Леонид Кукушкин - История православия Страница 38

Очень интересны мысли Иустина о свободе воли человека: он утверждает, что мировая история наряду с действием Провидения, благодати Божьей, определяется свободным волеизъявлением людей. Отдельные события, в которых может участвовать свободная воля человека, не предопределены Богом с необходимостью, а за свободные поступки человек либо награждается Богом, либо Им наказуется. Свобода может привести к гибели, а может – к спасению, к вечным мукам или к вечному блаженству. Далее идут рассуждения о возможности телесного воскресения, как о реальном воссоединении элементов тела, распавшихся в результате смерти. Не Бог виновник смерти, но и человек не бессмертен, поскольку он – не Бог; человек «способен и к тому, и к другому». Человек как личность не дан при рождении, он лишь задан, и эта идея Иустина находится в русле ортодоксальной христианской антропологии. Сказанным можно заключить разговор о св. Иустине Философе, перейдя к крупнейшему представителю ранних апологетов св. Иринею Лионскому.

Ириней родился в Малой Азии около 130 г., так что застал еще в тех краях мужа апостольского св. Поликарпа Смирнского, ученика апостола и евангелиста Иоанна Богослова, и учился у Поликарпа и у пресвитеров, также сподобившихся слушать любимого ученика Иисуса. Ириней получил широкое образование, он хорошо знал греческую философию и поэзию. В житии св. Иринея рассказано, как еще совсем молодым человеком он был послан св. Поликарпом в помощь св. Фотину, епископу христианской общины галльского города Лиона. Вскоре Ириней был избран пресвитером этой общины и отправлен с посланием в Рим. Составители послания высоко оценили достоинства молодого пресвитера: «Мы его очень уважаем, – писали они, – как ревнителя завета Христова». Во время пребывания Иринея в Риме мученически погиб епископ Фотин, и сразу после возвращения Ириней становится епископом Лиона. В те годы ереси лжеименного гнозиса и монтанизма широко распространились среди христиан, и Ириней вел с ними трудную, но успешную борьбу, проповедническую и литературную. Живший в IV в. выдающийся историк св. Григорий Турский так охарактеризовал св. Иринея: «Первый епископ лионский Фотин пострадал во имя Христово. А блаженнейший Ириней, преемник сего мученика, посланный блаженным Поликарпом в этот город, отличался удивительными добродетелями; своей проповедью он вернул в лоно Церкви почти всех христиан города».

Кроме дел епископских и активной литературной деятельности, где Ириней выступал одновременно как ересеолог, апологет и первый самостоятельный и глубокий богослов послеапостольского времени, он участвовал в разрешении общецерковных проблем. Так, в 190 г. разгорелся ожесточенный спор о времени празднования Пасхи: восточные Церкви продолжали отмечать ее одновременно с иудеями, а западные, по примеру Рима, – в первое воскресенье за восточной. Спор обсуждался на синоде, и уже в то время чуть не привел к разделению Церквей. Схизмы тогда удалось избежать трудами, главным образом, Иринея: он убедил папу Виктора I не разжигать открытую вражду из-за этого расхождения, поскольку единство Церкви несравненно важнее.

У Евсевия приведено письмо св. Иринея к пресвитеру Флорину, впавшему в гностицизм, выдержку из которого здесь уместно привести: «Я был отроком, когда видел тебя в Малой Азии у Поликарпа. Я сохранил самые живые воспоминания о тех днях, ведь то, что узнаешь в детстве, развивается вместе с формированием души, укореняясь в ней. Поликарп говорил о своих отношениях с Иоанном и с другими, кто видел нашего Господа, я помню, как он пересказывал их слова и то, что он узнавал от них о Боге, о Его чудесах, о Его учении, – одним словом все, что он говорил, полностью соответствовало Писанию, ведь Поликарп воспринял предания тех, кто своими глазами видел Слово жизни.

Я внимал всему этому по милости, оказанной мне Богом, и я записал это не на бумаге, а в своем сердце, и по милости Божьей я не перестаю размышлять об этом. Я могу свидетельствовать перед Богом, что если бы сей блаженный старец и апостольский муж услышал нечто подобное гностическим доктринам, он бы заткнул себе уши, он сказал бы по своему обыкновению: «О, Боже милостивый, до чего ты сподобил меня дожить, неужели я должен терпеть все это», – и он бежал бы от того места, где услышал подобные речи». Григорий Турский так описал мученическую кончину св. Иринея: «Когда начались гонения на христиан, диавол подстрекнул некоего тирана начать жестокую войну, и так много было убито христиан за исповедание имени Господня, что по улицам текли реки христианской крови, число и имена их мы не смогли установить, но Господь вписал их в книгу жизни. Блаженного Иринея мучитель приказал в своем присутствии подвергнуть различным пыткам и предал его мученической смерти ради Господа нашего Христа». Было это в 202 г., во время правления императора Септимия Севера.

Наиболее известное из дошедших до нашего времени сочинений св. Иринея – «Обличение и опровержение лжеименного гнозиса» – состоит из пяти книг и написано на греческом языке. По словам самого Иринея, этот труд он предпринял по просьбе некоего друга, желавшего понять сущность гностического учения и причины его ложности. В первой книге Ириней излагает происхождение и основные положения гностицизма. Надо подчеркнуть, что материалы «гностической библиотеки», найденной в 1945 г. в Наг-Хаммади, подтверждают, как сейчас говорят, научную добросовестность Иринея – он нигде тенденциозно, в угоду своим взглядам, не искажает содержание гностических текстов и смысл учения гностиков. Во второй книге содержится диалектико-философский анализ гностицизма и раскрывается его внутренняя противоречивость. Здесь критикуется учение гностиков об истинном Боге и о созданном им демиурге, творце злого мира из злой материи, учение о многочисленных эонах. Ириней также решительно отвергает идею некоторых гностиков о переселении душ. В третьей книге опровергается еретическое утверждение о происхождении Ветхого Завета, якобы данного людям злым демиургом, а не благим Богом, Которому принадлежит лишь Новый Завет. В четвертой книге дается христология по Иринею и связанная с ней антропология. Это уже богословие в буквальном смысле, поскольку речь здесь преимущественно идет о Боге-Слове. И наконец, пятая книга рассматривает вопросы эсхатологического характера – в ней подробно рассмотрено тысячелетнее царствование антихриста, представление о Страшном Суде и о реальном воскресении плоти. Богословие Иринея отличается удивительной чистотой; читателя не оставляет впечатление, что ему в полной мере присуще некое «шестое чувство», не позволяющее уклоняться от истинного христианства при решении сложнейших проблем. Это чувство присуще Иринею даже в большей мере, чем таким гениальным творцам богословских систем, как Ориген или Августин. Он писал: «Всегда присущи Богу Слово и Мудрость, Сын и Дух, через Которых и в Которых Он все свободно и вольно творит». И далее: «Сын – мера Отца, ибо Его восприемлет, поэтому безмерный Бог измерен в Сыне». «Отец – невидимое Сына, Сын – видимое Отца».

Правда, понимание Троицы как «неслиянного и нераздельного» триединства у Иринея не могло быть полным – это понимание стало делом великих Отцов Церкви IV в. и Вселенских Соборов, которые сформулировали и утвердили эти прозрения. Как говорит сам Ириней: «Если кто-нибудь спросит нас, каким образом ниспослан Сын Отцом, мы скажем ему, что никто не знает об этой эманации, или о рождении, или об откровении, или – как бы там ни называли неизреченное Его рождение». В рассуждениях Иринея о спасении есть замечательное по своей глубине и краткости утверждение, своего рода афоризм: «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать богом», т. е. по позднейшей православной терминологии обожиться. Через полтора столетия эти слова повторил Афанасий Великий. Афористичность стиля произведений Иринея позволяет увидеть в нем поэта. Важнейшая заслуга Иринея перед христианским богословием заключается также в том, что он сумел впервые затронуть многие важнейшие проблемы, для решения которых тогда еще не пришло время. Можно отметить в заключение, что апологет Ириней отрицательно относился к богословским построениям некоторых из апологетов, которые, используя античную философию в качестве языка своих апологий христианства, вплотную подходили к гностицизму, а иногда сами впадали в ересь. Против такой эллинизации христианства св. Ириней активно боролся.

Конец II и первая половина III вв. ознаменовались небывалым для послеапостольского времени подъемом в области христианского богословия и апологетики. В этот период одним из наиболее активных районов распространения христианства стала Северная Африка, Магриб, как ее называли несколько веков спустя арабы, принесшие туда ислам. Александрия и Карфаген наряду с Римом являлись тогда крупнейшими митрополиями – на синоды из этих мест собиралось более сотни епископов.