Елена Успенская - Раджпуты. Рыцари средневековой Индии Страница 4

Изучение этнических контактов всего этого огромного ареала сопряжено с большими трудностями объективного характера. Прежде всего сказывается недостаток источников; особенно это относится к письменным документам древней эпохи, к археологическим и палеоантропологическим материалам. Исследования основываются преимущественно на данных памятников литературы и эпиграфики и на лингвистических данных. Контакты между разными народами, носителями разных языков, оставляют следы в этих языках — заимствованные слова прежде всего, поэтому лингвистические исследования оказываются очень информативными для науки, которая называется этническая история.

Проблема происхождения раджпутов обсуждается в науке со времен появления книги Дж. Тода, упоминаемой нами выше, в тридцатых годах девятнадцатого века. За многие десятилетия сложилось несколько точек зрения на этот предмет, и главные из них суть следующие:

1) раджпуты сложились на основе пришлых сакских и эфталитских племен, ассимилированных местным индуизированным населением. Этой гипотезы придерживаются большинство западно-европейских и отечественных исследователей;

2) раджпуты всегда жили на территории современного Раджастхана; это вообще просто изменившиеся со временем кшатрии. Этого мнения держатся практически все индийские авторы и немногие иностранные. Мне эта «патриотическая» теория представляется необоснованно упрощенной. Разумно, по-видимому, исходить из компромиссного предположения, что раджпуты являются потомками неких пришлых этнических групп, впоследствии индуизированных, а также индуцированных местных племен и древних ведических кшатриев. Но посмотрим на аргументы исследователей.

Джеймс Тод выдвинул предположение о прямом генетическом родстве раджпутов со скифами-саками (шаками). Родственных раджпутам джатов он считал прямыми потомками готов. Дж. Тод не признавал традиционных претензий раджпутов на кшатрийское происхождение. Однозначно считая их потомками иноземных народов, он видел в традициях, религиозных особенностях и социальных институтах раджпутов прямые аналогии с традициями, религиозными представлениями и обычаями древних германцев и других древних европейских народов. При этом он обнаруживает удивительное постоянство в отстаивании своей гипотезы, во всем видя ее торжество. Он пишет: «Сходство религиозных обычаев дает нам более сильные доказательства исконного единства, чем даже язык. Язык постоянно изменяется — так же, как и привычки; но уже забытый обычай или обряд, прослеженный до своего истока, или обычай, сохраняющийся, несмотря на климат, — это свидетельство, которое нелегко проигнорировать. И если Тацит сообщает нам, что первым делом, которое представитель германского племени совершал по утрам после пробуждения, было омовение (обливание водой), то надо полагать, что обычай этот родился не в холодном климате Германии, а должен иметь восточное происхождение; то же можно сказать и о свободных одеждах и длинных ниспадающих волосах, завязанных узлом на макушке… Они (германцы) сами считали, что имеют азиатское происхождение» (79, 1, 55). Точно также он отыскивал и фиксировал обычаи и другие черты культуры раджпутов, которые свидетельствовали бы об их неиндийском происхождении.

Постоянно обращаясь к полулегендарным генеалогиям раджпутских кланов и правящих фамилий, упорно возводящих себя к Раме и другим культурным героям древности, Дж. Тод умел выделить в этих мифических «теориях» рациональное зерно, т. к. опирался на научно проверяемые сведения о «племенах», т. е. раджпутских семейно-родственных группах, — такшак, хун, бала, бхатти и др., — находил место их первоначального обитания, прослеживал миграции, контакты, приводил данные эпиграфики. Его компьютерный ум легко проводил параллели и аналогии, и часто все это выглядит весьма правдоподобно — но, к сожалению, недоказуемо и по сей день. Авторитет Дж. Тода в изучении раджпутов был так велик, что его теория послужила основой для гипотезы об иноземном происхождении раджпутов, которую дополняли и развивали поколения исследователей.

В настоящее время, по-видимому, уже нет сомнений, что древнейшим автохтонным населением Северо-Западной Индии и Северного Пакистана следует считать представителей так называемой Хараппской, или протоиндийской цивилизации, существовавшей в долинах Инда и Пятиречья (Панджаба) в III–II тысячелетиях до н. э. Общая и наиболее полная характеристика древнейшей культуры в долине Инда дана в книге М. Ф. Альбедиль «Забытая цивилизация в долине Инда» (1). Теперь уже можно считать доказанным, что протоиндийский язык можно отнести «лишь к одной языковой семье из всех, существовавших тогда в Индии и в соседних странах, — дравидской» (1, 100). Игнорировать этих предков современным раджпутам не приходится, в той или иной мере они оставили свой след в истории этнических общностей, происходящих из долины Инда и больших сопредельных территорий.

Городская культура хараппского типа прекратила свое существование ко второй половине II тысячелетия до н. э. А на рубеже II и I тысячелетий до н. э. в этом же районе появляется так называемая культура периода Ригведы, т. е. ранняя ведическая. Историческая преемственность между хараппской и ведической культурами не прослеживается.

По давней традиции, которую активно проповедуют брахманские идеологи, носителями и распространителями ведической культуры считаются арийские племена, которые пришли в Индию, как теперь установлено, несколькими волнами в середине второго тысячелетия до н. э. Арийские племена называются также индоиранскими, если речь идет о восточной их ветви. Это мог быть конгломерат многих и многочисленных неоднородных, но близких по культуре племен, которые говорили на языках одной группы — а именно индоарийской, как она стала называться после появления в Индии. Индоарийские языки входят в индоевропейскую языковую семью. «Территорией, откуда двинулись в сторону Индии арийские, или индоиранские племена, была Юго-Восточная Европа, или, по определению индийского археолога Б. К. Тхапара, Украина…», — считает Н. Р. Гусева (5, 12). Сложно определить пути, какими пришли и распространились по Индии различные племенные группы индоариев. Но, изучая Ригведу, исследователи пришли к выводу, что арии сравнительно долгое время обитали в Восточном Панджабе и верховьях рек Джамны и Г анга. Им были хорошо знакомы и предгорные гималайские области. Из этих мест арии со временем продвинулись на юго-восток по покрытым густыми лесами и болотистыми джунглями территориям на равнины Северной Индии. В пригималайских районах Восточного Панджаба и Северной Индии до сих пор многие группы населения считают себя потомками племен «кхаша», или «кхаса». От этнонима «кхаша-кхаса» произошли многие топонимы в горных районах Северной Индии — даже само название Кашмир, например. Это слово сохранилось в названии непальского языка «кхаскура». Этих кхаша в индийских древних источниках всегда считали кшатриями арийского происхождения. Они говорили на языке, близком санскриту. Этот район и эти кхаша нам особенно интересны, потому что в течение многих веков между Раджпутаной и пригималайскими районами существовали тесные контакты. В их исторических судьбах много общего. Современное население предгорных районов, которое называется «пахари», т. е. буквально «горцы», принадлежит к североиндийскому этнокультурному комплексу. Пахари имеют второе название — «горные раджпуты», и язык пахари ближе всего к раджастханским диалектам.

В магадхско-маурийскую эпоху (середина первого тысячелетия до н. э. — до рубежа тысячелетий) на западе Северной Индии существовали уже несколько десятков государственных образований — так называемые ганы и джанапады. Джанапады Кулута, Тригарта и Удумбара располагались на землях современного Панджаба и Химачал Прадеша, а на территории Раджастхана, Мальвы и Гуджарата были государства Аванти и Матсья. В этих и других подобных раннегосударственных образованиях правители принадлежали к варне кшатриев.

Во второй половине первого тысячелетия до н. э. на территории Ирана, Афганистана, Бактрии и на северо-западе Индии появились пришедшие с территории современной Средней Азии кочевые племена восточно-иранской группы. Причем они прошли в Индию под натиском парфян в I веке до н. э., как полагают исследователи, через Южный Афганистан и Северный Белуджистан на восток, до среднего течения Инда, а затем проникли в его низовья, на Катхиавар, в Гуджарат и ряд других районов Северной и Западной Индии. Все эти земли — историческая территория раджпутов. С этих пор в Панджабе до Матхуры и на Катхиаваре стали хозяевами шакские и кушано-тохарские правители, которых называли «кшатрапы» (это слово пришло в наш язык в форме «сатрап» — через греческий язык, куда оно попало во времена похода Александра Македонского в Индию). Местные индийские правители стали вассалами этих кшатрапов. Самым значительным из кушанских правителей был Канишка (ок. 78-120 гг. н. э.). Его огромная империя включала север и запад Индии, Афганистан и южные районы Средней Азии. В этот период на территорию современного Раджастхана пришли вполне разнородные этнические элементы. Шаки — так в Индии называли восточно-иранские кочевые племена. Тохары, которых китайские авторы называли юэ-чжи; — пришли в движение под давлением гуннов (хунну). Это были кочевые и пастушеские племена, которым пришлось искать пастбища для скота; со своих исконных мест обитания в Центральной Азии они продвинулись на запад, в Бактрию, и осели там, овладев этой страной. Приблизительно за сто последующих лет они вошли как составная часть в восточно-иранские местные племена и усвоили, как считается, их язык. Преобладающий антропологический тип у них был европеоидный.