Николай Григорьев - Бронепоезд Гандзя Страница 4

Всадники на полном скаку повернули к казармам.

"А ведь они со стороны штаба проскакали, - вдруг сообразил я. - Что бы это значило?"

Я вернулся в свою комнату, схватил фуражку, наган и со всех ног бросился в штаб.

* * *

Запыхавшись от бега, я торопливо вошел в двери гимназии, и тут сразу, скрестив винтовки, мне преградили дорогу часовые. Я показал пропуск и пошел по коридору. На втором этаже опять часовые. Странно, здесь часовых никогда не ставили... Я опять достал свой пропуск и, больше уже не пряча, одним духом взбежал по лестнице. Заглянул в комнату политотдела - пусто, темно. Я пошел на цыпочках к актовому залу, где помещался оперативный отдел штаба. Приоткрыл дверь, гляжу - а в зале все наше командование... Полный сбор!

Я тихонько вошел и присел на свободный стул, под бронзовой лампой.

Все молчали. Изредка только кто-нибудь покашливал, и кашель гулко отдавался в противоположном темном конце зала.

Наискосок от двери за письменным столом сидел командир бригады Теслер, как всегда выбритый, аккуратный и, казалось, безразличный ко всему. Перед ним во всю ширину стола была развернута карта. Пододвинув к себе пепельницу, Теслер чинил красно-синий карандаш.

Здесь же был Иван Лаврентьич. Он хмурясь поглядывал на карту и водил рукой по бритому темени, по вискам, по затылку, как бы обшаривая всю свою голову.

Иногда он наклонялся к комбригу и о чем-то шептался с ним.

Командиры поглядывали в угол. Там, выстукивая точки-тире, стрекотал телеграфный аппарат. Лента широкими белыми петлями ложилась на паркет. Перед аппаратом сидел красноармеец-телеграфист. Он суетливо передвигал по столу свечу в подсвечнике. Но подсвечник никак не пристраивался к месту, и красноармеец перехватывал его из руки в руку.

Теслер раза два пристально взглянул на красноармейца, потом сказал, медленно переводя глаза на потолок:

- Доложите, когда там у вас будет точка...

- Уже, товарищ командир бригады... Точка и подпись! - поспешно выговорил телеграфист.

Теслер встал. Подошел к аппарату, отщипнул ленту и, подхватив ее на руку, зашагал обратно - прямой, как циркуль. Сел. Несколько минут он молча читал ленту, перепуская ее между пальцев.

- Итак, товарищи, - заговорил он наконец и обвел всех взглядом. - Общая обстановка... Попрошу строевых командиров записать.

Кругом зашелестели полевыми книжками.

- Общая обстановка, - повторил Теслер, когда все приготовили книжки и карандаши. - В районе пограничных постов бригады нарушена государственная граница: к нам прорвались петлюровцы. Вчерашний день пограничники с боем отступили. Сейчас петлюровцы идут на Проскуров. Численность их... - он выдержал паузу и потом посмотрел на всех прямо, в упор, - две дивизии...

Я невольно привстал, но кто-то сейчас же надавил мне на плечо, и я снова опустился на стул. Две дивизии! Это не меньше четырех бригад, а у нас...

Я опять жадно прислушался к тому, что говорил комбриг.

Он продолжал:

- Битые украинским народом петлюровцы, гайдамаки - все помещичье-кулацкое отребье, бежав за границу, нашло себе нового хозяина. Германский империализм, которому петлюровцы служили, развалился. Но не осиротели изменники своего народа, люди без родины и чести! Эту падаль бережно подобрали господа миллиардеры из Нью-Йорка, Лондона, Парижа. Откормили петлюровцев, обули, одели, вооружили и вновь двинули на Украину. Украина, с ее хлебом, углем, сахаром, металлом, - лакомый кусок для империалистов. А петлюровцы в своей ненависти к русскому народу готовы хоть черту продаться, только бы не было Советской Украины! Красного знамени не признают - придумали себе желто-блакитное!

Теслер сидел весь красный - я никогда не видел его в таком гневе.

Он опустил глаза, делая вид, что рассматривает карту. А когда заговорил опять, это был уже прежний Теслер - спокойный и невозмутимый.

Без усилий он вскрыл замысел врага, разъясняя то, что многим из сидевших в зале было еще не понятно. Не Проскуров соблазнил петлюровцев! Империалисты желали получить Жмеринку, мощный железнодорожный узел, соединяющий крупнейшие города правобережья - Киев и Одессу, Соблазн велик! Короткий марш в сто - полтораста верст - и враг у цели.

- Полагаю, - говорил комбриг, - что мне нет нужды разъяснять вам задачу бригады. Тем более что времени до столкновения с противником у нас остается очень немного.

Комбриг посмотрел на стенные часы, и тут все, точно по команде, мигом повернулись туда же. А часы - это были старинные часы с кукушкой - не спеша продолжали отщелкивать свои секунды...

- Поэтому, товарищи, перехожу прямо к диспозиции, - прервал Теслер молчание. Он сел и начал расчерчивать карту. Размашисто, крупными зигзагами он навел карандашом две синие черты и, пририсовав стрелочки, аккуратно загнул их к Проскурову. Потом он перевернул карандаш другим концом и, раздумывая, начал ставить вокруг города маленькие красные скобки, зубчики, кружки.

- Первый полк, - сказал Теслер и, широко расставив пальцы руки, как пианист на клавиатуре, накрыл сразу три или четыре значка.

К столу подошел командир первого полка. Склонился над картой, посмотрел на пальцы комбрига, выпрямился и молча козырнул.

- Второй полк! От второго полка батальон в резерв.

Козырнул командир второго полка.

- Батарея!.. Вторая батарея! Кавэскадрон...

Командиры один за другим подходили к столу, выслушивали приказания и, отходя, разглядывали свои карты и вполголоса совещались.

Отдав приказания строевым командирам, Теслер подозвал начснаба и распорядился, чтобы в течение боя дважды был сварен и подан красноармейцам на позиции обед. Потом стал делать указания врачу. Бригадный врач, старичок, все время кивал головой и шаркал ногами. Но потом вдруг строго посмотрел на окружающих и отошел от стола военным шагом.

А я бегал и разыскивал Ивава Лаврентьича. Ведь только что был в зале. Где же он? Я с ним столкнулся в коридоре. Он возвращался в зал. Вместе с ним вошел председатель ревкома - большой сутулый человек в пальто до колен, - и оба прошли прямо к Теслеру. Не успел я Ивану Лаврентьичу слово сказать, как все трое, заговорив между собой, отошли от стола в сторону.

Прохаживаясь по залу, они стали о чем-то совещаться. Из отдельных слов я понял, что разговор идет о вооружении рабочих.

- Начальника боепитания надо бы сюда, - сказал Иван Лаврентьич, останавливаясь.

Он поглядел по сторонам и тут увидел меня:

- А ты чего без дела околачиваешься?

- Товарищ начальник, - выпалил я, - разрешите мне на позицию, в строй.

- Хорошо. Разрешаю. Договоришься тут в штабе, - отрывисто ответил он. А сейчас звони-ка быстренько в театр.

- В театр? - я посмотрел на часы. - Кому же там, Иван Лаврентьич... ночью?

Часы показывали половину второго.

- Какая тебе ночь!.. - нетерпеливо проворчал он, надевая фуражку. - Все профсоюзы там... Скажи, чтобы не расходились, - митинг будет! - крикнул он мне уже из дверей, пропуская впереди себя председателя ревкома.

Оба ушли.

Я бросился к телефону.

Кручу, накручиваю что есть мочи рукоятку, аж визжит индуктор в аппарате.

Ну, проснулись наконец, ответила станция!

- Театр! - кричу. - Соединяйте с театром!

Соединили - и сразу же забренчал ответный звонок. Я передал распоряжение и доложил об этом комбригу.

Теслер подошел ко мне, перелистывая телефонный справочник.

- Звоните теперь на заводы, в мастерские - всюду, куда успеете. Велите собирать рабочих по квартирам. Только чтоб не вздумали фабричных гудков подавать! Все сделать умно и без паники.

- Есть, товарищ комбриг, будет исполнено!

Ну уж не знаю, работал ли еще когда-нибудь так в штабах телефон! Телефонистка на станции едва успевала отвечать, а я ей номер за номером, номер за номером, с одной страницы справочника, с другой... Частных абонентов я тут же потребовал выключить. Не о чем им переговариваться, когда в городе боевая тревога.

Уже через каких-нибудь полчаса в зале начали появляться рабочие. Они вбегали разгоряченные, в распахнутых пиджаках, с фуражками на затылке и тут же у порога торопливо справлялись: "Кто тут у вас?.. Где получить оружие?"

- Документы есть? При себе документ? - спрашивал каждого часовой у двери и направлял рабочих к Теслеру.

Перед столом комбрига в несколько минут образовалась очередь. А рабочие все шли и шли - одни принаряженные, из театра, другие заспанные, босые, едва, внакидку, одетые.

Очередь быстро увеличивалась. Через зал к столу пробежали два штабных писаря с листками бумаги и чернилами. Туда же прошел начбоепитания.

А я продолжал звонить. Народу все прибывало - и все веселее становилось! Звони, звони, телефон, буди, сзывай рабочих на подмогу!.. Неправда, отстоим Проскуров!

В зал вбежало несколько железнодорожников. Один из них сунул мне под столик зажженный фонарь, другой туда же - брезентовые рукавицы, и все гурьбой двинулись вперед. Сняв фуражки и приглаживая волосы, они подошли к Теслеру.