Карл Клаузевиц - 1812 год. Поход в Россию Страница 4

2. Ослабление неприятеля при продвижении вперед на таком расстоянии, когда его не задерживают крепости, никогда не бывает значительным, а в данном случае могло почитаться совершенно ничтожным.

3. Наступление Багратиона, направленное на фланг и тыл неприятеля, само по себе не может рассматриваться как реальная предпосылка, ибо если армия Багратиона должна была сражаться позади противника, то она уже не могла сражаться впереди его, и достаточно было для неприятеля противопоставить ей соответствующую массу войск, чтобы снова привести все в равновесие, причем за противником еще оставалось то преимущество, что он находился между нашими армиями и мог атаковать каждую из них порознь превосходящими силами.

Фланговые операции в стратегическом отношении следует рассматривать как действительно эффективный фактор лишь в том случае, когда операционная линия имеет очень большое протяжение и неприятельская территория находится по обеим сторонам ее; в таком случае появляющиеся время от времени партизанские отряды, представляя сами по себе известную угрозу, требуют для защиты и обеспечения этой линии затраты таких усилий, которые влекут за собой значительное ослабление главных сил армии. Это имело место в 1812 г., когда французы проникли в глубь страны до Москвы, овладев расположенными справа и слева областями только до Днепра и Двины.

Далее, стратегические фланговые операции бывают действенны тогда, когда неприятельская армия в такой мере достигла пределов сферы своей досягаемости, что она уже не может извлечь никакой выгоды из победы, одержанной над противником. В этом случае мы можем армию ослабить, не подвергая свои войска опасности. И, наконец, в том случае, когда решение уже имело место и когда все сводится к тому, чтобы преградить неприятелю путь отступления, как то имело место в 1812 г., когда Чичагов двинулся в тыл Наполеона.

Во всех прочих случаях простой обход еще ничего не достигает; напротив, это мероприятие, как ведущее к более значительным и решающим успехам, является и более рискованным; таким образом, оно требует больше сил, чем фронтальное сопротивление, и, следовательно, является не подходящим для слабейшей стороны. Всего этого Пфуль себе отчетливо не уяснил; впрочем, в те времена вообще по этим вопросам не было ясного представления, и каждый действовал по своему усмотрению.

4. Укрепленный лагерь. То, что на сильной позиции малое число может оказать сопротивление большому — это всем известная истина. Но тогда необходимо, чтобы эта позиция располагала совершенно свободным тылом, как, например, позиция Торрес-Ведрас, или, по крайней мере, составляла бы одно целое с близко к ней расположенной крепостью, как Бунцельвицкий лагерь в Семилетнюю войну, и, таким образом, не так легко могла бы быть взята голодом.

Русский лагерь был намечен близ Дриссы на Двине. Пфуль еще в Петербурге посоветовал императору послать с целью выбора места лагеря флигель-адъютанта полковника Вольцогена, очень умного и образованного офицера, который еще до 1806 г. перешел с прусской службы на русскую. Мы не знаем в точности, какие непосредственные инструкции были ему даны, но в результате он не сумел найти на этой местности, правда, очень бедной позициями, другого пункта, кроме как у Дриссы, где небольшая лесная поляна, частью прикрытая болотами, представляла место для лагеря, тыл которого примыкал к Двине. Выгоды расположения здесь заключались в том, что река образовывала вогнутый полукруг, длина хорды которого равнялась часу пути. Перед этой хордой проходил фронт лагеря, имевший форму плоской дуги и опиравшийся обоими концами на реку, протекавшую здесь между песчаными берегами, которые, однако, имели в высоту до 50 футов; на правом берегу реки, выше и ниже фланговых опорных пунктов лагеря, впадало в Двину несколько маленьких речек, среди которых Дрисса — наиболее значительная, они создавали условия для выгодного развертывания и благоприятное поле боя против неприятеля, переправившегося через реку для того, чтобы атаковать лагерь с тыла.

Плоская дуга, очерчивавшая фронт лагеря, была усилена по указаниям самого генерала Пфуля тройным рядом открытых и сомкнутых укреплений, а семь мостов должны были обеспечить отступление. По ту сторону реки не было никаких укреплений. На этом участке Двина, в сущности, представляет незначительную реку, хотя и довольно широкую, но крайне мелкую, так что через нее можно было переправиться даже вброд. Как видно уже с первого взгляда, тактическая сила этого пункта была невелика и сводилась единственно к силе укреплений.

Еще менее надежно было стратегическое положение этого пункта. Дело в том, что Дрисса находится между дорогами, ведущими из Вильно на Петербург и на Москву, т. е. ни на той, ни на другой дороге.

Вильно. Вид на Замковую гору. Гравюра 1-й половины XIX в.

Кратчайшая дорога из Вильно на Петербург проходит через Друю на Двине, а оттуда на Себеж и Псков, а кратчайшая дорога на Москву идет через Витебск. Дрисса находится в четырех милях от первой и в двадцати четырех милях от второй.

Эта неопределенность положения избранной укрепленной позиции особенно не понравилась в Вильно; никто не мог понять, каков смысл этой позиции. По этому поводу автор спросил генерала Пфуля, какой линии отступления предположено вообще держаться: на Москву или на Петербург? На это Пфуль ответил, что это будет зависеть от обстоятельств. Этот ответ отчетливо свидетельствовал об отсутствии ясности мысли и решимости, ибо невозможно ставить решение столь важной альтернативы в зависимость от меняющихся условий.

Дрисский лагерь с тыла был прикрыт одной лишь рекой, по ту сторону которой не было никаких окопов и даже ни одного населенного пункта, пригодного для обороны; имелся лишь ряд дощатых сараев, в которых были сложены мешки с мукой. Так как переправа через Двину не представляла ни малейшего препятствия, то продовольственные запасы армии, не будучи защищены хотя бы естественными преимуществами местности, все время внушали бы тревогу за их целость.

Таким образом, укрепленная позиция на Дриссе, в сущности, осталась голой идеей, абстракцией; из всех тех требований, которым она должна была отвечать, она не удовлетворила почти ни одному. Плоская дуга фронта, расположенная на ровной местности, окруженная лесом на расстоянии 800 шагов от нее, опирающаяся обоими флангами на реку, которую можно перейти вброд, образует, в сущности, весьма неудобное поле сражения. Далее, это был пункт, расположенный не на прямом пути отступления, и, следовательно, он являлся вырванным из общей системы движения армии и потому предоставлялся самому себе; пункт, расположенный не у моря, не близ крепости, даже не по соседству с настоящим городом (Дрисса представляет собой местечко, состоящее из деревянных построек, и то находится не прямо позади лагеря, а сбоку, в стороне от системы оборонительных сооружений), — такой пункт, конечно, нельзя назвать стратегическим пунктом.

Впрочем, мы не вправе утверждать, что вина в этой ошибке лежит на подполковнике Вольцогене. Район был предуказан ему Пфулем, а в этой части Литвы надо благодарить судьбу, если удастся найти в лесах достаточно обширное пространство, чтобы развернуть на нем сколько-нибудь значительную армию.

Эту позицию едва ли можно рассматривать как такую, которая могла бы усилить мощь вооруженных сил. В сущности, это была лишь игра мыслей Пфуля, лишенная всякого реального содержания, и как таковая впоследствии быстро исчезла пред лицом подлинных явлений мира действительности. Единственное благо, которое принесла эта идея, — это вызванное ею немедленное отступление к Двине.

Итак, мы не можем найти в плане Пфуля каких-либо реальных предпосылок, повышавших способность к сопротивлению; и ничто в этом плане не могло уравновесить тех невыгодных условий, в которые попадали русские, уклоняясь от простейших форм сопротивления и отступления. Наиболее выдающиеся деятели виленской главной квартиры, как генералы Барклай, Беннигсен и Армфельд, не могли освоиться с этим планом кампании и стремились подорвать доверие императора к нему и к самому генералу Пфулю. Завязалась своего рода интрига, направленная на то, чтобы убедить императора принять сражение под Вильно. Вероятно, полагали, что французы перейдут через границу как раз на том же участке фронта, на котором разместились русские для защиты ее, а именно от Самогитии до Волыни; при таких условиях надеялись, что в избранном пункте у Вильно не окажется чрезмерного перевеса сил противника. Без подобного неразумного предложения само возникновение мысли о сражении было бы совершенно необъяснимым.

Таким образом, уже в Вильно возникла борьба противоположных мнений, которая, конечно, пошатнула доверие императора к плану Пфуля.