Светлана Плетнева - Половцы Страница 4

Печенегам хазары уже не казались сколько-нибудь опасными врагами. Очевидно, каганат даже и не пытался изгнать их со своих бывших земель. Да в этом уже не было необходимости, так как земли все равно остались бы пустыми — заселить их было некому.

Итак, ни гузы, ни каганат не тревожили печенегов. Византия была далекой и еще недоступной страной — дойти до нее было невозможно, поскольку печенеги должны были для этого пересечь Дунайскую Болгарию, оставив в тылу не только самих болгар, но и могучего, с каждым годом набирающего силу противника — Русь. Это была единственная реальная сила, способная противостоять кочевническим ордам.

Впервые русичи столкнулись с печенегами в 915 г., когда «приидоша печенези первое на Рускую землю и створивше мир с Игорем, идоша к Дунаю» (ПСРЛ, II, с. 32). Очевидно, расселяясь по степи, захватывая все новые и новые степные просторы, печенеги попытались «освоить» и лесостепные области, принадлежавшие Руси. Натолкнувшись на сопротивление русских дружин, печенеги для обеспечения себе спокойного тыла заключили мир с Русью и откочевали к границам более слабых противников: Болгарии и Венгрии.

Тем не менее с Русью печенеги продолжали поддерживать самые разнообразные и оживленные отношения. Византия, обеспокоенная этим, а также возвышением Руси, постоянно стравливала печенегов с Русью, поскольку росы, по словам Константина Багрянородного, не могли ни воевать, ни торговать, если находились не в мире с печенегами, поэтому они постоянно были «озабочены тем, чтобы иметь мир с пачинакитами». Помимо мирного договора 915 г., русский летописец отмечает еще один, на этот раз уже военный, союз, заключенный князем Игорем с печенегами в 944 г. для совместного похода на Византию: «...совокупи воя многи варяги, и русь, и поляны, и словепы, и кривичи, и печепегы ная... поиде на гре-кы в лодьях и на конех». Император Роман,,услышав об этом, послал им навстречу «лучших бояр», откупился от Игоря и от печенегов, послав им «паволоки и золото». В результате Игорь счел возможным прекратить поход, однако это не избавило его от необходимости расплатиться с печенегами, пошедшими в этот поход ради возможности пограбить захваченные земли. Взамен византийских владений Игорь вынужден был разрешить печенегам «воевати Болгарскую землю» (ПСРЛ, II, с. 34— 35). Игорь пытался нейтрализовать печенегов не только заключением миров, но и силой оружия. В 920 г. он ходил на них походом, что под этим годом зафиксировано в летописи: «воеваша на печенегы». О том, кто победил в этом походе и куда был направлен удар русских полков, неизвестно. Других сообщений о походах русичей на степняков не сохранилось. Да и вряд ли организация их была тогда возможна. Печенеги, кочуя на огромных пространствах южнорусских степей, практически были неуловимы, поскольку кочевали по ним круглый год, проводя все время в повозках и на копях.

Печенеги находились на той, так называемой таборной стадии кочевания, которая характеризуется достаточно развитыми общественными отношениями — военной демократией (Плетнева, 1982, с. 13—18). Во главе восьми фем, которые, очевидно, можно считать объединениями типа орд, стояли ханы — архонты, как называет их Константин Багрянородный, или, согласно русской летописи, князья. Орды делились на 40 частей, т. е. в каждую орду входило пять родов. Эта структура печенежского общества была прослежена этнографами и у некоторых ныне существующих народов, в частности у каракалпаков. Роды возглавлялись архонтами более низкого разряда — меньшими князьями. Роль племенных и родовых князей сводилась в условиях военной демократии к роли военачальников. Константин Багрянородный записал имена первых ханов, под главенством, которых печенеги захватили восточноевропейские степи: Ваицу (орда Иртим), Куркутэ (Гилы), Каидум (Харавои), Гиаци (Хо-ион), Куел (Цур), Ипаоса (Кулпеи), Батан (Цопон), Коста (Талмат).

Каждая орда действовала, вероятно, в значительной степени самостоятельно. Во время грабительских и завоевательных походов и войн некоторые из них особенно разбогатели и выделились. Об этом опять-таки рассказывает византийский император: «Должно знать, что пачинакиты называются также кангар, но не все, а народ трех фем: Иавдиирти, Куарцицур и Хавуксингила, как более мужественные и благородные, чем прочие: ибо это и означает прозвище кангар» (Константин Багрянородный, с. 159). Следует сказать, что фемы кангар, по-видимому, вели свое происхождение от «Кангюй» и с самого начала, с образования печенежского объединения, стояли во главе союза. Очевидно, главы трех «избранных» орд — ханы Кур-кутэ, Ваицу и Куел были самыми прославленными и могущественными в печенежской земле [1]. Тем не менее даже они не могли передать по наследству свою власть сыновьям. Власть наследовалась двоюродными братьями или детьми двоюродных братьев, «чтобы достоинство не оставалось постоянно в одной ветви рода, но чтобы честь наследовали и получали также и родичи по боковой линии. Из постороннего же рода никто не вторгается и не становится архонтом» — так завершает свои познания об общественном строе печенегов император Константин (Константин Багрянородный, с. 155). Описанный им несколько необычный порядок наследования предполагает, как представляется, матрилинейность родства или, во всяком случае, пережиточность этого матриархального закона. Следует отметить, что пережитки матриархата были, видимо, вообще характерны для кочевников, некоторые его черты, как мы увидим ниже, хорошо прослеживаются и в половецком обществе.

Князья (ханы)-военачальники обладали, очевидно, исполнительной властью. В экстраординарных случаях печенеги, как известно из более поздних (XI в.) источников, собирали «сходку», являвшуюся, по существу, народным собранием — характернейшим органом военной демократии. О ней упоминают в своих сочинениях епископ Бруно и византийская царевна Анна Комнина (Плетнева, 1958, с. 193). Постоянные войны, участие в грабительских походах — наиболее типичные черты этого общественного строя. Именно поэтому печенегов так легко можно было поднять в любой поход против любой страны, грабеж которой принес бы им выгоду. Мы уже знаем, что чаще всего ими пользовались византийцы. Однако и сами они постоянно опасались за свои крымские владения, в частности за Херсон, к стенам которого печенеги часто подкочевывали, видимо, вплотную.

В 965 г. при князе Святославе печенеги участвовали в русском походе на Хазарию. Прямых сведений об этом пет, но недаром византийский император подчеркивал невозможность для росов вести международные войны без предварительно заключенного с печенегами соглашения.

В этом походе Святослав неизбежно должен был пройти через печенежские степи, для того чтобы достигнуть хазарских, городов: Саркела, который был первым взят и разгромлен его войском, и затем Итиля где-то па Нижней Волге (Артамонов, 1962, с. 4.26—427). Мир Святослава со степняками был недолговечен. Три года спустя печенеги организовали большой поход на Русь. Святослав в то время вел завоевательную войну в Болгарии на Дунае, и вполне вероятно, что византийцы, напуганные близким соседством русской дружины, спровоцировали этот поход на страну, ослабленную отсутствием князя и лучшей части его дружины. Русский летописец так начинает рассказ об этом:

«Придоша печенези первое на Рус кую землю... и затворися Ольга с внуки своими Ярополком, Олгом, Володимером в городе Киеве. И оступиша печенези город в силе тяжьце, бесцисленное множьство около города и не бе лзе вы л ест и из града и вести (Святославу.— С. П.) послати...»

(ПСРЛ, II, с. 53.).

Город и княгиня с княжатами были спасены подошедшим к Киеву воеводой Претичем, уведомленным о бедственном положении города юношей-киевлянином, пробравшимся через печенежское окружение и переплывшим Днепр для того, чтобы попасть к черниговским воинам, стоявшим лагерем па левом берегу Днепра и не знавшим о бедственном положении стольного города.

Печенеги, увидев подошедшие русские дружины Претила, решили, что это уже подобрался к ним с тылу Святослав, слава о непобедимости которого была настолько сильна, что степняки, не приняв боя, отступили, а князь печенежский просил мира и дружбы у Претича и поменялся с ним оружием:

«...и вдаст печенежский князь Претичу копь, саблю, стрелы. Он же даст ему брони, щит, меч...»

(ПСРЛ, II, с. 55).

Пока шел этот обмен любезностями, Святослав действительно вернулся вместе с дружиной на Русь, собрал воинов и прогнал печенегов «в поле», т. е. далеко в степи, и вновь подтвердил мир с ними. Но не надолго. В 969 г. умерла Ольга, и некому стало удерживать неуемного князя дома.

Разделив Русь между своими уже повзрослевшими сыновьями, Святослав двинулся в 971 г. на завоевание По-дунавья. Вначале все складывалось благоприятно для русского князя, потом начались неудачи, и тогда он вспомнил, что, уходя из Киева, не заключил нового мира с печенегами: «печенеги с нами ратни». Несмотря на это обстоятельство, Святослав должен был возвращаться через враждебные степи по Днепру домой — в Киев. Болгары и византийцы поспешили сообщить печенегам, что Святослав идет из Доростола с полоном «бещислен» и с «малой дружиной» (ПСРЛ, II, с. 61). Печенеги засели на днепровских порогах, поджидая Святослава. Последний, узнав об этом, решил перезимовать в Белобережье. Зимовка была голодной и холодной. Весной ослабевшие воины не смогли прорваться сквозь печенежское окружение, и, когда Святослав подошел к порогам, «лападо па пя Куря (хаи орды Гилы.— С. П.), князь печенежский и убиша Святослава». Куря приказал затем отрубить голову Святославу и из черепных костей сделать окованную золотом чашу. Делать чаши из черепов убитых врагов — обычай, широко распространенный в среде тюркоязычиых народов (Иакинф Бич урин, II, с. 147). Кочевники верили, что таким образом переходят к ним сила и мужество поверженного врага. Интересно, что князь Куря и его жена пили из этой ритуальной чаши для того, чтобы у них родился сын, похожий па Святослава. Об этом могучем и отважном рыцаре слагались легенды не только на Руси, но и в степях. Вполне возможно, что характеристика Святослава, данная в летописи, включена летописцем из песий о Святославе, сложенной, по всей вероятности, в степях (Липец, 1977). В ней воспеваются прежде всего черты воина-кочевника — неприхотливого, выносливого и беспощадного к врагам: