Татьяна Купер - Династия Тюдоров Страница 39

Когда королевская баржа с Елизаветой отошла от Тауэра и повезла ее вниз по Темзе к королевскому дворцу Ричмонд, прослышавшие об этом лондонцы высыпали на берег, чтобы посмотреть на принцессу Елизавету и поздравить ее с чудесным избавлением. Сердобольные хозяйки приносили цветы и провизию в таких количествах, что вскоре баржа стала напоминать плавучий склад. А из Стил-Ярда – торговой резиденции ганзейских купцов протестантов, раздавался салют в ее честь.

Но и в Вудстоке Елизавета продолжала чувствовать себя узницей – сэр Генри всегда носил с собой связку ключей и запирал ее в комнатах, что неимоверно ее расстраивало, и тогда в пылу возмущения она называла его «мой тюремщик». Ворота сада были тоже заперты, и если она хотела пойти погулять, ее повсюду сопровождали вооруженные охранники. Елизавета часто жаловалась на нездоровье, приступы мигрени и слабость, но когда Мария присылала к ней собственных врачей, она предусмотрительно отказывалась от их услуг, опасаясь быть отравленной.

Ей не разрешали писать и получать письма, и даже книги привозились только по строго утверждённому списку. Но друзья и верные слуги не покинули ее, превратив расположенный неподалеку постоялый двор под названием «Бык» в свой штаб. Туда часто наведывались преданные Елизавете дворяне, передавая последние новости через прислугу, выходившую за ворота ее тюрьмы. Так она прожила целый год…

Замужество Марии

А через два месяца после освобождения Елизаветы Мария вышла замуж за своего двоюродного племянника – испанского принца Филиппа, который был на 12 лет ее моложе. Чтобы поднять сына до высокой позиции английской королевы, Карл передал Филиппу корону Неаполя, а также право на трон в Иерусалимском Королевстве. Таким образом, после свадьбы Мария становилась также королевой Неаполя и титулованной королевой Иерусалима.

Народ сразу же невзлюбил нового мужа королевы – прибывшая с ним свита вела себя вызывающе, а он сам – напыщенно и высокомерно. Но несмотря на кровавые уличные стычки между англичанами и испанцами, грандиозное венчание в Винчестерском Соборе все-таки состоялось. Пара выглядела довольно странно – 27-летний элегантно одетый и загадочный Филипп с узким лицом и 38-летняя невеста, маленькая и худая, с лицом, испещренным тревожными морщинами. В тот день, 25 июля 1554 года, английская королева Мария получила в мужья наследника самой могущественной империи на земле.

Выйдя замуж за иностранца, она полностью сохранила все свои королевские полномочия, а ее будущие дети становились наследниками английского трона. Но что ждало Англию в условиях, когда муж королевы – король другой страны? Сложностей и противоречий оказалось так много, что договор, устанавливающий условия брака, предотвращал какое бы то ни было вмешательство Филиппа в правление Англией – Британия не будет участвовать в войнах Испании, Мария не покинет страну, а Филипп не имеет право претендовать на престол после смерти королевы. Он также не имел права принимать решения без согласия жены и назначать иностранцев в английский кабинет. Более того, Парламент отказал королеве в ее прошении считать Филиппа равным сувереном и, в случае преждевременной смерти королевы, он должен был вернуться назад в Испанию.

Таким образом, номинально являясь королем Англии, Филипп не обладал реальной властью. Естественно, он был не в восторге от этих условий, но ради заключения брака согласился. В конце концов, это была всего лишь «неприятная ответственность» и не более, которую он незамедлительно выполнил, так как уже в сентябре 1554 года, через два месяца после свадьбы, у Марии прекратилась менструация, она начала набирать вес и ее тошнило по утрам. По этим причинам весь двор, включая ее докторов, заключили, что она беременна. Парламент тут же выпустил документ, по которому ее муж, в случае смерти Марии во время родов, назначался регентом наследника. На самом же деле Филипп, по словам венецианского посла Джованни Мичиели, в случае смерти жены планировал жениться на ее сестре Елизавете. По крайней мере, его приближенные советовали ему пригласить принцессу-наследницу ко двору и подружиться с ней. А почему бы и нет? Она была молода, красива и умна, и любима народом. Наверняка Мария будет не против…

И вот по его приказу 17 апреля 1555 года, после годового домашнего заключения, Елизавету вызвали ко двору как свидетеля рождения наследника, которого вот-вот ожидали. Филипп даже пригрозил жене, что если она хочет, чтобы он вернулся из своей поездки в Испанию, она должна обращаться с сестрой как подобает. Ради любви к мужу Марии пришлось проглотить свою гордость и подчиниться, но она все же не удержалась и приказала Елизавете не показываться ей на глаза. Так глубока и сильна была ее ненависть к сестре – дочери «колдуньи и еретички» Анны Болейн…

Для Елизаветы появление ребенка означало конец всем ее надеждам унаследовать престол, и теперь вся ее дальнейшая жизнь виделась лишь жалким прозябанием, наполненным каждодневным притворством, религиозным лицемерием, заискиванием перед сестрой и вечным страхом за свою жизнь. Она тем не менее принялась собственноручно вышивать подарок будущему племяннику или племяннице – детский набор с чепчиком из белого атласа, шелка и кружев (он и по сей день хранится в ее родовом замке Хивер). Одному Богу известно, какие мысли теснились у нее в голове, когда она склонялась с иглой над этим шитьем. Или дьяволу?

Так или иначе, ее вернули ко двору и поселили во дворце Хэмптон-Корт рядом с покоями кардинала Реджинальда Пола – очевидно, для острастки. Ее скромный двор начал привлекать молодых аристократов. И неудивительно! Она была самой образованной женщиной в стране, свободно говорила на шести языках, и унаследовала от обоих родителей острый ум, решительность и проницательность.

Филипп справедливо полагал, что лучше не делать из Елизаветы религиозную мученицу, а склонить ее к принятию католической веры и получить очки в политической борьбе с протестантами. К тому же ему не хотелось портить отношения с наследницей престола и будущей королевой, и в его лице она неожиданно обрела адвоката. При дворе даже поговаривали, что принцессе удалось пробудить в нем особую симпатию – если этот Габсбург с вяло текущей кровью вообще был способен кем-то увлечься. По крайней мере, он испытывал к ней гораздо большую симпатию, нежели к своей собственной хмурой жене. Филипп убеждал Елизавету, что он ее самый преданный и любящий друг, и пел ей дифирамбы – как он счастлив видеть такую красавицу и умного собеседника, в котором собрались все таланты.

С другой стороны, его волновало, что при отсутствии наследников следующей претенденткой на престол после Марии и Елизаветы станет Мария Стюарт. Поэтому он предложил Марии выдать замуж сестру за своего друга и кузена Эммануэля Филиберта, герцога Савойского, тем самым обеспечив католическое наследие и сохранение влияния габсбургских интересов в Англии. Но Елизавета всеми силами сопротивлялась планам Филиппа – она, наследница престола, не собиралась быть ничей марионеткой!

А тем временем в епархии Лондона был отслужен сервис благодарения в честь пасхи 1555 года, и вся страна с нетерпением ждала королевского наследника. Мария удалилась во дворец Хэмптон Корт, где у ее кровати уже стояла колыбель, украшенная утонченной резьбой. А 30 апреля по Лондону разлетелись слухи о том, что у нее родился мальчик. Столица буквально взорвалась ликованием. Но так как никаких официальных объявлений не последовало, по городу пошли совсем другие слухи. Оказывается не было никакого ребенка! Нет, возможно, это было своеобразной беременностью, но ложной, фантомной, вызванной страстной любовью к мужу и жгучим желанием иметь ребенка.

Для Марии это означало не только личную трагедию, но и политическую уязвимость. Теперь она рассматривала невозможность зачать ребенка как «наказание Господне» – за то, что она терпела еретиков в своем королевстве, в то время как придворные за ее спиной называли это «дурной наследственностью». А итальянский посол Джованни Микеле вообще превратил это в анекдот: «Беременность закончилась всего лишь выпусканием газа».

А что же Филипп? Оказывается, все это время он сомневался в том, что его жена беременна, о чем и написал своему родственнику. Тем не менее, и для него это было постыдным унижением. Для чего он терял время рядом с этой «старой, страшной и сумасшедшей женой», брак с которой все равно не позволил бы ему стать полноправным английским королем? В таких раздумьях он покинул Англию и отправился во Фландрию командовать войсками. Сердце Марии было разбито, и она впала в глубокую депрессию. На этот раз посол Микеле, несмотря на предыдущую иронию, смягчился – он был тронут горем королевы и записал в своем дневнике, что она была безумно влюблена в своего мужа и была безутешна в связи с его отбытием.