Леонид Левитин - Узбекистан на историческом повороте Страница 38

Думаю, что по этому поводу читателю было бы небезынтересным познакомиться с наблюдениями Петера Шолл-Латура, изложенными в его путевых заметках, написанных в 1996 г. Шолл-Латур не ученый-исследователь. Он телевизионный журналист, обучавшийся в университетах Майнца, Парижа и Бейрута, свободно владеющий арабским языком, хорошо понимающий и любящий Восток. Шолл-Латур автор ряда публицистических книг, имевших большой успех у читателей. Среди них путевые заметки "Поле битвы будущего (Между Кавказом и Памиром)". Центральная глава книги посвящена Узбекистану. Итак, почитаем.

"Март 1995 г. Ташкент... Нетронутым и неизмененным остался монументальный памятник жертвам землетрясения 1966 года. Тогда был разрушен старый город. Там, достаточно изолированно от русских иммигрантов, жили узбеки, сохранившие традиционный стиль жизни. Именно узбеки и стали жертвами природной катастрофы.

Одноэтажные дома из дерева и глины, которые были обителью многих поколений, их сады и внутренние дворики, защищенные от назойливых посторонних взглядов, были разрушены страшными ударами подземной стихии. Тысячи людей оказались погребенными под развалинами своих домов. Только немногие улочки и переулки старого города избежали разрушения.

Москва постаралась извлечь из этой коллективной беды идеологические выгоды. Преодолеть упорную изоляцию узбекских кварталов, в которых сохранялись вековые народные обычаи и традиции. Многодетные узбекские семьи должны были менять свои удобные для них отчие дома на маленькие квартиры в многоквартирных домах, наспех построенных из бетонных плит. Тогда официально заявлялось, что такое переселение будет способствовать процессу целенаправленного устранения различий между узбеками и русскими, их слиянию в единую историческую общность - советский народ, формированию новой личности - советского человека. Власть сделала очередную попытку вытравить из узбеков их тюрко-исламскую сущность.

Получилось же совершенно иное. В новых, необычных условиях произошло столкновение между азиатским, исламским и славянским, коммунистическим образом жизни, возникли острые конфликты между узбеками и русскими. Европейцы, которые переехали после землетрясения на постоянное жительство в Ташкент, главным образом в качестве строителей, принадлежали к далеко не лучшим слоям общества. Среди них было много пьяниц, тунеядцев, криминальных элементов. К неприязни узбеков присоединилось еще и презрение. Между тем при царском режиме было совсем другое. В то время в глушь Центральной Азии из Москвы и Петербурга переселялись представители национальной элиты: либеральные дворяне, строптивые интеллектуалы, фанатично преданные науке ученые. Они приносили с собой высокие, достойные восприятия образцы русской и мировой культуры.

Мой первый визит в Ташкент состоялся в 1958 г. Тогда число русских в Ташкенте явно превышало число узбеков. И в 1980 г. европейцы преобладали на центральных улицах Ташкента. Это настойчиво напоминало мне ситуацию в городе Алжире во времена французской колонизации" (Peter Scholl-Latour. Das Schlachtfeld der Zukunft (Zwischen Kaukasus und Pamir). - Berlin: Siedler Verlag. 1996. S. 65-66).

Вот такие наблюдения, проливающие, как мне кажется, дополнительный свет на апрельские события 1969 г. в Ташкенте. Москва из случившегося выводов не сделала. Между тем это были лишь первые ласточки, предвестники Алма-Аты, Сумгаита, Баку, Ферганы, Оша, Узгена, кровавых этнических погромов и межэтнической резни, подавленных военной силой.

По роду свой профессиональной деятельности я имел счастливую возможность многие годы общаться и поддерживать добрые отношения с профессором Ленинградского университета Анатолием Собчаком, скоропостижно скончавшимся в конце февраля 2000 г.

В 1989 г. он был избран народным депутатом СССР. Человек большого кругозора и прекрасный оратор, Собчак очень скоро стал весьма популярным политическим деятелем, заметной фигурой на Съезде народных депутатов. Ему было поручено возглавить комиссию по расследованию событий, происшедших в апреле 1989 г. в Тбилиси, когда десантники саперными лопатками избивали мирных демонстрантов, а затем применили против них ядовитый газ. Собчак получил возможность вызывать к себе тогдашнего члена Политбюро бывшего шефа КГБ Чебрикова, других высших партийных и государственных руководителей и функционеров, знакомиться с закрытой информацией.

Он рассказывал мне: "Вы не можете себе представить, насколько бездарно и вместе с тем самоуверенно проводилась в стране национальная политика. В Политбюро считали, что если танки и десантники достаточно быстро поставили на колени Будапешт и Прагу, если Варшаву приструнили угрозой военного вторжения, то протесты национальных элит и молодежи в национальных советских республиках пресечь самым решительным образом не составит большого труда. И это при наличии заслуживающих полного доверия сигналов о грядущих межнациональных конфликтах и потрясениях, которые могут привести к громадным человеческим жертвам!"

Теперь о так называемом хлопковом деле. О нем в разное время было написано большое количество публицистических и аналитических статей, освещено оно и в работах серьезных западных научных исследователей самого разного профиля, от криминологов до политологов (см., напр.: Critchlow James. Corruption, Nationalisim and the Native Elites in Soviet Central Asia in: JoCSt.

Vol. 4.1988, 2. Р. 142-161).

Я старался добросовестно проштудировать главное из опубликованного об этом действительно весьма примечательном событии периода завершения советской истории Узбекистана. Оно предшествовало кончине Рашидова, а возможно, и вызвало ее.

Очень коротко напомню суть дела. Согласно нереалистическим плановым заданиям, Узбекистан должен был ежегодно производить 6 млн. тонн хлопка-сырца. Широкое распространение получили подкуп и очковтирательство на всех уровнях партийного и государственного аппаратов. По самым сдержанным оценкам, за период с 1978-го до 1983 г. из средств, выделенных государством на закупку хлопка-сырца, было похищено не менее 1 млрд. рублей.

Официально хлопковое дело началось в 1983 г., когда Москва направила в Бухару следственную комиссию во главе с Т.Гдляном для проведения глубоких проверок сигналов о коррупции в высшем эшелоне областной власти. Вскоре сферой деятельности этой следственной комиссии стал весь Узбекистан. Было привлечено к уголовной ответственности и арестовано большое число партийных, государственных и хозяйственных руководителей. Из 13 первых секретарей обкомов партии 10 были смещены с должностей, причем 5 из них арестованы, а 1 расстрелян. Была заменена четвертая часть членов ЦК компартии Узбекистана.

Антикоррупционная кампания приобрела отчетливо выраженную этническую, антиузбекскую направленность. По инициативе одного из самых влиятельных тогдашних руководителей ЦК КПСС Лигачева в партийном и государственном аппарате Узбекистана производилась ротация кадров. На некоторые руководящие должности взамен узбеков были выдвинуты русские. Это должно было способствовать восстановлению полного контроля со стороны Москвы, значительно ослабленного, как считали на Старой площади, при Рашидове, усилению влияния Москвы на ход дел в республике. При этом Москва стремилась восстановить народ против своего национального руководства.

В средствах массовой информации непрерывно тиражировались различные примеры личного обогащения руководящих работников, систематического получения ими дефицитных товаров, недоступных простому народу, создания возможностей для престижного обучения и престижной работы их детей, уклонения сыновей ответственных функционеров от военной службы и т.д.

Вначале казалось, что московская стратегия развивается успешно: московскую комиссию буквально затопил поток анонимных писем. Однако уже через короткое время стало ясно, что эта кампания не достигла и не может достигнуть своей цели, что не удастся противопоставить узбеков их руководству, что, более того, они симпатизируют ему.

Объяснить это можно следующими причинами. Во-первых, узбеки воспринимали себя во всех этих ситуациях скорее не как жертв коррупции, а как в той или иной мере пользователей ее благами. Именно благодаря коррупции, считало большинство из них, Узбекистан мог получить от беспощадно эксплуатирующей его Москвы часть причитающегося ему. Узбеки воспринимали теневую экономику в качестве разумной альтернативы плановому хозяйству, из-за несовершенства которого они не могли приобрести в государственной торговле необходимые им товары. Только теневая экономика, считало большинство узбеков, может в известной мере решить проблему дефицита.

Во-вторых, антикоррупционная кампания была привнесена в Узбекистан извне, чуждой им по культуре и по образу жизни властью, стремящейся контролировать все и воздействовать на все сферы их жизни. Они готовы были пренебречь социальным и экономическим равенством, поскольку понимали, что только сильная местная элита может противостоять этой чуждой им власти.