Флетчер Прэтт - Битвы, изменившие историю Страница 38

У Валленштейна было как минимум 33 тысячи солдат; уже наступил ноябрь, и он намеревался расквартировать войска на зиму в укрепленном лагере по типу нюрнбергского и так заставить Густава-Адольфа сидеть неподвижно. Для этого Валленштейн выбрал место под названием Люцен, на юго-западе от Лейпцига. Там не было командных высот, как на нюрнбергских позициях, поскольку этот район Саксонии представляет собой обширную долину, но от Люцена к Лейпцигу вела дорога с глубокими канавами по обеим сторонам. Приступая к укреплению позиций, Валленштейн для начала углубил канавы, превратив их в хорошие траншеи, и разместил в них мушкетеров. Справа от его позиций находилась деревня Люцен, а за ней единственная возвышенность на окружающей равнине под названием Мельничный холм; там расположилась основная часть артиллерии. Слева протекал ручей Флоссгратен, неглубокий, но служащий преградой неприятелю.

Он был защищен со всех сторон и мог ударить по любому отряду, который попытался бы его обойти. Такая позиция должна была нейтрализовать подвижность шведов; дорога представляла собой почти прямую линию, поблизости не было подходящего места для маневров, которые принесли Густаву-Адольфу успех при Брейтенфельде и у переправы через Лех. Когда 14 ноября Валленштейну донесли, что королевские войска приближаются, он поторопился послать за Паппенгеймом и его 8 тысячами всадников — они оставались в Галле, чтобы не усугублять проблему обеспечения армии.

Валленштейн придерживался мнения, что, когда Густав-Адольф прибудет на место, он вступит в сражение, не глядя на количество войск и позиции, и чех был совершенно прав. Король не только намеревался атаковать, но атаковать без промедления, несмотря на просьбы герцога Бернгарда дождаться хотя бы прибытия 2–3 тысяч человек из Люнеберга. Густав-Адольф не хотел даже отдыхать в крытой повозке; стояла сырая промозглая ночь, и если его людям приходится ложиться на голую землю, то и он не собирается ночевать в удобстве.

На рассвете все проснулись в густом тумане; король построил армию и повел ее вперед, распевая гимн Мартина Лютера «Ein feste Burg ist unser Gott»[11]. Валленштейн сжег деревню Люцен, чтобы она не могла служить прикрытием для врага; дым от пожара облаками плыл в сумраке. Несмотря на плохую видимость, разведка доставила Густаву-Адольфу точные сведения о вражеских позициях, и вопреки всем обстоятельствам у него был план маневра. В то время как слева кавалерийский отряд под предводительством герцога Бернгарда ударил по Люцену, сам король во главе усиленного правого крыла решил прорвать линию врага со своей стороны, поняв, что это был «стратегический фланг» — там лежали пути сообщения Валленштейна с Лейпцигом. Если прорвать эту линию, то имперским войскам будет некуда отступить. Шведская пехота была построена в две линии, как при Брейтенфельде; генерал Нильс Браге возглавлял первую, вторую — старый маршал Книпгаузен, а Торстенссон командовал артиллерией по фронту.

Имперскими линиями австрийских и венгерских кирасир командовал генерал Пикколомини; напротив короля стоял генерал Коллоредо с пехотными и кавалерийскими отрядами, поддерживая пушки вокруг Мельничного холма, а Валленштейна, которого пришлось положить на носилки из-за подагры, переносили взад-вперед вдоль батальонов пикинеров, выстроившихся по центру. Это были терции — давно знакомые боевые порядки обученных на испанский манер солдат. В тот день они не двигались с места, в отличие от Брейтенфельда, а заняли позицию для обороны, которая удавалась им лучше всего. Сквозь завесу тумана с обеих сторон грохотали пушки.

В десять часов туман достаточно расчистился для того, чтобы противники увидели друг друга как бы сквозь тусклое стекло. Король Густав-Адольф воздел меч, как изображает картина, прочел краткую молитву и отдал приказ к наступлению.

Левое крыло герцога Бернгарда было охвачено с фланга, перед ним лежал холм, на который нужно было взобраться. Но это был пылкий и требовательный командир; его быстрый успех привлек внимание Валленштейна, и чех счел необходимым лично ответить на его вызов. В центре гибкая шведская пехота бросилась к окопанной Лейпцигской дороге, Торстенссон вывел несколько легких полковых пушек, обстреливая траншеи с имперскими мушкетерами, и шведы пробились прямо на позиции имперской артиллерии, захватили большие неподвижные пушки и заклепали их. Отряды пикинеров, сражавшиеся вдоль дороги, лишились большей части мушкетной поддержки. Под огнем, обрушенным на них с позиций Густава-Адольфа, они начали отступать, не бросаясь в бегство, но неспособные сделать ни шагу вперед из-за скорострельных шведских мушкетов и легкой артиллерии Торстенссона. Сильнее всего отступление было с их левого фланга — с правого фланга шведов; но Валленштейн тем временем сдерживал другой фланг. Но он не смог удержать Мельничный холм против герцога Бернгарда, когда пехотные части Браге влились в ряды атакующих; размещенная на холме орудийная батарея была захвачена.

Но ключевые события происходили там, где король на своем знаменитом коне шведской породы возглавил правое крыло шведов, а ключ к пониманию был в том, что (по словам англичанина-путешественника), «когда завязалось сражение, пал такой плотный туман, что один не видел другого; если бы не туман, думается мне, мы быстро бы прикончили их, но на все воля Божья». Во мгле шведские всадники с первого же удара разметали отряд легкой конницы хорватов и, опрокинув их, атаковали ряды кирасир. Эти стояли тверже, но шведы продолжали атаковать волнами, следующими одна за другой; имперцы подались назад и вниз, и забрезжил победный конец битвы.

Лишь забрезжил. В слепящем тумане до короля дошли сведения о том, что он случайно удалился далеко вправо, а Валленштейн вывел своих пикинеров с кавалерийской поддержкой против правого фланга пехоты под командой Браге, где она выдвинулась далеко вперед. Густав-Адольф поспешил на помощь, ускакал вперед только с четырьмя спутниками, в тумане попал в середину вражеского отряда и немедленно был убит.

Хуже всего было то, что контратака Валленштейна имела место в действительности. Под завесой тумана она явилась полной неожиданностью для крайнего фланга Браге и сокрушила оборону противника. Шведы отступили к дороге, отдали сначала одну линию траншей, потом вторую, их пушкам не во что было целиться; и при такой видимости пики оказались эффективнее артиллерии. В тот момент, когда шведская пехота начала отступать, на поле прибыл Паппенгейм с 8 тысячами свежей кавалерии. «Где король?» — спросил он, горя желанием отомстить за разгром на Брейтенфельде, и, когда ему указали, повел отряд на правый шведский фланг. Ему удалось нагнать конницу, следовавшую за Густавом-Адольфом почти до лагеря Валленштейна, и превосходящими силами оттеснить назад, за Лейпцигскую дорогу. Было пять часов, и масштаб контратаки Паппенгейма, казалось, должен был с ходу смести беспорядочные ряды отступающих шведов.

Но этого не случилось, и вот по каким причинам. Туман начал рассеиваться, и Торстенссон снова выдвинул свои орудия, тогда как имперские пушки в центре по-прежнему бездействовали. Захваченную на Мельничном холме батарею повернули против имперских линий и не давали им продвинуться за дорогу; сам Паппенгейм погиб.

Но главная причина заключалась в том, что старый маршал Книпгаузен разыскал герцога Бернгарда и сообщил ему о гибели Густава-Адольфа. Герцог принял на себя общее командование; вторая линия пехоты была еще невредима, и маршал считал, что сможет завершить отступление.

«Отступление! — вскричал Бернгард. — Пришла пора не отступать, но мстить! — Он сорвал с головы шлем и помчался вдоль линий с громогласным криком: — Шведы! Король убит!»

Книпгаузен был осмотрительным, пунктуальным солдатом. Он воспользовался второй линией, чтобы усилить слабые места первой с большой точностью. Но теперь битва не зависела от действий Книпгаузена. Бернгард Саксе-Веймарский взял ее в руки и сумел направить на неприятеля невероятный гнев, который его слова породили в людях, проведших в сражении большую часть дня. Они бросились на врага в яростном натиске, какой редко встретишь на поле битвы; шведов обуревало такое бешенство, что после битвы были найдены тела имперских солдат, зарезанных кинжалами и даже задушенных. Отважные, вымуштрованные воины, терциарии, не могли устоять против шведов. «Солдаты бежали, побросав оружие, и командиры не могли их удержать; ибо герцог Бернгард неистово обрушился на врага».

Армия Валленштейна была не просто разбита, но уничтожена.

В Люцене была уничтожена не только армия Валленштейна, но также имперская система и сам Валленштейн. Гений прожил еще несколько лет в своем богемском замке Эгер, пока какие-то головорезы, нанятые Фердинандом, не ворвались в его кабинет и не расправились с ним. По мнению императора, единственное, что могло оправдать предоставление кому-либо безграничной власти, это абсолютный успех, который обеспечил бы полный контроль над остальной частью Германии, как над герцогством Мекленбургским и дворянскими поместьями Богемии. Когда Валленштейн впервые вышел на сцену, целью императора было возвращение католической церкви на прежние позиции. Но вмешательство Ришелье и битва при Брейтенфельде сделали этот замысел неосуществимым, и целью стало то, что раньше было средством. Войну за религию император проиграл при Брейтенфельде; войну за абсолютную империю — в Люцене.