Русское тысячелетие - Сергей Эдуардович Цветков Страница 38

из-за которых военные силы Московского государства показались многим непоправимо подорванными. Перебежчики призывали хана не ограничиваться простым пограничным набегом, а идти в глубь России — на Москву. Кудеяр Тишенков тоже был среди тех, кто решил поменять господина. Документы сохранили его показания, что главные силы русского войска задействованы далеко отсюда — в Ливонии, а у царя в Москве «людей мало и стать ему против хана не с кем».

Дружный хор изменнических голосов придал Девлет-Гирею смелости. Крымская орда устремилась прямо на столицу Московского государства. Изменники показали хану удобные броды для переправы через реки и места, где лучше миновать русские сторожевые посты. 23 мая татарское войско раскинуло стан под Москвой. Царь ещё накануне покинул город, поручив оборону столицы опричным воеводам.

24 мая был праздник Вознесения, погода стояла тихая и ясная. Татары не отваживались идти на приступ и только пытались поджечь московские посады. Вероятно, русским ратникам при помощи москвичей удалось бы справиться с пожарами. Но вдруг в считанные минуты поднялась буря, да с таким шумом, говорит летописец, «как будто обрушилось небо». Пламя с ужасающей быстротой стало распространяться по посадам. Первое время, под звуки набата, раздававшиеся из всех церквей и монастырей, люди ещё пытались бороться с огненной стихией. Но когда колокола один за другим стали падать с объятых пламенем звонниц, а в Кремле начали рваться пороховые погреба, в городе воцарилась неописуемая паника. Москвичи толпами бросились к северным воротам, где ещё не было ни огня, ни татар. Люди, по словам летописи, «в три ряда шли по головам один другого, и верхние давили тех, которые были под ними». Тех же, кто пытался отсидеться в погребах и подвалах, ждала неминуемая смерть от страшного жара. Позже, в одном таком подвале, за железной дверью нашли десятки обуглившихся тел — и это при том, что помещение было по колено затоплено водой!

Огонь бушевал почти шесть часов и утих сам собой, истребив всё, что могло гореть. «После пожара, — свидетельствует один современник, — ничего не осталось в городе — ни кошки, ни собаки». Посреди дымящихся руин, заваленных грудами обгоревших трупов, возвышался один полуразрушенный Кремль. Поживиться в Москве было нечем. На другой день Девлет-Гирей, наблюдавший пожар из села Коломенского, так и не вступив в Москву, повёл орду назад в степь.

Окрылённый неожиданным успехом, Девлет-Гирей, говоря прямо, обнаглел. Он разговаривал с Иваном Грозным уже как со своим данником. «Жгу и пустошу все за Казань и Астрахань, — писал он царю. — Будешь помнить… Отдай мне Казань и Астрахань, а не дашь, так я в государстве твоём дороги видел и узнал: опять меня у себя увидишь». Вместе с этим письмом крымские послы передали Ивану вместо обычных подарков — нож.

Грозный, однако, тянул время, а потом заявил ханским послам, что ещё неизвестно, в чью пользу закончится новый поход хана на Русь. И как в воду смотрел!

Весной 1572 года, крымская орда вновь ринулась к московским рубежам. К 50-тысячному татарскому войску присоединились тысяч 30 ногаев и черкесов, а турецкий султан прислал семь тысяч своих янычар. Вместе с численностью войска возросли и аппетиты хана. Девлет-Гирей не скрывал, что едет «в Москву на царство». По свидетельству одного наёмника-немца (Генриха Штадена), служившего в московском войске, хан «похвалялся перед турецким султаном, что возьмёт всю Русскую землю в течение года, а великого князя пленником уведёт в Крым». Девлет-Гирей был настолько уверен в успехе похода, что уже заранее разделил Москву между своими мурзами и выдал крымским купцам грамоту на беспошлинную торговлю по Волге. Спустя 92 года после свержения золотоордынского ига над Русской землёй нависла угроза нового татарского порабощения!

Орда вторглась на Русь 23 июля. Крымцам удалось обмануть русское войско, сторожившее броды на Оке. Переправившись через реку, Девлет-Гирей, как и в прошлом году, устремился прямиком на Москву. Однако теперь необычность ситуации заключалась в том, что по пятам орды шёл Передовой полк князя Дмитрия Хворостинина, а следом — остальное русское войско под командованием воеводы князя Михаила Воротынского.

28 июля в 45 верстах от Москвы, на берегу реки Лопасни, что под Серпуховом, Хворостинин настиг орду и вынудил её остановиться. Обе армии разбили лагерь и несколько дней провели в пробных стычках. Наконец, 4 августа разыгралось решающе сражение. Стрельцы Хворостинина, укрывшись за стенами «гуляй-города» (поставленных в круг повозок), стойко отражали натиск врага. Между тем князь Воротынский с Большим полком, совершив скрытный манёвр по дну глубокой лощины, вышел в тыл ханскому войску. Зажатая в клещи, орда была разбита наголову. Девлет-Гирей едва ушёл назад в Крым с 20-ю тысячами всадников. Это было все, что осталось от 80-тысячной орды.

Кудеяр Тишенков уцелел в битве. Отступая вместе с татарами, он покинул пределы Московского государства и остался в Крыму. В отличие от других изменников, ему удалось и там сохранить доверие Девлет-Гирея. Приближённый царя Василий Грязной в 1574 году писал из крымского плена, что хан разогнал всех изменников, и только «одна собака осталась — Кудеяр».

Впрочем, через несколько лет изгнания Кудеяр обратился к царю с просьбой простить вину и разрешить вернуться на родину. Царское прощение было получено. Как сложилась дальнейшая судьба Кудеяра, не известно. Возможно, его разбойничьи подвиги легли в основу многочисленных легенд об атамане Кудеяре.

Мазепа

Иван Степанович Мазепа-Колединский родился в 1629 году. Его род был одним из самых древних в Малороссии и заслуженных в Войске Запорожском. В 1544 году его отдалённый предок получил от Сигизмунда I село Мазепинцы в Белоцерковском повете, с обязательством несения конной службы при белоцерковском старостве.

Отец Мазепы в 1638 году был осуждён на смертную казнь за убийство шляхтича. С помощью денег и влиятельных связей ему удалось замириться с семейством убитого и получить от короля охранную грамоту.

Мать Ивана Степановича происходила из шляхетского рода Мокиевских. Позже она стала игуменьей киевского Фроло-Вознесенского монастыря под именем Марии Магдалины и одновременно настоятельницей монастыря в Глухове. Обладая выдающимся умом, она до самой смерти сохранила влияние на сына: недаром её считали чаровницей.

Степан Мазепа после истории с убийством угомонился и стал вести себя благоразумно. Видимо памятуя о собственной молодости, он