Леон Урис - Эксодус (Книга 3, 4 и 5) Страница 4

На полпути, когда они въехали в арабскую деревню Абу-Йешу, автобусы замедлили ход. Здесь не было той холодной неприязни, которую дети заметили в других арабских деревнях. Наоборот, им здесь приветственно махали руками.

Проехав Абу-Йешу. они миновали также высотную шестисотметровую отметку и вскоре въехали в Ган-Дафну - Сад Дафны, - молодежное село Алият-Ганоар. Автобусы затормозили перед газоном размером в сто метров на пятьдесят, образующим центр селения. Все селение было расположено на широком плоскогорье. Вокруг газона стояли административные здания, а во все четыре стороны тянулись ряды жилых домиков. Всюду росли деревья, и все селение утопало в зелени и цветах. Когда дети с "Эксодуса" сошли с автобусов, оркестр села исполнил в их честь веселый марш.

В самой середине газона в человеческий рост стояла статуя Дафны, девушки, именем которой было названо селение. Статуя была выполнена в бронзе, девушка с винтовкой в руках смотрела вниз на долину Хулы, в точности так, как стояла и сама Дафна в тот день, когда арабы убили ее в Гамишмаре.

Доктор Либерман, основатель селения, небольшого роста мужчина, слегка горбатый, стоял у статуи и покуривал огромную трубку. Он вышел вперед и обратился со словами приветствия к новичкам.

Он коротко рассказал им, что он покинул Германию в 1934 году, а в 1940 году построил Ган-Дафну на участке, который Каммаль, покойный мухтар Абу-Йеши, великодушно уступил Алият-Ганоар. Доктор Либерман подошел к каждому юноше и к каждой девушке отдельно, чтобы поздороваться с ними лично и сказать им несколько слов приветствия на полдюжине языков. У Карен было такое чувство, будто она его где-то видела раньше. Он был очень похож на тех профессоров в Кельне, которые приходили к ним в гости, когда она была еще ребенком... Но это было так давно, что она почти ничего уже не помнила.

Потом к каждому из новоприбывших подошел кто-нибудь из детей, проживавших в селении уже давно, и взяли их под свое шефство.

- Карен Клемент - это ты?

-Да.

- А я Иона, твоя новая соседка по комнате, - сказала еврейская девушка, приехавшая из Египта, чуточку старше Карен.

Девушки поздоровались за руку.

- Пошли, я покажу тебе нашу комнату. Тебе здесь обязательно понравится.

Карен крикнула Дову, что она скоро придет, и пошла с Ионой мимо административных и школьных зданий, вдоль обсаженной кустами аллеи, по обеим сторонам которой стояли коттеджи.

- Нам повезло, - сказала Иона. - Мы с тобой постарше, оттого у нас коттедж.

Карен остановилась на минутку перед коттеджами, посмотрела на него, словно не верила своим глазам, затем вошла. Это была обыкновенная комната, но Карен показалось, что она еще никогда в жизни такой чудесной комнаты не видела. Койка, стол, шкаф, кресло - и все это, принадлежит ей, ей одной.

Уже темнело, когда Карен нашла наконец свободную минутку. После ужина в честь детей должен был состояться концерт в летнем театре.

Карен нашла Дова на газоне у статуи Дафны. Впервые за много, много недель ей вдруг захотелось танцевать. Воздух стоял такой чудесный и чистый, и вообще все было как в раю. Карен вся трепетала от счастья. Она остановилась рядом с Довом и показала рукой на домики Абу-Йеши, белеющие прямо под ними в седловине горы. Над ними Таггартова крепость Форт-Эстер на границе с Ливаном, а совсем внизу в долине лежали поля мошава Яд-Эль. Еще дальше, у самого конца Хульской долины, на вершине горы стоял Тель-Хай, где погиб Трумпельдор, а по ту сторону вздымался Хермон, но там уже была Сирия.

На Карен были брюки оливкового цвета, крестьянская блуза с закрытым воротником, а на ногах - сандалии.

- О, Дов! - воскликнула она. - Это самый счастливый день в моей жизни. Иона - чудная девушка. Она мне сказала, что на всем свете нет человека добрее, чем доктор Либерман.

Она легла на траву, посмотрела на небо и вздохнула. Дов стоял над ней и не говорил ни слова. Она села, схватила его за руку и потянула его к себе.

- Брось ты это! - сказал он резко.

Но она не отставала, пока он не сел рядом. Он растерялся, когда она пожала ему руку и положила голову на его плечо.

- Пожалуйста, Дов, не будь таким хмурым. Неужели ты не радуешься?

- Нашла о чем думать!

- Вот и думаю. - сказала Карен. - И о тебе я тоже думаю.

- Лучше подумай о себе.

- Я думаю о себе тоже. - Она приподнялась на колени и положила ему руки на плечи. - Ты видел свою комнату, койку? Сколько лет прошло с тех пор, как ты жил в такой комнате?

Дов покраснел и опустил глаза.

- Ты только подумай, Дов. Кончились лагеря для перемещенных лиц... нет больше ни Сиотатов, ни Караолосов, ни нелегальных пароходов. Мы дома, Дов, и мне никогда не снилось, что все будет так прекрасно.

Дов медленно встал на ноги и повернулся к ней спиной.

- Все это прекрасно для тебя. У меня другие планы.

- Забудь ты об этих планах, - взмолилась Карен. Заиграл оркестр и музыка понеслась по селению.

- Давай лучше пойдем в театр, - сказала Карен.

Как только Ари и Китти оставили позади Тель-Авив и приехали мимо гигантского британского военного лагеря в Сарафанде, она снова почувствовала напряжение, столь характерное для Палестины. Они проехали по Рамле, городу, населенному одними арабами, и Китти почувствовала на себе враждебные взгляды арабов. Ари, казалось, не замечал ни арабов, ни Китти. За весь день он не сказал с нею и десятка слов.

Восточнее Рамле машина въехала в Баб-эль-Вад, узкую дорогу, которая извивалась в горах Иудеи. По обеим сторонам дороги, прямо на скалах, росли посаженные евреями молодые леса. В горах можно было видеть следы древних террас, которые выделялись на фоне обнаженных скал, как ребра изголодавшейся собаки. Когда-то эти холмы и террасы кормили сотни тысяч людей. Теперь все совершенно выветрилось. Только на самой верхушке гор ютились белые арабские деревушки.

Здесь, в Баб-эль-Ваде, Китти впервые почувствовала таинственную власть Иерусалима. Поговаривали, что каждый, кто первый раз едет по горам Иудеи, испытывает на себе таинственную мощь Давидова города. Китти удивилась, что город этот действует на нее с такой силой. Все ее религиозное воспитание сводилось к весьма поверхностному протестантизму Среднего Запада, в основе которого лежало хоть и искреннее, но весьма неглубокое чувство. Они поднимались все выше и выше, и охватившее ее волнение становилось все сильнее. Она словно слилась с Библией, и среди этих застывших угрюмых гор она впервые поняла, что значит находиться на Святой земле.

Далеко впереди на горизонте появились неясные очертания Иерусалима, и возбуждение Китти Фремонт достигло предела.

Они въехали в Новый город, построенный евреями, и поехали вниз по Яфскому шоссе, главной торговой артерии города, мимо многочисленных магазинов, в сторону крепостной стены Старого города. У Яфских ворот Ари свернул и поехал вдоль крепостной стены к бульвару Царя Давида, и вскоре затормозил перед огромной гостиницей, носившей тоже имя Царя Давида.

Китти вышла из машины и чуть не вскрикнула, заметив, что правый флигель здания совершенно разрушен.

- Когда-то здесь размещался британский генштаб, - пояснил Ари. - Маккавеи внесли, как видите, кое-какие изменения.

Гостиница была построена из иерусалимского камня. Она была грандиозная, в несколько перегруженном европейском стиле; холл, как предполагали, воспроизводил двор царя Давида.

Китти первая спустилась к обеду. Она присела на террасе в тыловой части гостиницы, откуда открывался вид на небольшую долину у самой крепостной стены. Напротив террасы возвышалась Башня Давида, а сама терраса имела вид сада. Позади играл небольшой эстрадный оркестр.

Вскоре на террасу вышел и Ари. Увидев Китти, он остановился как вкопанный. Да, красивая женщина, ничего не скажешь! Такой он ее еще не видел. На ней было элегантное вечернее платье, на голове - широкополая шляпа, на руках белые перчатки. В эту минуту он почувствовал себя где-то на другом краю света. Она в точности походила на тех красивых женщин Рима, Парижа и даже Берлина, которые принадлежат к миру, где женщины ведут себя не совсем понятно для него. Расстояние в световой год разделяло Китти и Дафну, но она была красива, в этом ей не откажешь.

Он присел тоже.

- Я позвонил Харриэт Зальцман, - сказал он. - После обеда мы к ней сходим.

- Спасибо. Иерусалим производит на меня огромное впечатление.

- Да, он обладает какой-то таинственной силой. Кто бы сюда ни приехал, все испытывают то же самое. Возьмите Давида Бен Ами... Он прямо бредит Иерусалимом. Я уверен, что он потащит вас завтра с собой, чтоб показать вам город. Суббота как раз подходит. Он хочет показать вам Старый город.

- Очень мило с его стороны, что он подумал обо мне. Ари пристально посмотрел на нее. Она казалась даже еще красивее, чем когда он вошел на террасу. Он отвел взгляд и подозвал официанта, затем, покончив с заказом, уставился в пространство. У Китти было такое чувство, будто Ари взвалил на себя заботу, а теперь вот - приходится отдуваться. Минут десять никто из них не проронил ни слова.