Артур Мейкен - Великий бог Пан Страница 4

Со временем, однако, это потрясение, казалось, прошло. Примерно через три месяца он сопровождал отца к дому соседа, который иногда нанимал Джозефа В. Сосед стал объяснять рабочему, что нужно делать, а мальчик остался сидеть в большой комнате. Через несколько минут, пока хозяин давал указания, оба мужчины ужаснулись, услышав пронзительный визг и звук падения. Стремительно выскочив, они застали ребенка лежащим без сознания на полу, а его лицо было искажено страхом. Немедленно вызвали доктора, и после небольшого обследования тот заявил, что мальчик пострадал от какого-то припадка, который был, очевидно, результатом внезапного шока. Тревора перенесли в одну из спален, и через некоторое время к нему вернулось сознание, но от этого он лишь впал в состояние, определяемое медиками как тяжелая истерия. Врач назначил ему сильное успокаивающее и по прошествии двух часов сказал, что его следует отвести домой. Однако когда они проходили по холлу, приступы истерического страха возобновились с дополнительной силой. Отец ребенка догадался, что тот заметил какой-то знакомый предмет, когда услышал тот самый крик "Человек в лесу!" Посмотрев в направлении, которое указывал Тревор, он увидел гротескную каменную голову. Она была прикреплена на стене над одной из дверей. Оказалось, что владелец дома недавно производил перестройку своих зданий, и, раскопав фундамент одного из них, обнаружил забавную голову, очевидно, Римской эпохи, которую и поместил указанным выше образом. Наиболее сведущие археологи определили, что эта голова принадлежит фавну или сатиру (Доктор Филлипс сказал мне, что тоже видел упоминаемую голову, и уверял, что никогда прежде не встречал столь яркого, впечатляющего изображения зла).

Эти необъяснимые обстоятельства вызвали у Тревора второй шок, который оказался слишком тяжелым, и по сей день он страдает слабоумием. Нет ни малейшей надежды на его выздоровление.

Инцидент стал в то время почвой для множества слухов и домыслов, и мистер Р. с пристрастием допросил Элен. Но это было совершенно бесполезно, так как она твердо отрицала, что могла напугать или еще каким-то образом досадить Тревору.

Второе происшествие, с которым связано имя этой девочки, произошло около шести лет назад и имело еще более необычный характер.

В начале лета 1882 года Элен завязала весьма тесную дружбу с Рэчел М., дочерью зажиточного фермера, жившего по соседству. Эта девочка была на год младше Элен и, по мнению многих, отличалась большей красотой, хотя черты лица Элен по мере ее взросления смягчились. Две девочки при всякой возможности проводили время вместе, представляя разительный контраст: одна со смуглой, оливкового цвета кожей и почти итальянской внешностью, другая типичная представительница рыжих светлокожих жителей наших сельских районов. Следует отметить, что в деревне знали о неумеренно щедрой оплате мистером Р. проживания Элен, поэтому предположение, что когда-нибудь она должна унаследовать большую сумму денег от своего родственника, было общепринятым. Родители Рэчел не возражали против того, чтобы их дочь дружила с этой девочкой, и даже поощряли их близкое общение. Теперь они горько сожалеют об этом.

Элен по-прежнему сохраняла свою привязанность к лесу, и несколько раз Рэчел составляла ей компанию. Подруги выходили рано утром и оставались в лесу до наступления темноты. Спустя одну или две таких прогулки миссис М. заметила, что поведение ее дочери стало довольно странным: она казалась вялой и задумчивой и явно была "непохожа на себя". Но эта необычность была столь незначительно, что на нее можно было не обращать внимания.

Однако как-то вечером после возвращения Рэчел домой мать услышала шум в ее комнате, похожий на сдавленный плач. Зайдя туда, она обнаружила девочку наполовину раздетой и лежащей на постели. Она, несомненно, очень страдала. Посмотрев на мать, она воскликнула: "Ах, мама, зачем же ты позволяла мне ходить в лес с Элен?" Миссис М. была поражена этому странному вопросу и решила выяснить, в чем дело. Рэчел рассказала ей дикую историю. Она поведала..."

Кларк с грохотом захлопнул книгу и повернул свое кресло в сторону камина. Когда однажды вечером доктор Филлипс сидел как раз в этом кресле и рассказывал свою историю, Кларк остановил его чуть позже именно этого момента повествования. Он прервал его слова судорожным возгласом отвращения. "Боже мой, - вскричал он, - подумайте, о чем вы говорите! Это же столь невероятно, столь чудовищно! Такие явления не могут существовать в нашем совершенном мире, где мужчины и женщины живут и умирают, борются, сражаются, порой терпят неудачи, скорбят, мучаются, испытывают жестокие лишения в течение многих лет; но они страдают не от этого, Филлипс, не от таких чудовищных вещей. Должно быть какое-то объяснение, какое-то спасение от этого ужаса. Потому, друг мой, что если такие события возможны, наша земля превратится в кошмар".

Но Филлипс рассказал свою историю до конца, подытожив ее словами: "Исчезновение Элен остается загадкой по сей день. Она пропала средь бела дня, люди видели ее гуляющей по лугу, а спустя мгновение ее там не было".

Кларк попытался проанализировать этот рассказ еще раз. Он сидел у камина, и снова и снова его сознание содрогалось и отступало назад, устрашенное образом этой жуткой невыразимой стихии, с триумфом воплотившейся в человеческой плоти. Перед ним простирался вид длинной сумрачной зеленой дороги в лесу, какой ее описал его друг. Он видел колышущиеся листья и трепещущие тени на траве, видел солнечные лучи и цветы, и где-то впереди, на большом удалении, две фигуры, перемещающихся по направлению к нему. Одной была Рэчел, но другой?..

Кларк постарался утвердиться в том, что для него было бы лучше не верить всему этому, но в конце сообщения, зафиксированного им в своей книге, он поставил надпись:

ET DIABOLUS INCARNATE EST. ET HOMO FACTUS EST.

Глава 3

Город воскрешений

"Герберт! Боже правый! Возможно ли это?"

"Да, меня зовут Герберт. Кажется, мне знакомо ваше лицо, но я не припомню вашего имени. У меня очень плохая память".

"Не помните ли вы Вилльерса из Уодхэма?"

"Как же, как же. Прошу прощения, Вилльерс, я и не предполагал, что окажусь столь невнимательным по отношению к старому другу по колледжу. Доброй ночи".

"Мой дорогой друг, не стоит так спешить. Я живу недалеко, однако в такое время мы не сможем здесь пройти. Предлагаю совершить небольшую прогулку по Шафтсбери Авеню. Но какими судьбами вы попали в этот переход, Герберт?"

"Это столь же долгая история, Вилльерс, сколь и странная. Но, если хотите, вы можете выслушать ее".

"В таком случае, пойдемте. Держитесь за мою руку, вы не выглядите слишком здоровым".

Пара совершенно не похожих друг на друга людей медленно двинулась по Руперт-стрит. Один выглядел неопрятно и был одет в безобразные лохмотья, а другой, аккуратный, лощеный, явно преуспевающий, был облачен в типичный костюм горожанина. Вилльерс только что вышел из ресторана после превосходного ужина из множества блюд, сдобренных бутылочкой располагающего Кьянти. В этом приятном настроении, которое было почти хроническим, он на мгновение задержался у входа. Вилльерс принялся осматривать окружающую его плохо освещенную улицу в поисках тех таинственных происшествий и личностей, которыми в любое время изобилуют все кварталы Лондона. Предметом особой гордости Вилльерса было его умение ориентироваться в подобных этой улице темных лабиринтах и закоулках Лондона. В этих не приносящих прибыли изысканиях он проявлял усердие, достойное более серьезного применения.

Теперь он стоял возле фонаря и с нескрываемым любопытством изучал прохожих. В его мозгу, с той степенностью, с какой он лишь регулярно посещал закусочные, зарождалась формула: "Лондон был назван городом неожиданных встреч, более того, это город Воскрешений...", когда эти рассуждения были внезапно прерваны робким касанием его плеча и жалобной просьбой подаяния.

Вилльерс осмотрелся вокруг с некоторым раздражением и был потрясен, обнаружив, что столкнулся с воплощенным подтверждением его высокопарной сентенции. Здесь, рядом с ним, стоял его старый приятель Чарльз Герберт, зачисленный в колледж в один день с Вилльерсом, с кем он провел в веселых развлечениях и умных беседах двенадцать полных семестров. На лице Герберта лежала печать бедности и частых унижений, а тело было едва прикрыто отвратительным засаленным тряпьем.

Разные виды деятельности и различные интересы разлучили друзей, прошло уже шесть лет, как Вилльерс не видел Герберта. Сейчас он смотрел на этого человека с печалью и смятением, смешанным с некоторым любопытством. Какая же темная череда невзгод довела его до столь жалкого образа жизни? Наряду с огорчением Вилльерс ощущал всю свою страсть к загадкам, и он поздравил себя с тем, что решил остаться возле ресторана и спокойно поразмышлять.

Некоторое время они шли молча, и не один прохожий с удивлением взирал на непривычное зрелище, как хорошо одетый господин идет с опирающимся на его руку человеком, в котором безошибочно можно было бы определить нищего. Заметив это, Вилльерс свернул на темную улицу в Сохо. Здесь он повторил свой вопрос.