Кэрри Гринберг - Женщины Викторианской Англии. От идеала до порока Страница 4

Он замолчал, как того требовал обычай. Был ли случай, когда пауза после этого предупреждения нарушалась бы? Вероятно, ни разу за сотню лет. И священник, даже не поднявший глаз от требника, лишь перевел дух и, протянув руку к мистеру Рочестеру, уже приготовился спросить: «Берешь ли ты в жены эту женщину?», как вдруг совсем близко чей-то голос ясно и громко произнес:

– Обряд не может быть продолжен. Я заявляю о наличии препятствия.

Священник посмотрел на говорившего и онемел. Как и причетник. Мистер Рочестер покачнулся, будто у него под ногами содрогнулась земля, но выпрямился и, не повернув головы, глядя прямо перед собой, сказал:

– Продолжайте.

После того как он произнес это слово глубоким низким басом, воцарилась мертвая тишина. Затем мистер Вуд сказал:

– Я не могу продолжать, не раньше, чем будет рассмотрено это возражение и доказано, верно оно или ложно.

– Обряд не будет продолжен, – вновь раздался голос позади нас. – Я могу неопровержимо доказать свои слова: заключение этого брака невозможно из-за непреодолимого препятствия.

(…) Оно заключается в существовании предыдущего брака. У мистера Рочестера есть жена».

Оглашение бракосочетания в церкви (banns) являлось одним из способов предотвращения незаконных союзов. Однако иногда молодым хотелось избежать публичной огласки, особенно если вдова слишком поспешно рвалась под венец, или между молодоженами была большая разница в возрасте, или же имела место беременность. В таком случае подавали заявку на брачную лицензию. Это была более быстрая, хотя и дорогостоящая процедура. Чтобы получить лицензию, жениху или невесте следовало прожить в приходе не менее месяца. Здесь, правда, тоже существовало исключение. Архиепископ Кентерберийский мог выдать специальную лицензию, позволявшую проводить бракосочетание где угодно и когда угодно, но она была баснословно дорогой и предназначалась для сильных мира сего: пэров, баронетов, рыцарей и членов парламента.

Лицензии выдавали и тем, кто собирался провести гражданскую церемонию в мэрии или же обвенчаться по своему обряду – например, католическому или пресвитерианскому. За такими лицензиями приходили в окружную контору регистратора-суперинтенданта. Но англичане, ценившие традиции, довольно скептически относились к гражданской церемонии бракосочетания. Довольно мрачную картину рисует Томас Гарди в романе «Джуд Незаметный»:

«В зале собралось несколько человек – там шло бракосочетание какого-то солдата с молодой женщиной (…) Солдат был угрюм и недоволен, невеста – застенчива и печальна; под глазом у нее был синяк, и в скором времени ей, видимо, предстояло стать матерью. Скромная церемония скоро закончилась, и пара покинула помещение в сопровождении бестолково засуетившихся друзей. Один из свидетелей, проходя мимо Сью и Джуда, обратился к ним, словно к давним знакомым, и сказал:

– Поглядите-ка вот на этих, они только что вошли. Ха-ха! Парня только утром выпустили из тюрьмы. Она встретила его у ворот – и сразу сюда. Сама и расходы все оплатила.

(…) Сью отступила назад и взглянула на Джуда, губы ее искривились, как у готового заплакать ребенка.

– Джуд, мне не нравится здесь! Лучше бы мы сюда не приходили! Это место внушает мне омерзение: разве не противоестественно такое освящение нашей любви? Лучше уж пойти в церковь, если обряд так уж необходим. Там хоть не так пошло!»

Сразу после принятия акта 1753 года англичане начали искать простые, быстрые и дешевые способы соединиться в законном браке. Одним из таких вариантов было солгать про свое место жительства и податься в крупный город, где священник не знает всех своих прихожан в лицо. Объявлять о грядущем браке среди незнакомцев было не так страшно. Однако при наличии лицензии и совершеннолетии всех задействованных лиц сочетаться тайным браком было не так уж сложно, даже несмотря на противодействие родни. Весьма захватывающей оказалась свадьба и последующий побег двух известных поэтов, Элизабет Барретт и Роберта Браунинга.

Элизабет Барретт Браунинг.

В 1840-х Лондон был очарован стихами загадочной поэтессы, которая, по слухам, была прикована к постели и не выходила из дома. Заинтересовался ею и начинающий поэт Роберт Браунинг, тем более что Элизабет несколько раз лестно отзывалась о его творениях. Между коллегами завязалась переписка, и в 1845 году они наконец встретились. Элизабет приняла поклонника в полутемной гостиной, лежа на диване, укутанная в пледы и шали. Она была страшно бледна и казалась истощенной – долгие годы Элизабет страдала от анорексии, истерии, агорафобии, боязни грома, яркого света и летучих мышей, а также еще целого букета нервных заболеваний. Тем не менее, ее потусторонний вид сразил Роберта. Он влюбился без памяти. Однако на пути к их счастью возникло серьезное препятствие в лице Эдварда Моултона Барретта, отца Элизабет. Мужчина суровый и властный, он, тем не менее, нежно заботился о дочери, часто приносил ей цветы, подолгу разговаривал с ней о литературе, приходил к ней вечером прочесть молитвы. Элизабет боготворила отца и трепетала перед ним, он же хотя и старался облегчить ее страдания, приглашая к ней лучших врачей, в глубине души был доволен ее положением инвалида. Такую дочь ни с кем не пришлось бы делить. Она существовала всецело для него.

На момент встречи с Робертом поэтессе было под сорок, ее любимому исполнилось 33, но им приходилось встречаться тайно, словно двум юнцам. Пока мистер Барретт работал в Сити, Роберт посещал Элизабет и проводил с ней несколько часов, успевая уехать до возвращения грозного папаши. Сестры Элизабет и вся прислуга были осведомлены об их отношениях, но не выдавали влюбленных – от мистера Барретта досталось бы и доносчику. Сам же он несколько раз заставал Браунинга у себя дома, но не придавал его присутствию особого значения, полагая, что его разговоры с Элизабет сводятся к поэзии. В конце концов, дочь буквально жила на опиуме и до сих пор забивалась в угол при раскатах грома. Какая из нее невеста? Но в сентябре 1846 года дочь изрядно удивила мистера Барретта. Опасаясь, что вскоре отец увезет всю семью из Лондона, Элизабет и Роберт решили немедленно пожениться. 11 сентября Роберт взял свадебную лицензию и уже на следующий день обвенчался с Элизабет в приходской церкви Мэрилбоун. Свидетельницей невесты стала ее горничная, свидетелем жениха – его кузен. После свадьбы молодожены разъехались по домам, радуясь, но, вместе с тем, содрогаясь от содеянного. Вскоре они умчались во Францию, а оттуда в Италию, где до них уже не мог добраться мистер Барретт.

«Страх парализует меня при мысли о том, что придется сказать ему «Папа, я вышла замуж. Надеюсь, ты не очень огорчен». Ах, бедный папа!.. Он будет в ярости, он от меня отречется… Но мы подчинимся ему, дорогой мой. Я упаду ему в ноги, чтобы он меня хоть немного простил – достаточно, чтобы вновь меня обнять… А ты, такой заботливый и добрый, поможешь мне вернуть его охладевшую любовь», – надеялась Элизабет Барретт, теперь уже миссис Браунинг. Надеялась напрасно.

Мистер Барретт так и не простил беглянку-дочь, вычеркнув ее из своего завещания и, видимо, из своего сердца. Тем не менее, замужняя жизнь пошла ей на пользу: здоровье Элизабет поправилось, творческий дар расцвел еще ярче, и в 43 года она даже родила сына.

Однако настоящие авантюристы, особенно несовершеннолетние, предпочитали свадьбу в Шотландии. Нет, это не реклама свадебного агентства, организующего венчания в замках и фотосессии на фоне скал, это способ быстро пожениться без всякого официоза. Чтобы зарегистрировать брак в Шотландии, на которую не распространялся английский закон, жених и невеста всего лишь называли друг друга мужем и женой в присутствии одного свидетеля. Брачный возраст был и вовсе смешным: 14 лет для мальчика и 12 для девочки, к тому же родительского согласия не требовалось. В довершение всех благ, заключенные в Шотландии браки официально признавались в Англии, поэтому родина Роберта Бернса и Вальтера Скотта стала новой Меккой для влюбленных, как бедных, так и богатых. Англичане уезжали в Эдинбург, но еще популярнее была деревушка на юге Шотландии под названием Гретна-Грин. Для пущего экзотического колорита венчания там проводил кузнец – новобрачным было что вспомнить! Довольно скоро парочки заполонили всю Гретна-Грин (вот что значит удачный маркетинг!), и постоялые дворы предлагали им «пакет услуг» – кров, стол и свидетельство о браке. С развитием железных дорог число «свадеб на скорую руку» возросло, пока в 1856 году лавочку не прикрыли: законодатели потребовали, чтобы хотя бы один из молодоженов прожил в Шотландии три недели до свадьбы. В это же время в Англии разрешили гражданские браки, и свадьбы в Шотландии утратили свои преимущества.