Легенды и были старого Кронштадта - Владимир Виленович Шигин Страница 39

Березинский герой

Кричит толпе народа:

Раздвиньтесь предо мной!

Пропустимте его,

Тут каждый повторяет:

Держать его грешно бы нам;

Мы знаем,

Он других и сам

Охотно пропускает.

В 1819 году одновременно с отправкой экспедиции Беллинсгаузена для изучения южных морей были отправлены еще два шлюпа — «Открытие» и «Благонамеренный» — в Берингов пролив, для изыскания возможности прохода Северным морским путем. Экспедиция эта завершилась, в силу объективных причин, не столь удачно, как плавание судов Беллинсгаузена, открывших Антарктиду. Начальнику Северной экспедиции капитану 2-го ранга Васильеву пришлось выслушать, по возвращении в Кронштадт, в свой адрес немело незаслуженных обвинений. Известный в то время любитель-поэт граф Хвостов разразился по итогам плавания Васильева следующей эпиграммой:

Васильев, претерпев на море разны бедства,

Два чучела привез в музей Адмиралтейства.

В 20-х годах XIX века флотские остроумцы прозвали часть Финского залива от Кронштадта до Санкт-Петербурга «Маркизовой лужой», в память о маркизе де Траверсе, который в то время возглавлял российский флот и в целях экономии средств запрещал кораблям плавать дальше этой пресловутой лужи. Об адмиралах той эпохи, не ходивших в море дальше острова Гогланд, офицерами была сочинена и следующая злая эпиграмма:

Нынче в мире дивно диво:

Наш российский адмирал,

Дослужившись до сената,

За Гогландом не бывал!

Имелись любители эпиграмм в Кронштадте и в более позднее время. Так, в 1842 году командир военного транспорта «Або» капитан-лейтенант Юнкер после завершения кругосветного плавания решил переменить место службы. Морской мундир Юнкер сменил на полицейский. Руководство соответствующего департамента располагалось в то время в Петербурге на Второй Адмиралтейской улице. Подобный переход из флота в полицию был событием исключительным и поэтому получил широкую огласку. По Кронштадту ходила карикатура, изображавшая бывшего моряка с полицейским свистком. Надпись под рисунком гласила:

Все части света обошел,

Лучше Второй Адмиралтейской не нашел…

При Николае I о службе офицеров на судне Кронштадтского порта «Камчатка», которое часто использовали для прогулок высочайших особ, говорили:

Ус нафабрен, бровь дугой,

Новые перчатки…

Это, спросят, кто такой?

Офицер с «Камчатки»!

Из воспоминаний художника-мариниста А. П. Боголюбова: «Горковенко и Опочинин (мичманы и друзья А. П. Боголюбова. — В. Ш.) писали мадригалы всякие… Вот некоторые стишки доморощенных поэтов. Про командира транспорта Кронштадтского порта «Пинега» Сарычева сложилась следующая песнь, которая жила долго на баке в часы досуга:

А как шел транспорт «Пинега»

В виду Сойкиной горы…

Паруса белее снега

Аль березовой коры…

На Кудривого, капитана 2-го ранга, тоже командира кронштадтского транспорта, сложили:

Там, где с почестью и славой

Дрался храбро Подольской,

Ныне транспортом Кудривой

Ходит с салом и пенькой…

У адмирала Беллинсгаузена был личный адъютант Нил Вараксин, длинный, как брам-стеньга, и неумный. Его сделали командиром дрянной адмиральской яхты «Павлин» — сейчас же явилось четверостишие:

Кронштадт наш чудо произвел,

Какого не было в помине.

Уж ныне по морю осел

Преважно ездит на «Павлине»…

Прошлым летом главному командиру, имевшему дачное помещение в кронштадтском Летнем саду, пришла фантазия выстроить беседку для отдыха и дать ей форму корабельного юта. И вот новая поэзия А. С. Горковенко:

В конце большой аллеи

Поставлен корабельный ют.

То пресловутого Фаддея

Именитая затея —

Дать от дождя гуляющим приют…

Коснулись и барынь. Госпожа Александровская, хорошенькая блондинка, жена одного из кронштадтских офицеров, уехала на зимовку в Ревель. А. С. Горковенко где-то сказал экспромт:

Молодцу ли, красной деве ль,

Всем приятно ехать в Ревель…»

В николаевские времена, в бытность начальником Главного морского штаба князя А. С. Меншикова, на шумных мичманских пирушках в Кронштадте распевали под гитару:

В море есть островок,

А на нем городок — чудо!

Там живут моряки,

А смолы и пеньки — груда!

И у них есть закон,

Чтобы пить всегда ром с чаем!

А из Питера князь

Им кричит не сердясь: «Знаем!»

* * *

История донесла до нас немало веселых и порой весьма поучительных историй, связанных с моряками российского парусного флота. Шутить на нашем флоте умели во все времена. Да и как иначе, когда порой именно соленая морская шутка помогала выжить в условиях той нелегкой и предельно жесткой службы. Начало российскому флотскому анекдоту положил сам родоначальник отечественного флота Петр Великий. Вот лишь несколько примеров старого флотского юмора, связанного с Кронштадтом.

Петр любил своего воспитанника Ивана Головина и послал его в Венецию учиться кораблестроению и итальянскому языку. Головин жил в Италии четыре года. По возвращении оттуда Петр, желая знать, чему выучился Головин, взял его с собою в Кронштадтское адмиралтейство, повел его на корабельное строение и в мастерские и задавал ему вопросы. Оказалось, что Головин ничего не знает. Наконец Петр спросил:

— Выучился ли хотя по-итальянски?

Головин признался, что и этого сделал очень мало.

— Так что же ты делал?

— Всемилостивейший государь! Я курил табак, пил вино, веселился, учился играть на басу и редко выходил со двора.

Как ни вспыльчив был царь, но такая откровенность ему понравилась. Он дал лентяю прозвище «князь-бас» и велел нарисовать его на картине сидящим за столом с трубкой в зубах, окруженного музыкальными инструментами, а под столом — валяющиеся навигационные приборы. Во время Каспийского похода Петр I решил, по старому морскому обычаю, купать не бывавших еще в Каспийском море. Подавая пример, царь первым прыгнул в воду. За ним последовали все остальные, хотя некоторые боялись, сидя на доске, трижды опускаться в воду.

Головина Петр сам опускал в воду, при этом со смехом приговаривая:

— Опускается бас, чтобы похлебал каспийский квас!

Один старый петровский ветеран любил вспоминать, как, будучи ребенком, был представлен в Кронштадте Петру Великому в числе дворянских детей,