Лев Прозоров - Богатырская Русь. Языческие титаны и полубоги Страница 38

Второй слой – названия библейского происхождения: земля Задонская (Сидонская), горы Араратские или даже Аравийские, Фавор-гора, земля Ханаанская, Офрак или Сафат (Ефрат) река, гости вавилоняне и так далее. Происхождение этих топонимов также объясняется довольно легко. Не следует забывать, что былины считались божьим даром, что их, в отличие от обычных песен, не грешно было петь и в Великий пост, а кое-где их и вовсе исполняли исключительно по «святым дням», когда они должны были восприниматься в одном ряду со словами церковных служб. Суровое установление А.М. Крюковой – «проклят будет тот, кто позволит себе прибавить или убавить что-нибудь в содержании старин» – поразительно напоминает библейские заповеди «не прибавляйте к тому, что я говорю вам, и не убавляйте от того» (Втор. 4, 2), «все, что я заповедаю вам, старайтесь исполнять; не прибавляйте к тому и не убавляйте от того» (Втор. 12, 32), и, наконец, «и я также свидетельствую всякому, слышащему слова книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит бог язвы, о которых написано в книге сей; и если кто отнимает что от слов книги пророчества сего, у того отнимет бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, о чем написано в книге сей» (Откр. 22, 18–19). Слова Откровения наверняка были известны в среде старообрядцев Русского Севера с их предельно обостренным вниманием к апокалиптической тематике. С другой стороны, чуть ли не дословно подобные императивы об отношении сказителя к эпическому тексту отразились в преданиях бурят, где трудно предположить библейское влияние. Однако вне зависимости от происхождения слов А.М. Крюковой, очевидно, что к текстам былин относились на Севере, как к священным; в то же время по крайней мере последние несколько столетий «священное» для русских крестьян, особенно на Севере, среди старообрядцев, обозначало «библейское». В таком контексте библейские легенды – непосредственно, или, скорее, через посредство духовного стиха – и русские былины воспринимались как нечто равноценное, по божественному происхождению и по сакральному значению. И те же старообрядческие сказители, вопреки ими же провозглашенному суровому запрету, нечувствительно «прибавили» к эпосу названия рек, гор, стран и городов из «Святого Писания» и христианских легенд. Необходимо помнить, что для них это было абсолютно естественно. Тексты былин и духовных стихов на библейские темы были в их глазах однородны, отражали однопорядковые события, происходившие в едином сакрально-эпическом пространстве-времени. Библейские названия в былинах подобны православным крестам, которые высекали на издревле чтимых валунах продолжавшие это почитание крещеные потомки язычников. Этот пласт былинной топонимики можно назвать сакральным или библейским .

Однако кроме этих двух слоев топонимов существует третий, не столь очевидный и укладывающийся в стройную, непротиворечивую систему. Прежде всего это относится к иным землям – в том случае, если их имена не заслонило еще позднейшее «Орда», «Литва», «Царство Задонское» или «Земля Ханаанская». Но вырисовывающаяся картина удивительна. Русские богатыри совершенно свободно ездят в землю Ляховецкую или Поморянскую (иногда «царство Поморское» с «престольным городом» (Былины. 1998. С. 41). Достаточно ясно, что речь не о родном для певцов Поморье, никогда не бывшем самостоятельной страной, а о западнославянском племенном союзе Поморян (Нидерле Л. Славянские древности. С. 124–126.) Особенно ясно это выражено в отэтнонимном былинном топониме «земля Поморянская», или «царство Поморянское». Гости из Ляховецкой земли (тот же Ставр в ряде вариантов) спокойно пребывают на пиру у князя Владимира. В Ляховицкой (или, опять-таки, Поморянской) земле обретают невест Владимир, Дунай, Добрыня и Святогор. Более того, в былине «Королевичи из Крякова» (Кряков – Краков на верхней Висле, что подтверждается и текстами других былин, где Кряков столица Ляховецкой земли) польского королевича называют «богатырем святорусским», сам он собирается поехать «ко славному городу ко Киеву, ко ласковому князю ко Владимиру» и говорит, что «слыхал… поговорю на святой Руси».

С другой стороны, Илья Муромец, как мы уже видели, «три года служил у короля тальянского». Он же обороняет Киев, стоя в заставе «на степях Цицарских», то есть австрийских, и ездит «дорогою латынскою». «В Латынскую землю едет Илья Муромец закупать коней [«латынский» – постоянный эпитет богатырского коня в былинах. – Л. П. ], на латынской дороге стоит богатырская застава, возглавляемая Ильей Муромцем, на этой дороге встречается Илья Муромец с каликой Иванищем [по дороге в Царьград. – Л. П. ], по ней он ездит в трех поездочках» (Плисецкий М.М. Историзм русских былин). Любопытны эти «латынские дороги» – уж не знаменитые ли дороги римлян имеются в виду?

И при всем том Волынь и Подолье рисуются в эпосе каким-то тридевятым царством с явными чертами иного мира (чего нет в облике всех перечисленных стран Средней Европы). Рядом с Подольем или вместо него иногда возникает «царство Бухарское» во главе с «королем Бухарским» или «Бухарь-царем». Как убедительно показал М.М. Плисецкий, под этим топонимом следует понимать славянский край к западу от Карпат, упоминаемый в венгерских документах в XI веке. Впрочем, былины вообще не знают венгров, угров, мадьяр, а Бухарское, то есть Бихарское «царство» всегда рассматривают как никому не подвластную державу. Таким образом, нужно говорить о временах не позднее конца IХ начала Х века, когда венгры поселились на Дунае, – еще одна веха, указывающая в долетописную древность.

Все это заставляет с удвоенным вниманием отнестись к сообщениям, что в былинах иногда «Дунай течет под Киевом», что Дюк Степанович плывет по Дунаю к Киеву, что Илья Муромец кидает в Дунай «пенья-коренья» с родительской пашни, а дочь Соловья-разбойника оказывается перевозчицей на Дунае. В отдельности такие факты можно было бы списать на «роль Дуная в фольклоре как обобщенного названия реки», но все вместе и в контексте всего третьего слоя былинной топонимики они приобретают совершенно особенное звучание. Тем более нельзя игнорировать былину о рождении Дуная от крови заколовшегося под Киевом богатыря. Разумеется, город, от которого проще доехать до Кракова или «Тальянской земли», чем до Волыни, вполне может стоять на Дунае. Болгарский исследователь Н.П. Ковачев насчитал в землях южных, западных и восточных славян более семи десятков Киевов, Киевых, Киевцов, Киевичей, Киевищ – и так далее и тому подобное. Многие из них располагались как раз на Дунае.

В связи с этим необходимо обратить внимание на давно отмеченную изначальную форму прозвища Ильи – Муравленин (Филон Кмита Чернобыльский), Моровлин (Эрих Лясотта), Муровец, Муравич и так далее. Б.М. Соколов, одним из первых отметивший это обстоятельство, а вслед за ним – Б.А. Рыбаков, предполагали, что Илья происходит из Моровийска на Десне. Однако, во-первых, в таком случае нельзя было бы объяснить маршрут в Киев через Чернигов, так как Моровийск сам располагался между Киевом и Черниговым. Во-вторых, как отметил Иловайский, сам Моровийск в средневековых документах называется Муромск и, скорее всего, является как раз крепостцой, выстроенной Владимиром Святославовичем от печенегов и заселенной гарнизоном из муромы. В летописи не говорится о гарнизонах из муромы, но она может скрываться либо под обобщающим именем чуди, либо под именем словен, если верно предположение В.В. Седова о ранней славянизации этого племени. Гораздо убедительнее предположение А.Г. Кузьмина и А.С. Королева, что первичная форма прозвища указывала на происхождение из Моравии. Таким образом, древнейшее прозвище Ильи органично включается в третий слой топонимики былин. Киев в этом случае один из многочисленных дунайских городов с таким именем, – скорее всего, современный Кёве в Венгрии, напротив устья Моравы. «Чернигов», лежащий на пути между ним и родными местами Ильи, какой-нибудь Чернигород или Черн. Вариант «Смолягин» вкупе со «Смалискьей» Тидрек-саги напоминает дунайское племя смолян, поселения которых вполне мог осаждать Аттила – так что ирония А.С. Королева оказывается совершенно неуместна. Любопытно, однако, что в Словакии существует Мурамский замок, вне связи с былинами упоминаемый Плисецким, – еще один претендент на звание родины русского богатыря.

Этот слой географических названий можно назвать среднеевропейским или сюжетным , поскольку он прочно связан с сюжетами былин, и только благодаря этой связи не был погребен под более поздними слоями, отразившими позднейшую географию и идеологию русов.

Глава 7 Поляницы – славянские амазонки

Вполне согласуются с этим слоем такие необычные былинные персонажи, как поляницы. Традиционно считается, что женщины-воительницы в русских былинах отражают сарматские (Д.М. Балашов, Б.А. Рыбаков) или хазарские (С.А. Плетнева, В.В. Кожинов) реалии. Во всяком случае их связывают с Северным Причерноморьем, где античная традиция якобы размещает амазонок. На самом деле в тех краях античные авторы селили разве что «женоуправляемых сарматов». Амазонки же «расселялись» ими по предгорьям Северного Кавказа. Однако существует и другая традиция, более поздняя, указывающая амазонок в Средней Европе.