Уинстон Черчилль - Вторая мировая война (Том 1-2) Страница 38

Проезжая на машине через Линц, Гитлер увидел этот затор и пришел в бешенство. Легкие танки были выведены из колонны и в беспорядке вошли в Вену рано утром в воскресенье. Бронемашины и тяжелые моторизованные артиллерийские орудия были погружены на железнодорожные платформы и только благодаря этому успели к церемонии. Хорошо известны снимки, на которых показан Гитлер, едущий по улицам Вены среди ликующих или испуганных толп народа. Но этот момент мистической славы был омрачен элементом беспокойства. Фюрер был разъярен явными недостатками своей военной машины. Он обрушился на своих генералов, но и те не остались в долгу. Они напомнили ему о его нежелании прислушаться к Фричу и принять к сведению его предупреждение о том, что Германия не в состоянии пойти на риск большого конфликта. Но видимость была соблюдена. Состоялись официальные торжества и парады. В воскресенье, после того как германские войска и австрийские нацисты вступили во владение Веной, Гитлер провозгласил ликвидацию Австрийской Республики и присоединение ее территории к германскому рейху.

В тот момент Риббентроп собирался покинуть Лондон и занять пост министра иностранных дел Германии. Чемберлен дал в его честь прощальный завтрак на Даунинг-стрит, 10. Мы с женой приняли приглашение премьер-министра и поехали на завтрак. За столом было человек шестнадцать. Моя жена сидела возле сэра Александра Кадогана, на одном из концов стола. Примерно в середине завтрака курьер из министерства иностранных дел вручил ему пакет. Он вскрыл его и погрузился в чтение. Затем он встал, обошел вокруг стола, подошел к премьер-министру и передал ему полученную записку, и хотя, судя по поведению Кадогана, ничего особенного не произошло, я невольно обратил внимание на то, что премьер-министр глубоко задумался. Кадоган вернулся с бумагой к своему месту. Позднее мне сообщили содержание этой записки. В ней говорилось, что Гитлер вторгся в Австрию и что германские механизированные части быстро продвигаются к Вене. Завтрак продолжался своим чередом, однако вскоре госпожа Чемберлен, получив какой-то сигнал от своего супруга, поднялась и пригласила: "Пойдемте все в гостиную пить кофе". Мы направились туда, но мне и, быть может, кое-кому из других гостей было ясно, что супруги Чемберлен стремились поскорее закончить прием. Какое-то беспокойство охватило присутствовавших. Все стояли, готовясь проститься с почетными гостями.

Но Риббентроп и его жена, казалось, ничего не заметили. Напротив, они задержались почти на полчаса, занимая хозяина и хозяйку оживленной беседой. В один из этих моментов я подошел к госпоже Риббентроп и, прощаясь с ней, сказал: "Надеюсь, что Англия и Германия сохранят свои дружественные отношения". "Смотрите только не нарушайте их сами", -- кокетливо ответила она. Я уверен, что оба они отлично понимали, что именно произошло, но считали ловким ходом подольше удерживать премьер-министра от его деловых обязанностей и телефона. Наконец Чемберлен обратился к послу: "Я должен извиниться, но я обязан заняться сейчас срочными делами", -- и без дальнейших церемоний он вышел из гостиной. Риббентропы все еще задерживались, но большинство из нас под разными предлогами отправились по домам. Надо полагать, и они наконец откланялись. Это был последний раз, когда я видел Риббентропа -- вплоть до того момента, когда его повесили.

Надругательство над Австрией и покорение прекрасной Вены со всей ее славой, культурой и ее вкладом в историю Европы явились для меня большим ударом. На другой день после этих событий, 14 марта, я сказал в палате общин:

"Трудно преувеличить серьезность событий, произошедших 12 марта. Европа столкнулась с программой агрессии, хорошо спланированной и рассчитанной. Эта программа осуществляется этап за этапом, и не только для нас, но и для других стран выбор один -- либо подчиниться, подобно Австрии, либо принять действенные меры пока еще есть время отвратить опасность, а если отвратить ее нельзя, то справиться с ней. Сколько имеющихся сейчас ресурсов придется нам израсходовать для обеспечения нашей безопасности и для под-Держания мира, если мы пассивно будем ожидать развития событий?

Сколько друзей отвернется от нас, сколько потенциальных союзников один за другим окажутся втянутыми в этот ужасный водоворот? Сколько раз будет удаваться блеф, пока наконец непрерывно собираемые под прикрытием этого блефа силы действительно будут накоплены?.. В каком положении мы окажемся, например, через два года, когда германская армия будет, конечно, значительно больше французской и когда все малые страны сбегут из Женевы, чтобы выразить свое уважение все растущей мощи нацистской системы и договориться с нацистами на лучших для них условиях?"

И далее:

"Вена -- центр коммуникаций всех стран, входивших в состав старой Австро-Венгерской империи, и стран, расположенных на юго-востоке Европы. Дунай на большом протяжении теперь в руках немцев. Овладев Веной, нацистская Германия получила возможность установить военный и экономический контроль над всеми коммуникациями Юго-Восточной Европы -- шоссейными, речными и железнодорожными.

В настоящий момент Чехословакия изолирована как в экономическом, так и в военном отношении. Выход для ее торговли через Гамбург, предусмотренный мирным договором, конечно, может быть в любой момент закрыт. Ее железнодорожные и речные пути, идущие на юг и дальше на юго-восток, могут быть отрезаны в любой момент. Ее торговля может быть обложена непосильными для нее сборами. Это страна, которая некогда была крупнейшим промышленным районом старой Австро-Венгерской империи. Теперь она отрезана или может быть отрезана немедленно, если в результате происходящего сейчас обсуждения не будут приняты меры к охране коммуникаций Чехословакии. Она в мгновение ока может быть отрезана от своих источников сырья в Югославии и от естественных рынков, созданных ею там. Экономическая жизнь этого небольшого государства может очень сильно пострадать в результате такого акта насилия, который был осуществлен прошлую пятницу ночью".

На этот раз сигнал тревоги исходил от русских, которые 18 марта предложили созвать конференцию для обсуждения создавшегося положения. Они хотели обсудить, хотя бы в общих чертах, пути и способы претворения в жизнь франко-советского пакта в рамках действий Лиги Наций в случае серьезной угрозы миру со стороны Германии. Это предложение встретило прохладный прием в Париже и Лондоне. У французского правительства были другие заботы. На авиационных заводах происходили крупные забастовки, армии Франко глубоко вклинивались в территорию коммунистической Испании. Чемберлен был мрачен и полон скептицизма. Его оценка будущих опасностей и способов борьбы с ними коренным образом отличалась от моей. Я в то время настаивал на том, что только заключение франко-англо-русского союза даст надежду сдержать натиск нацистов.

Фейлинг рассказывает, что настроения премьер-министра нашли свое отражение в его письме сестре от 20 марта:

"План "Великого союза", как называет его Уинстон, приходил мне в голову задолго до того, как Уинстон упомянул о нем. Я беседовал по этому вопросу с Галифаксом, и мы передали этот план на рассмотрение начальников штабов и экспертов министерства иностранных дел. Это очень привлекательная идея. Действительно, многое можно сказать в ее защиту, пока не подойдешь к ней с точки зрения практической ее осуществимости. После этого ее привлекательность исчезает. Достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть, что Франция и мы ничего не можем сделать для спасения Чехословакии от вторжения немцев, если бы последние решились на такой шаг... Поэтому я отказался от всякой мысли о предоставлении гарантий Чехословакии или Франции в связи с ее обязательствами перед этой страной" 1.

1 Felling. Op. cit. P. 347--348.

Во всяком случае, это было какое-то определенное решение. Но оно было принято на основе неправильных предпосылок. В современных войнах между великими державами или союзами оборона тех или иных районов не может быть обеспечена только местными усилиями. Нужно принимать в расчет огромный баланс всего фронта военных действий. В еще большей мере это относится к политике в период, предшествующий войне, когда войну еще можно предотвратить. Начальникам штабов и экспертам министерства иностранных дел, конечно, не пришлось сильно напрягать свои умственные способности для того, чтобы иметь возможность сказать премьер-министру, что английский флот и французскую армию нельзя развернуть в горах Богемии как барьер между Чехословацкой Республикой и гитлеровской армией вторжения. Это было ясно при одном взгляде на карту. Однако даже в тот момент уверенность в том, что переход линии богемской границы повлечет за собой всеобщую войну в Европе, могла бы предотвратить или задержать следующий акт агрессии со стороны Гитлера. Как глубоко ошибался Чемберлен в своих личных выводах, видно, если учесть ту гарантию, которую он дал Польше через год после того, как стратегическая ценность Чехословакии была уничтожена, а мощь и престиж Гитлера возросли чуть ли не вдвое!