцать лет совершали набеги на порты и прибрежные деревни северной Бретани. Попытки французов взять Бордо в 1406 году, походы во Францию Арундела в 1411 году и Кларенса — в 1412-м, свидетельствовали лишь о том, что перемирие временное и полномасштабная война неизбежна. По крайней мере так думал Генрих: он должен завладеть тем, что принадлежит ему от рождения, — французской короной.

Как мы уже видели, аналогичные претензии выдвигал почти столетие назад его прапрадед Эдуард III — на том основании, что его мать была законной наследницей бездетного короля Карла IV[134]. Французы отвергли его поползновения, сославшись на Салический закон, признающий только наследников мужского пола. Корона таким образом перешла к двоюродному брату Карла Филиппу Валуа. После Филиппа уже три короля правили Францией. Генрих, замахнувшись на корону Франции, ставил под сомнение и легитимность последних четырех французских монархов. Однако и его заявка на трон была спорной. Если уж говорить о правах, то их теоретически было больше у графа Марча, законного наследника Ричарда II, а не у сына узурпатора. Но естественно, подобные детали мало интересовали Генриха. «Нет короля у Англии, если он и не Франции король» — это слова Шекспира, но сказаны они Генрихом[135]. Он отличался прямотой и твердостью характера, ему были чужды юридические премудрости, английский монарх-полководец видел мир по-своему и в начале лета 1414 года уже был готов начать нешуточную войну.

Время для нападения он выбрал самое благоприятное. Францию, парализованную полоумным королем, раздирала междоусобица: Карл Орлеанский и арманьяки боролись с герцогом Бургундским. Англия же по-прежнему владела двумя стратегическими плацдармами — Кале и Бордо, хотя в случае конфликта они скорее всего оказались бы бесполезными. Побуждали его к развязыванию заграничной авантюры и домашние трудности. Восстание лоллардов, пусть и безнадежное, произошло через десять месяцев после восшествия на престол и поколебало его уверенность в себе. Оказалось, что он вовсе и не столь популярен, как ему думалось. Королю надо было поднять свой авторитет и отвлечь внимание от неприятностей, так некстати омрачивших начало его правления. Генриха тревожило и то, что в стране томится без дела огромное число солдат, лишенных возможности грабить и мародерствовать: если их не занять на войне, то они примутся разбойничать по деревням.

В начале 1415 года Генрих отрядил к французскому двору дядю Томаса Бофорта во главе внушительной делегации священнослужителей и лордов, вооружив ее перечнем не менее внушительных требований в соответствии со старым, как сама дипломатия, принципом: преднамеренно выдвигать более слабой нации заведомо неисполнимые условия, а после отказа согласиться с ними объявлять ей войну. На первом месте, конечно, стояла заявка на французскую корону. Если эта просьба будет отвергнута, в чем вряд ли кто сомневался, то Франция должна была уступить Нормандию, Мен, Анжу, Турень и все территории, отошедшие к Эдуарду III по договору, подписанному в Бретиньи в 1360 году[136]. Далее дяде предстояло истребовать половину Прованса с замками Бофор и Ножан как части ланкастерского наследства Джона Гонта. Территориальные притязания составляли значительную часть французского королевства, но Генрих на этом не остановился. Он еще настаивал на немедленной оплате задолженности по выкупу Иоанна II, плененного во время битвы при Пуатье в 1356 году, а она достигала суммы в 1 600 000 золотых крон. И наконец, король просил руки дочери Карла VI Екатерины с приданым в размере 2 000 000 крон.

Франция к войне была совершенно неготова и могла бы заплатить даже очень большие деньги, чтобы ее избежать. Однако требования Генриха оказались непомерными. Французские переговорщики, которых возглавлял герцог Беррийский, предложили солидную прибавку к английскому герцогству Аквитания, а приданое Екатерины с первоначальных 600 000 крон увеличили до 800 000. Бофорт безапелляционно отверг их условия и возвратился со своей свитой в Англию на доклад к королю. Генрих был удовлетворен. Он получил то, что хотел. Дипломатия могла подарить ему новые территории и существенно обогатить, но корону могла дать только война.

Послы вернулись, и Генрих сразу же начал готовиться к походу. Перво-наперво ему надо было решить проблему транспортировки войск: он отправил своих уполномоченных во все порты от Ньюкасла до Бристоля с поручением изымать корабли определенного водоизмещения и набирать для них команды. Одновременно два рыцаря подыскивали нужных людей в Нижних странах. Менее чем через полгода у Генриха уже имелось 1500 кораблей, стоявших на якорях в гаванях южного побережья от Саутгемптона до Портсмута. Сам же король занимался формированием армии. Он нанял около 2500 тяжеловооруженных всадников — облаченных в доспехи рыцарей со своими оруженосцами и пажами — и до 8000 лучников, а также пушкарей, саперов, оружейников, конюхов, хирургов, поваров, шорников, кузнецов, капелланов, включив в свою рать даже 15 менестрелей. К армии примкнули толпы нахлебников, они тоже могли пригодиться на войне. Всем полагалось вознаграждение в соответствии с рангом и социальным положением: герцогам — 13 шиллингов 4 пенса в день, лучникам — 6 пенсов. Армия стоила дорого: Генрих задолжал огромные деньги богатым гражданам, заложив почти все, что имело хоть какую-то ценность, включая королевские регалии и драгоценности.