Джон Норвич - История Англии и шекспировские короли Страница 39

Первая неделя прошла без особых приключений. Случались отдельные стычки, но армия Генриха уверенно продвигалась вперед, французы отступали, города-крепости беспрекословно сдавались, остались позади реки Бетюн и Бресль. Серьезная трудность возникла, когда англичане подошли к Сомме. В ее устье находился брод, известный под названием Бланш-Таке: по нему 69 лет назад шел к Креси Эдуард III. Теперь же французы обставили его рядами заостренных свай, а подходы к нему охранял кавалерийский отряд. Генриху ничего не оставалось, как повести свою армию вверх по течению в поисках другого места для переправы. Англичане прошли по левому берегу реки почти 60 миль, миновали и Абвиль, и Амьен, пока не набрели на удобный брод возле деревни Бетенкур, где наконец и перебрались на правый берег. Они уже десять дней были на марше и смертельно устали. А до Кале еще надо было преодолеть более 100 миль и идти по дорогам, на которых их где-то непременно поджидает враг.

Едва они успели отойти от Соммы, как прискакали французские герольды и сообщили королю: их армия действительно находится неподалеку, и он должен вступить в решающее сражение на местности, как было установлено правилами средневекового рыцарства, не дающими преимуществ ни одной из сторон. Генрих воспринял вызов с радостью (в отличие от большинства его людей, которые, по свидетельству королевского капеллана, возлагали надежды только на милость Божью), и решив, что французы сразу же нападут, облачился в доспехи, повелев рыцарям сделать то же самое. Однако противники не встретились еще три дня, и только 24 октября на рассвете англичане увидели французскую армию, расположившуюся на противоположном берегу речки Тернуаз. Воспользовавшись мостом, войско короля перешло на другую сторону водной преграды, но Генрих понимал, что от битвы ему не уйти, и скоро стало ясно, где она произойдет — на открытом поле в 30 милях к северо-западу от Арраса, между двумя соседними деревнями Трамкуром и Азенкуром. Наблюдая за тем, как французы готовятся к сражению, Генрих наконец начал осознавать трагизм своего положения. Он не только значительно уступал в численности войск — в соотношении один против пяти или даже шести, — его люди были на грани физического истощения после двухнедельного марша, а французы — бодры и полны сил. И тогда он принял решение, которое обычно игнорируется историками-патриотами (так поступил и Шекспир): запросил мира. Король отправил во французский лагерь пленников, захваченных по дороге из Гарфлёра, и предложил в обмен на беспрепятственное продвижение к Кале вернуть оккупированный город и все другие завоевания с полным возмещением нанесенного ущерба. Конечно, он вряд ли рассчитывал на положительный ответ, но по крайней мере мог отсрочить начало сражения хотя бы на одну ночь и дать своим воинам время на отдых.

Всю неделю почти непрерывно лили дожди. Накануне небо снова заволокло тучами, с наступлением вечера опять пошел сильный дождь, продолжавшийся практически всю ночь. И рыцари, и латники, и лучники мокли под открытым небом: едва ли кто-либо из них смог заснуть тогда. Не думали они тогда и о том, что этот почти беспрерывный ливень спасет их, словно ниспосланный самим Богом.

Утром в пятницу, 25 октября — это был День святых Криспина и Криспиана, — дождь прекратился. Ливни превратили недавно вспаханные луга между лесами Трамкура на востоке и Азенкура на западе в непролазную хлябь. Французы не ответили на предложения Генриха, и противники начали готовиться к бою. Генрих разделил свою армию на три баталии, выстроив их в одну линию. Сам король в сюркоте, на котором английские леопарды соседствовали с французскими лилиями, и в шлеме, украшенном изящной золотой короной, возглавил центр. На правом фланге он поставил кузена своего отца Эдуарда, бывшего графа Ратленда, а потом Албемарла, наследовавшего в 1402 году титул герцога Йорка. Левый фланг Генрих поручил одному из самых верных генералов, лорду Камойсу. Все три крыла, в которых тяжеловооруженным всадникам предстояло сражаться пешими, с флангов поддерживались отрядами лучников.

Французские командующие, коннетабль Шарль д’Альбре и маршал Жан Бусико, построили свои войска иначе. Узкое пространство между лесами — около 1200 ярдов — не позволяло им организовать значительно более многочисленную армию в одну линию, и они сформировали колонну, состоявшую из трех рядов, располагавшихся один за другим, а на флангах переднего ряда поставили тяжелую кавалерию. Между рядами спешившихся рыцарей разместились отряды арбалетчиков: французы не учли опыт прошлых войн и по-прежнему игнорировали длинные луки. Правда, у них еще имелось несколько легких пушек, но они так и не пригодились. Французы полагались на свое преобладающее численное превосходство и кавалерийский фланговый натиск, с которого они и собирались начать наступление.

Остается лишь удивляться тому, что они совершенно не приняли во внимание последствия непогоды. Рыцарь, вооруженный и облаченный в доспехи, весит немало, и для успешного кавалерийского натиска, естественно, необходима сухая и твердая земля. Коннетабль дал сигнал начинать атаку в одиннадцать часов, и когда кони двинулись вперед, они сразу же стали вязнуть в грязи. В ней же оказывались и всадники, вынужденные спешиваться и идти дальше на своих двоих. Лучники Генриха моментально засыпали их стрелами, перебив уже в самом начале неимоверное число и кавалеристов и пехотинцев, а потом, сменив луки на короткие мечи, топоры и дубины, быстро расправились и с теми немногими французами, сумевшими прорваться к боевым порядкам англичан. Захлебнулась в крови и вторая атака, которую возглавил герцог Алансон. Третья же попытка сокрушить англичан закончилась позорным бегством.

Именно тогда, когда победа уже была гарантированно обеспечена, Генрих отдал приказ, которым навеки себя запятнал. Он повелел предать смерти всех пленников, исключая знатных дворян, за которых можно получить солидный выкуп. Что заставило его принять это решение, нарушавшее военные традиции Средневековья? Бытует мнение, будто бы его насторожил некий маневр французской кавалерии, который он принял за подготовку нападения с тыла. Возможно. Хотя никакой атаки не последовало. Многие отказались исполнить приказ, несмотря на угрозу вздернуть на виселицу за неповиновение. Королю пришлось отрядить своих 200 лучников для казни французов. Таков был постыдный финал одной из величайших побед в истории Англии.

Около двух-трех часов пополудни все было кончено. Оставалось только подсчитать потери и по возможности установить личности убитых. Потери французов были чудовищные: из 20 000 человек погибло более трети — 7000, в том числе коннетабль, герцоги Алансон и Бар, братья герцога Бургундского Антуан, герцог Брабантский и Филипп, граф Невер. Пали на поле брани 1560 рыцарей, около 5000 тяжеловооруженных всадников и неизвестное число простых воинов. В плену оказались маршал Бусико и герцоги Орлеанский и Бурбонский. Генрих потерял самое большее 1600 человек, а возможно, даже меньше (по некоторым оценкам — не более 400). Лишились жизни только двое знатных дворян — юный граф Суффолк, чей отец погиб при Гарфлёре, и сорокадвухлетний герцог Йорк, у которого, видимо, случился сердечный приступ: его тучное тело не смогло справиться с тяжестью доспехов. Останки герцога впоследствии перевезли в Англию и похоронили в замке Фодерингей.

Ввиду тактики, примененной французами, и неблагоприятных условий для действий тяжелой кавалерии, победа англичан, можно сказать, была предопределена. Однако их триумфу способствовали и другие факторы. Английской армией повелевал один командующий, уже зарекомендовавший себя превосходным полководцем, сражавшийся как лев в продолжение всей битвы и спасший жизнь брату, герцогу Глостеру. Французы же были разобщены, никто из генералов не взял на себя руководство сражением; более того, на них оказывали влияние династические раздоры. И конечно же, и на это стоит еще раз указать, поскольку такое пренебрежение очевидными вещами совершенно необъяснимо, на исходе битвы не могло не сказаться то, что французы, несмотря на уроки сражений при Креси и Пуатье, не поняли превосходства длинных луков и по своей же вине стали жертвами расторопных и метких английских лучников. Уже по одной этой причине они вполне заслуженно потерпели поражение, и расправа над их пленными на исходе битвы представляется тем более излишней и дикой.

Вести о победе дошли до Лондона через четыре дня, 29 октября, и они, естественно, были восприняты с ликованием. По всему городу звонили колокола, а мэр повел своих граждан сначала к усыпальнице Эдуарда Исповедника в Вестминстерское аббатство и затем на благодарственную службу в собор Святого Павла. В тот же день Генрих вошел в Кале со своей победоносной армией. Две недели он собирал флот для отправки войск обратно в Англию, и все это время его воины вынуждены были обменивать своих пленников, за которых полагался выкуп, на деньги, чтобы обеспечить себя средствами для существования. Наконец утром 16 ноября король отплыл и вечером прибыл в Дувр, где местные магнаты на руках пронесли его по воде с корабля на берег. На следующий день он уже находился в Кентербери, откуда не спеша доехал до Лондона, прибыв в столицу 23 ноября подлинным героем.