Александр Носович - История упадка. Почему у Прибалтики не получилось Страница 38

Национальная интеллигенция — явление распространенное далеко не повсеместно: в американском или российском обществе её нишу занимают леволиберальные космополиты, для которых даже гражданский национализм (не говоря уже об этническом) — смертный грех, недопустимый «в приличном обществе». Однако для Восточной Европы наличие национально озабоченных гуманитариев как влиятельной социальной группы — одна из ключевых характеристик этого социокультурного региона.

«Саюдис» и Народные фронты Латвии и Эстонии, сыгравшие важнейшую роль в движении прибалтийских республик к независимости, составили преимущественно деятели науки, культуры и искусства.

Предводитель «Саюдиса» и фактически основатель постсоветской Литвы, ставший её первым лидером, — профессор музыковедения Вильнюсской консерватории Витаутас Ландсбергис. Перестройка и запущенный ею системный кризис советского строя раскрыли такие дарования этого человека, о которых сам профессор Ландсбергис и люди, знавшие его как музыковеда, едва ли догадывались. Ландсбергис проявил себя как идеальный тип кризисного лидера, наиболее комфортно чувствующего себя в атмосфере всеобщей паники, истерики, неопределенности, разрушении традиционного уклада и ломки всего старого. Сочетая незаурядные ораторские дарования с внезапно открывшимися организаторскими способностями, профессор музыковедения в рекордно короткие сроки превратил «Саюдис» в мощную боевую организацию, пользующуюся при этом массовой поддержкой населения. Вброшенные Ландсбергисом в народ тезисы о «советской оккупации», «сталинском геноциде против литовского народа» и «возвращении в Европу» после обретения независимости стали идеологическими основами новой Литвы.

Помимо профессора Ландсбергиса, роль которого в литовском сепаратистском движении всё же представляется уникальной, важную роль в деятельности «Саюдиса» играли поэты Юстинас Марцинкявичюс и Сигитас Гяда, актер Регимантас Адамайтис, писатель Витаутас Петкявичюс, архитектор Альгирдас Каушпедас и многие другие. Все они в своей агитации перед населением обращались к образам утерянной государственности: Великого княжества Литовского, Речи Посполитой, довоенной Литовской республики. Говорили о возрождении нации, хутора и костела — о возвращении к истокам, взывали к памяти великих предков — литовских князей, сделали сакральным местом башню Гедиминаса, возродили к жизни желто-зелено-красный флаг и Витис — литовский герб. Одним словом, вели себя так, как положено гуманитариям с историческим или филологическим образованием. Характерно также, что очень многие из этих людей были выходцами из Каунаса — заповедника литовского национализма (подробнее см. главу VII).

Аналогично в Эстонии очень многие активисты Народного фронта были выходцами из Тарту (даже более конкретно — из Тартуского университета). Профессора Тартуского университета Рэм Блюм, Виктор Пальм и особенно Марью Лауристин, наряду с Эдгаром Сависааром (тоже, кстати, выпускником Тартуского университета), составили кадровый костяк Народного фронта Эстонии.

У латвийского Народного фронта такого территориального базирования не было, но список его ведущих деятелей столь же красноречив: искусствовед Сандра Калниете, журналист Дайнис Иванс, консультант Союза писателей по литературной критике Янис Шкапарс — именно такие люди запустили «поющую революцию» и «Атмоду», пробуждение латышского национального сознания.

Важно отметить, что, в отличие от изначально радикального «Саюдиса», Народные фронты Латвии и Эстонии были относительно умеренны в национальных вопросах: среди их активистов были левые и были русские, а национальное самосознание латышей и эстонцев не строилось на основании оккупационной доктрины и ненависти к русскоязычному населению. Поэтому после провозглашения независимости большинство из этих людей сошли с политической сцены — мейнстримом общественной жизни стали радикальный национализм и ксенофобия, и для душевно чувствительных гуманитариев такой итог их прекраснодушных начинаний оказался личной трагедией.

Конечно, не для всех: Витаутас Ландсбергис или Сандра Калниете в новой социально-психологической атмосфере чувствовали себя как рыба в воде. Зато Эдгар Сависаар в итоге стал главным критиком и альтернативой тому пути, по которому пошла постсоветская Эстония, а Витаутас Петкявичюс подытожил постсоветское развитие Литвы в книге «Корабль дураков» — беспощадной сатире на политическую жизнь новой страны. Но большинство лидеров движений за национальное возрождение просто ушли из публичной жизни: Дайнис Иванс предпочел политике разведение пчел на хуторе под Ригой, а Сигидас Гяда стал запойным алкоголиком и допился до того, что зарезал родную дочь ножом и умер в тюрьме.

Национал-романтизм прибалтийских гуманитариев сыграл важную роль в возникновении националистических сепаратистских движений, но в условиях новых Литвы, Латвии и Эстонии оказался невостребованным. Новая политическая ситуация привела к формированию классической национальной интеллигенции, оправдывающей господство радикального национализма, ксенофобии и паранойи в своих обществах великой целью сохранения Нации.

Типичные представители национальной интеллигенции — латышские театральные режиссеры Алвис Херманис и Виестур Кайришс. Последний, например, заявлял: «Я не смотрел ни одну игру рижского „Динамо“ и стараюсь не посещать ни одно так называемое российское культурное мероприятие — к сожалению, не могу не видеть в этом попыток „мягкой оккупации“. Не могу даже пойти на „Балтийскую жемчужину“, совсем не говоря уже о „Новой волне“. Когда Кобзону запретили въезжать в Латвию, это решение мне показалось абсурдным, так как, по-моему, надо было бы запретить всю „Новую волну“».

А Алвис Херманис, помимо прочего, прославился обращением к «латышским тетушкам», которых он сравнил с проститутками за то, что предают свою чистую кровь и голосуют за «потомка оккупантов» Нила Ушакова только потому, что он ввел бесплатный проезд в рижском транспорте. У Литвы и Эстонии, соответственно, тоже есть подобные «герои». Такие люди на официальном уровне сейчас признаются «совестью нации» — моральными камертонами, высшими нравственными авторитетами, властителями дум. Это в чем-то даже закономерно: в каком состоянии находятся сами нации (вымирание, обнищание, эмиграция), в таком состоянии у них и «совесть».

Глава V

Пятая колонна: национальные меньшинства как прибалтийские мальчики для битья

Мы не хотим, чтобы вы знали наш язык, мы хотим, чтобы вы знали своё место.

После выхода из состава СССР Литва, Латвия и Эстония взяли курс на строительство национальных государств. Свои страны они понимают как государства литовцев, латышей и эстонцев, и результатом такого подхода является практика дискриминации национальных меньшинств. По отношению к русским (а в Литве ещё и к местным полякам) в Прибалтике проводится политика принудительной ассимиляции, вынуждающая их забыть свою культуру, язык и историю и стать частью господствующего этноса. Языки нацменьшинств лишены какого-либо официального статуса, последовательно проводится курс на ликвидацию русских школ. Государства Прибалтики создают национальным меньшинствам барьеры в профессиональной деятельности, в экономической и политической жизни, используя для этого репрессивную языковую политику и беспрецедентное в современном мире лишение значительной части населения гражданства. Фундаментом постсоветских Литвы, Латвии и Эстонии является этнический национализм, представителей нетитульных наций там воспринимают как «нелояльное население», и борьба с национальными меньшинствами как с «пятой колонной» от выборов к выборам служит для местных националистических политиков средством сохранения себя у власти.

1. Этническая демократия: политическая наука о режимах постсоветской Прибалтики

При всех попытках представить страны Балтии мононациональными государствами, как это делают их правители, именно этническая неоднородность населения определяет их общественно-политический строй.

Латвия и Эстония являются классическими двухобщинными государствами. В Эстонии, согласно последней переписи 2011 года, на 69 % эстонцев приходится 30 % русскоязычного населения. В момент провозглашения независимости соотношение было следующим: 62 % эстонцев на 37 % русскоязычных. В Латвии в период Народного фронта и «Атмоды» (1989 г.) соотношение титульной нации к нетитульным было почти пятьдесят на пятьдесят: 52 % латышей против 47 % русскоязычных жителей (русские, украинцы, белорусы, поляки и прочие, объединенные русским языком общения). Сейчас в Латвии 62 % латышей (правда, если вычесть латгальцев, которым официальная Рига категорически отказывает в самостоятельном статусе, считая «такими же латышами, как и остальные», то латышей в Латвии окажется куда меньше) против 37 % русскоязычных (это официальная статистика: по другим, неофициальным данным, доля русскоязычных в латвийском обществе составляет 42–43 %). Более однородной в этническом отношении является Литва: в момент выхода из состава СССР 79,5 % населения республики были литовцами, сейчас — 84 %. Однако считать Литву мононациональным государством не позволяют 6,5 % польского населения, компактно проживающего на юге страны, включая столичный Вильнюс.