Себастьян Хаффнер - Пруссия без легенд Страница 4

В этом быстром обзоре мы поскупились на имена и даты. Мы не упомянули таких известных магистров, как Германн фон Зальца, Винрих фон Книпроде и Хайнрих фон Плауэн, и мы с удовольствием не упомянули бы неоднократно воспетую битву под Танненбергом [5] (1410 год), первое тяжелое поражение Ордена, в каком-то смысле битву на Марне [6] в его польской войне. Она вошла в немецкие и в польские исторические легенды как столкновение героев с одной стороны и торжество освобождения с другой, но все-таки она не была решающей. Войны Ордена с Польшей после Танненберга продолжались еще более, чем полстолетия. Но без даты все-таки не обойтись, как для истории Ордена, так и для Предыстории Пруссии: 1466 — год Второго Торуньского мира. По этому миру Орден утратил свою независимость и стал вассалом Польши. Западная Пруссия становилась полностью польской (и в последующие столетия она была насыщена польскими поселенцами, которые уже никогда не ушли отсюда). Восточная Пруссия оставалась Ордену, но лишь в качестве подчиненной Польше. Вот такой несколько более глубокий исторический надрез.

Более поздние немецкие националистические описания истории расценивают эти события как национальную катастрофу. В те времена так их никто не рассматривал. В 15 веке не думали в категориях национальности, и немецкие подданные Ордена воспринимали переход в более свободное польское вассальное подчинение гораздо больше как освобождение. Император и империя не вмешались. Но, пожалуй, переход Восточной Пруссии под польское владычество создал первую предпосылку к тому, чтобы позже на его земле могло образоваться новое, суверенное государство: Пруссия отныне не принадлежала к германской империи. До тех пор, когда она смогла снова отделиться от Польши, прошли еще столетия, однако самый первый скрытый шаг к возникновению будущего прусского государства был сделан.

Второй шаг последовал в 1525 году, когда последний магистр Ордена использовал Реформацию, чтобы ликвидировать Орденское государство и сделать себя светским "Герцогом Пруссии" [7], однако все же подразумевалось — под владычеством Польши. Это не слишком-то возвышенная история, как и множество историй князей периода Реформации: правители периода Реформации стали известны делами, при которых Евангелие служило прикрытием для захвата церковного имущества. При последнем магистре к этому добавилось предательство, поскольку он совершил преступление против своей должности и тех, кто его выбрал на эту должность; при этом он был объявлен в Империи вне закона, что однако же мало его заботило. Он правил, подвергнутый опале, но в неприкосновенности, еще долгие десятилетия, и совсем неплохо правил (он является основателем Университета в Кёнигсберге), женился, как любой человек, на светской княгине и оставил своему герцогству слабоумного сына. Слегка одиозная история этого вероломного последнего магистра и первого герцога Пруссии вряд ли заслуживала бы упоминания, если бы он не принадлежал к некоей совершенно определенной семье. Но он был Гогенцоллерн, Альбрехт фон Бранденбург-Ансбах, и через него Пруссия отошла к той же фамилии, что и Бранденбург. Было совершенно естественным, что эта семья отныне прикладывала все усилия, чтобы маркграфство и герцогство были в одних и тех же руках.

И тем самым мы теперь находимся среди второго слоя Предыстории Пруссии, которая уже больше не история колонизации, а история правителей, история державной политики дома Гогенцоллернов. Позже, когда Гогенцоллерны станут прусскими королями и немецкими императорами, она будет сверх всякой меры прославлена, как будто бы бранденбургские курфюрсты 15-го и 16-го веков все уже трудились на будущую Великую Пруссию или даже на всю Германию. Этого они не делали, никто из них. Они были средними немецкими территориальными князьями, не лучше и не хуже, чем множество ныне забытых, и они проводили такую же мелкую деятельную семейную политику, как все остальные: политика супружеств и наследования, стремившиеся получить права владения и как можно больше земель в семейную собственность; впрочем, мы видим их в постоянной оппозиции к медленно слабеющей императорской центральной власти и одновременно в постоянном противоборстве со своими собственными "сословиями" — аристократией, духовенством и городами, — которые так же сопротивлялись княжеской центральной власти, как та — императорской. Эти (сегодня просто скучные) спекуляции и ссоры заполняли два столетия. Пока Гогенцоллерны в маркграфстве Бранденбург более-менее укротили своих собственных рыцарей-разбойников, прошло целое столетие, а до того, как начали "пожинать плоды" — еще столетие.

Гогенцоллерны, прежде швабский род, в конце 12-го века пришли во Франконию [8] и после этого два столетия были бургграфами Нюрнберга, титул в большей степени почетный, чем настоящее положение властелинов. Одновременно они получили небольшое владение в Ансбахе и в Байрейте и вокруг них. В течение двух столетий они были более успешными служащими империи, чем правителями земель. К примеру, шестой бургграф Нюрнберга, который тогда (в 1415 году) стал первым маркграфом Бранденбурга из Гогенцоллернов, сделал свою карьеру как советник и агент короля Сигизмунда, которому он помог в избрании на трон своим дипломатическим мастерством; наградой ему стало маркграфство Бранденбург. Поистине королевская награда и огромное повышение; однако также и бремя, которое награжденный и возвышенный вскоре стал находить только лишь тягостным. Он вскоре покинул провинцию, обескураженный безрадостными и довольно безрезультатными стычками со своими одичавшими аристократами, и его сын не мог выдержать пребывания здесь вплоть до своей смерти, а третий маркграф из Гогенцоллернов едва ли посещал свою землю. Имперские дела и имперские распри были гораздо интереснее этому отпрыску швабско-франконских политиков, чем правление в новой отдаленной земле — "песочнице империи" [9]. Лишь в четвертом поколении Гогенцоллерны укоренились там и стали править землей по-отечески, кое-как, с грехом пополам — как и все прочие князья. И все-таки уже заинтересованные в основании притязаний на наследования не только где-либо в другом месте, на западе империи, но теперь и в Померании, и в Силезии — ожидания, которые несмотря на тщательную заботу долгое время не приносили плодов. И тут неожиданно им в руки падает самый большой подарок — Пруссия.

Это была чистая случайность, что последний магистр Ордена, реформировавший и секуляризировавший Орденское государство, был Гогенцоллерном. До этого они не имели совершенно никаких дел с Орденом. Также совершенно неверно, что правивший в то время в Бранденбурге Гогенцоллерн, Иоахим I, приложил руку к прусской сделке своего родственника, неожиданно открывшей этой семье столь поразительные перспективы. Напротив, Иоахим I был ожесточенным противником Реформации и он был тесно связан со своим братом, архиепископом Магдебурга и Майнца и пресловутым патроном продажи индульгенций. Что делал их кузен в Пруссии, они глубоко не одобряли, и маркграф Бранденбурга должен был сначала умереть, прежде чем Гогенцоллерны смогли использовать свой неожиданный прусский шанс. Разумеется, потом они занялись этим основательно. Иоахим II не только провел Реформацию теперь и в Бранденбурге, действуя при этом против своих истинных религиозных убеждений; после смерти старого Альбрехта Прусского в 1568 году он добился с большими хлопотами и со многими уступками совместного владения этого прусского наследства с польским королем и женил в придачу — осторожность прежде всего — двух своих сыновей на дочерях "слабоумного" Альбрехта Фридриха, герцога Пруссии. Однако тот прожил, против всех ожиданий, очень долго — он "правил" еще целых пятьдесят лет. Только лишь правнук Иоахима II дожил до окончательного открытия наследства, и когда Бранденбург и Пруссия в конце концов оказались в руках одних и тех же Гогенцоллернов, был уже 1618 год.

Мы рассказываем все это очень быстро, поскольку для современного читателя частности этой княжеской семейной политики поистине совершенно неинтересны. Но при этом не следует забывать, насколько медленно (как ползущая улитка) происходило все в действительности. 1415 год — Гогенцоллерны в Бранденбурге; 1466 год — Орденское государство под владычеством Польши; 1525 год — Гогенцоллерн, герцог Пруссии, вассал Польши; 1568 год — совместное ленное владение Пруссии Гогенцоллернами Бранденбурга; 1618 год — открытие наследства. Это все читается в один миг и задним числом воспринимается как запланированные остановки на предварительно проложенном пути, который ведет прямо к прусскому государству Гогенцоллернов. Однако проходили столетия и между каждой станцией жили и умирали целые поколения, совершенно не представляя, какой будет следующая остановка, будет ли она вообще и как все пойдет дальше. В действительности каждый раз все могло пойти совершенно по-другому. Более поздние легенды династии Гогенцоллернов представляли дело таким образом, как будто бы этот род, руководствуясь предвидением, в течение столетий сознательно и дальновидно работал над созданием будущей Пруссии, "закладывал её основы", и даже школьники нашего столетия столь основательно изучали судьбы Немецкого Ордена и годы правления бранденбургских курфюрстов, как будто бы речь шла о Старом и Новом Заветах их государственности. В действительности же курфюрсты Бранденбурга 15 и 16 веков, не говоря уже о рыцарях Ордена 13 и 14 веков, все до одного были бы крайне удивлены, если бы им рассказали, что они работали над созданием будущей Пруссии, и необходимо было сочетаться множеству случайностям, чтобы бранденбургский курфюрст одновременно стал прусским герцогом. Случайная, произвольная и никак не убедительная история возникновения прусского государства прилепилась к нему, как подарок проклятия от злой феи, положенный в колыбель. Пруссия не должна была, так сказать, брать этот подарок, этого не должно было происходить. В отличие от других европейских государств она всегда мысленно разъединялась на свои составные части и в течение всей своей жизни как государство вынуждена была перебарщивать в государственной воле к жизни и в военной энергии самоутверждения, чтобы нивелировать этот изъян рождения.