Валентин Костылев - Жрецы (Человек и боги - 2) Страница 4

- Нижегородского уезда, Дальнеконстантиновской волости православные христьяне, а всего тридцать человек, пришли в церковь села Константинова же с ружьями, дубьем и цепами, выбили северные двери и выстрелили в алтаре, священника из алтаря выволокли, ризы на нем изодрали, на престоле и жертвеннике одежды исполосовали, прочие ризы, которые висели в алтаре, стаща, топтали ногами и измарали все без остатка; священника отволокли на церковный двор и, разложив, били кнутом и дубиною мучительски, так что священник едва жив.

Поп умолк, отвернулся, сморкаясь в подрясник, захныкал: "Как же нам быть теперь, как же слово божие проповедати?"

Сеченов долго молча смотрел на Иоанна. Лицо его было мрачно. Старичок в ужасе стал молиться на иконостас, незаметно поглядывая на Димитрия.

- Кто же повинен в сем мужичьем бешенстве? - громогласно спросил Сеченов попа.

- Мордва! Во всем виновата мордва!.. Ежели бы не она, не допустили бы сего христьяне. Совестию оные метутся и от истины отвращаются... Язычники, глядя на сии бесчинства, над православным же духовенством потешаются. И многих из мордвы, принявших православие, мухаметане сбивают в свою веру... Мусульманские ахуны и муллы легко отторгают от православия не токмо крещеную мордву, но и русских православных христьян... Оранской же обители монахов нередко мужики ловят и бьют, словно бы лесную тварь...

- Пошел! - шлепнул ладонью по столу красный от гнева епископ. Изыде!

Поп, мелко семеня лаптями, нырнул в дверь.

- То ли было при соратнике великого преобразователя России Питириме?! Ах, ваше преосвященство! Сколь прискорбно мне таковое зрелище! Как допустили вы подобное богоотступничество? Горе нам всем! Горе! Так ли я поступал в Казанской губернии? Всех, нарушивших христианские догматы, татар, чувашей и черемисов я содержал в кандалах за крепким присмотром и до указа в неисходном сидении... Меня боялись... Меня слушали. Епископ благоволение, добро, но епископ же и гнев божий... И как же нам горько видеть то, что творится в Нижегородской губернии! Ужели вашему преосвященству все равно - крестятся ли или же остаются некрещеными целые тысячи мухаметан либо язычников?

Иоанн, как будто не про него и речь идет, облокотился на стол, задремав. Сеченов сердито хлопнул ладонью по столу, воскликнув: "Отец!" Старик очнулся, икнул, протер с удивлением глаза.

- В своей Казанской епархии я школы завел... Для убеждения инородческих мальчиков я посылал разумных людей... После этого я отбирал их у родителей... Из них выйдут хорошие проповедники, которые, ораторствуя на родном диалекте, будут обращать в христианство своих же соотечественников. Поселил я проповедников в пустынных местах, в лесах и рощах, вблизи инородческих деревень, и оные пустынножители своим христианским примером привлекали к себе сердца иноверцев, покоряли их. Много всяких иных орудий имеем мы к одолению неверия и язычества. В толк не могу я взять, как же так, ваше преосвященство, вы сего не употребляли?

Иоанн, с трудом поднявшись, поклонился Димитрию и, покрякивая, молча вышел из покоев, повергнув тем самым в крайнее недоумение своего гордого преемника.

Сеченов с досады плюнул и немедленно вызвал толмачей, а также своих советников - попов и монахов, привезенных из Казани, и сообща с ними стал обсуждать задуманный им поход на неверующих и язычников в Нижегородской епархии.

Он пояснил своим помощникам, что, хотя теперь они и не в Казанской, а в Нижегородской губернии, но порядок обращения в христианство остается прежний. По мнению епископа, здесь будет легче, чем в Казани, потому что в Казанской губернии в мусульманских селах Соборное Уложение запрещает русским покупать земли у некрещеных татар. Таким образом, дабы российское дворянство могло завладеть татарскими землями, новокрещенской конторе приходилось великою хитростью обращать татар в христианство. А здесь предстоит валандаться с языческой мордвой и чувашами, на которых Соборное Уложение не распространяется.

О, эта "хитрость"! Недаром по лицам сеченовских иноков пробежали невольные улыбки.

Как было в Казани?

Новокрещеных татар, не знавших даже русского языка, заставляли учить наизусть русские молитвы, и если при проверке оказывалось, что татарин молитву не знает или знает плохо, новокрещенца (чего уж тут скрывать?!) приходилось арестовывать, бить плетьми и угрожать высылкою. Шила в мешке не утаишь! Случалось самим же перевертывать кверху ногами какую-нибудь икону у новокрещенца, а сваливать на него же, случалось подсовывать скоромную пищу в постные дни и угрозами о доносе выколачивать мзду у новокрещеных, вымогать за требу по произволу и доводить деревни до крайнего изнеможения и бедности. Помещики тут-то и скупали за бесценок землю у разорившихся новокрещеных татар. Приводили в татарскую деревню своих крепостных, натравливая их на татар, а татар на них. Чтобы погасить бунт, Сеченов посылал проповедников с солдатами увещевать "бунтующих и слабых".

Так было. И епископу нечего скрывать это от своих людей; и его проповедникам и толмачам тоже нечего притворяться агнцами непорочными.

Разговор развернулся у епископа Сеченова с его подчиненными откровенный.

- Не всех же мы разоряем!.. - тряхнув курчавой гривой, солидно заявил епископ. - Татарскую знать православием не мы ли роднили с российской знатью?.. И многие, бывшие ранее иноверцами, князья, дворяне и купцы, ныне благодарны нам и горды близостью своею к православной церкви и российскому дворянству, ибо, кроме выгоды, ничего иного они от сего не получили. Не все люди одинаковы... И бог не ко всем расположен одинаково. С мордвою и чувашами будет только единое затруднение: нет у них князей и дворянства... Не с кого им примера брать в легкости приобщения к христианству... В Казани, в Сибири слово божие достигается успешнее, ибо тамошние князья, князьки и старейшины родов и племен обращаются в христианство первоочередно, служа надежным примером для бедноты... Но и тут предвидится исход. Мы добьемся обращения в православие некоторых из жрецов и зажиточных людей среди мордвы. Они явят собою спасительный пример повиновения святой православной церкви и для голытьбы. Так ли я говорю? Согласны ли вы со мною, воины церкви?!

Дружно выразили свое согласие услужливые проповедники и толмачи, подобострастно посматривая на епископа.

- Сумеем ли одолеть это? - оглядывая их, спросил он.

- Божия сила велика, и слово всевышнего неизреченно!.. - поднявшись с своего места, звонко отчеканил рыжий старец с выпяченными губами; лицо его казалось как бы нарочно прикрытым веснушками, чтобы затушевать его истинное выражение. Одет был старец в новенький подрясник, опоясанный широким бисерным цветным поясом.

- Да будет так! - хором подхватили остальные, тоже вскочив с своих мест.

Сеченов, продолжая стоять, сказал:

- Садитесь и побеседуйте, а я удалюсь пока.

Но, выйдя из кельи, он никуда не ушел: остался около двери, плотно приложив свое архиерейское ухо к дверной щели. Проповедники же и толмачи испустили вздохи облегчения.

Некоторое время оправлялись, почесываясь и зевая.

- Мало нас! - грустно пробасил черный, волосатый толмач. За поясом его длинного нарядного кафтана торчал бумажный свиток.

- Школы нужны и здесь, дабы невинные русские младенцы изучали инородческие диалекты, а инородческие невинные младенцы - русский и словенский, и закон божий, - угрюмо сказал его сосед, задумчивый молодой, подстриженный "под горшок" проповедник.

- Мы еще не знаем, братцы, какова мзда в Нижегородской епархии ляжет на долю проповедников и священноцерковнослужителей, о сем епископ, по своему обычаю, умолчать изволил... - оживился рыжий старец с выпяченными губами. - Мало заботы ему о нас, грешных.

- Оно так, братцы! Не велика, видать, мзда наша на сей земле. Придется, видимо, толмачить без всякой фальши... - оживленно откликнулся волосатый дядя. - С замерзелой деревенской мордвы много ли дани взыщешь? Казанские мурзы и торговые люди кормили нас и миловали, а мордве и самой есть нечего. Аминь!

Он грустно помотал головой.

В эту минуту как раз скрипнула дверь и довольно ясно можно было различить дыхание епископа. Иноки и толмачи переглянулись. Поняли. Не первый раз. Замолкли, словно воды в рот набрали. Рыжий старец, однако, слащавым голоском произнес:

- Христианская вера - прочнейшая основа для насаждения русской гражданственности. Великий господин наш батюшка равноапостольный епископ наша прочная поддержка в сем деле и наша счастливая защита...

- Истинно так! - хором грянули его товарищи.

Сеченов понял, что ему более уж нечего дожидаться, помощники его догадались, что он подслушивает, - надо выходить. Молниеносно поднявшимся со своих мест клирикам он сказал:

- Бог избави нас от власти темные, и мы, рабы его, повинны просветить младшего брата нашего, следуя евангельскому духу, но не пренебрегая и правительственными указами. Они предписывают нам ездить по иноверческим селениям, жечь нечестивые жилища, крестить иноверцев и награждать их любовью. Иногда надо держать к ним и ласку и привет, обнадеживая их государевою милостию. Способствуя этим обращению иноверцев в христианство, мы получаем двоякую выгоду: личную и общественную. Приняв веру христову, инородцы теряют право делать то, что дозволялось их языческою верою: обижать, грабить и убивать русских людей, поселяемых властью в их селах и деревнях. Сим водворяем мы в инородческих местах порядок, повиновение и общерусские выгоды. Тем самым мы укрепляем и дворянскую знать. А кто же нам ближе и дороже российского дворянства?! Оно оценит и щедро вознаградит самоотверженных проповедников слова божия... О сем попечение возьму на себя я сам, ваш наставник и отец. Бедствовать не будете.