Екатерина Моноусова - Полная история рыцарских орденов Страница 40

Деревенские жители — мелкий люд — толпились в глубине, в то время как жонглеры, нищие, калеки выпрашивали милостыню у врат.

По окончании мессы тамплиер в облачении своего Ордена — белом, с капюшоном, плаще, не несущем еще красного креста на плече, поднявшись по ступеням кафедры, обращается к собранию. Быть может, это брат Жоффруа Бизо или брат Гуго Риго, имя которого столь часто встречается в провансальских грамотах. Рыцарь рассказывает собравшимся о происхождении ордена, об обетах братьев, об их суровой и трудной жизни, бедности, нехватке оружия и даже одежды, которая могла бы защитить от холода и солнца Палестины.

Приношения не заставляют себя ждать. Раймунд Рате с семейством по собственной воле даруют ордену Храма «все владения, которыми они обладают между церковью Пречистой Девы Марии, проезжей дорогой и другой дорогой, проходящей пред церковью святого Ремигия». Их примеру следуют многочисленные донаторы: Беренгарий Раймунд обещает, что после смерти оставит тамплиерам коня и вооружение, — и многие рыцари поступают так же; Донна, жена Арно Жильбера, уверяет, что ежегодно будет шить им одну рубаху и штаны, а после смерти им перейдет ее плащ. Донне подражают жены Раймунда Арно и Бернарда Раймунда, а также Маргарита, мужа которой называют Кудрявый, — они тоже обещают шить рубахи и штаны и завещать ордену «свои лучшие плащи». Это знатные особы, у них много одежды. У их мужей также немало лошадей в конюшнях, и они обязуются завещать Ордену Храма лучшую лошадь вместе со своими доспехами. Снаряженный конь стоил примерно сто тулузских су, а просто лошадь — от 20 до 50 су. Среди последних дарителей — Кюрвю де Ла Тур, обещающий рыцарям «своего лучшего коня и вооружение», или сто тулузских су, и обязующийся стать братом Ордена Храма, если когда-либо он оставит мирскую жизнь. Под конец наступает очередь простого люда, таких как Пон по прозванию Пен Пердю (Потерянный хлеб), который жертвует всего один денарий…»

Десятки людей сами записывались в Орден — большей частью французы, как и те, кто стоял у его истоков. Безземельные находили в братстве Храма опору, знатные — защиту. Орден множился, как снежный ком, и к концу XII века насчитывал уже тридцать тысяч человек — войско, с которым можно было покорять мир!

Вначале тамплиеры делились на две категории: первые звались «братья шевалье», вторые — «братья сержанты». Рыцари — те, кто носил оружие, — были благородного происхождения или, очень редко, пожалованные дворянством. Из числа сержантов набирались оруженосцы и пехота; они же вели хозяйство (были среди них и свободные крестьяне, и ремесленники). Рыцарь — в белом плаще, сержант — в черном. Сплетаясь под порывами ветра, плащи образуют тот самый, знаменитый черно-белый флаг — босеан. Когда эскадроны бросались в атаку, на первой линии всегда были всадники в белом, а на второй — в черном. Свет и тьма, извечная космическая гармония, простая и непостижимая, как клавиши рояля…

Gonfanon baussant гордо реял над полем брани. Пока знамя поднято — Орден сражается. Защите стяга был посвящен особый раздел устава. Перед началом сражения маршал брал его в руки, творя молитву. Плечом к плечу с ним вставал воин с запасным знаменем, которое развернут, только если первое будет разорвано в клочья. Десять рыцарей смыкали вокруг знаменосцев кольцо. Им суждено первыми принять бой. Маршал выпускал из рук знамя только с последним вздохом… Тяжело раненный, он из последних сил передавал стяг второму знаменосцу, ведь уронить святыню на поле боя было позором: «И наказание может быть столь великим, что возможно его заковать в кандалы, чтобы никогда больше не носить ему знамени и не быть командором рыцарей… Ибо когда опускают знамя, те, кто находится далеко, не знают, от чего это… а люди, которые теряют свое знамя, впадают в великую растерянность, и сие может обернуться к полнейшему разгрому».

Прежние рыцари — воины феодальных дружин — были разряжены в пух и прах. Причудливое убранство давало каждому из них возможность продемонстрировать окружающим свое превосходство. В братстве храмовников на первый план выходили совсем иные доблести. «…Они стригут волосы коротко, зная, что, согласно Апостолу, мужчине не пристало ухаживать за своими волосами. Их никогда не видят причесанными, редко — умытыми, обычно — с всклокоченной бородой, пропахшими пылью, изможденными тяжестью доспехов и жарой…» Внешний вид рыцарей был, мягко говоря, сдержан. «Если какой постоянный брат в силу должности или из чувства гордыни возжелает красивого или лучшего, пусть за такое желание он непременно получит самое дешевое…» Они походили друг на друга, как настоящие братья. У каждого — три боевых коня (магистр мог за особые заслуги даровать четвертого). Никаких золотых стремян и удил, скромные, но удобные доспехи. К ним предъявлялись особые требования — солнце на востоке палит нещадно, стало быть, броня нужна легкая и одновременно надежная. «Она состояла из нескольких компонентов, — читаем в одном из исследований. — Корпус защищала кольчуга до колен, под которую надевали стеганую куртку — оплечье. Поверх кольчуги, как уже говорилось, надевались белая котта и плащ. На голову рыцарь перед боем надевал большой шлем с забралом или легкий шлем без бармицы. Последний пользовался большей популярностью, часто дополняясь кольчужным капюшоном, под который надевалась кожаная набивная шапочка. В отличие от рыцарей, сержанты носили на голове широкополые железные шапки — прообраз современных касок. Ноги рыцаря защищали кольчужные чулки. Средства обороны дополнялись большим треугольным щитом. Наступательное вооружение тамплиера регламентировалось уставом. Всякий рыцарь должен был иметь длинный обоюдоострый меч. Конному воину полагались копье и палица. На походе употреблялись три ножа: боевой кинжал, нож для хлеба и нож с узким лезвием, что позволяло использовать его в качестве шила. Рыцарь перевозил свои пожитки в двух мешках: один — для белья, а другой — для доспехов. Большую часть походного груза вез оруженосец, который не следовал за своим сеньором, а ехал впереди него, чтобы тот мог держать слугу в поле своего зрения. Для ночевки в полевых условиях у рыцаря имелась небольшая палатка».

Одеяло, которым он укрывался по ночам, не должно было содержать натуральной шерсти — во имя заботы о невинных агнецах, как гласил устав.

В общем, все получилось почти так, как и предполагал Святой Бернар. «Они выступают и являются по знаку своего командира; они носят одеяние, выдаваемое им, не стремясь ни к другим одеждам, ни к иной пище. Они остерегаются любого излишества в еде или одеждах, желая только необходимого. Они живут все вместе, без женщин и детей. И чтобы всего было достаточно в их ангельском совершенстве, все они живут под одним кровом, не имея ничего, что было бы их собственным, объединенные в почитании Бога своим уставом.

Среди них не найдут ни ленивых, ни праздных; когда они не на службе (что случается лишь изредка) или не заняты вкушением хлеба своего, воздавая благодарение Небесам, они занимаются починкой своих одежд или оружия, разорванных или искромсанных; или же они делают то, что их магистр им прикажет, или то, на что указывают им нужды их Дома. Ни один из них не является нижестоящим; они почитают наилучшего, а не самого знатного; между собой ведут себя учтиво и следуют заповеди Христа, помогая друг другу.

Дерзкие речи, ненужные поступки, неумеренный смех, жалобы и ропот, если они замечены, не остаются безнаказанными. Они ненавидят шахматы и кости; им отвратительна охота; они не находят обычного удовольствия в смешной погоне за птицами. Они избегают мимов, фокусников и жонглеров и питают отвращение к ним, к песням легкомысленным и глупым…»

Всякое общение с женщиной считалось преступным — «ибо, как известно, враг рода человеческого многих сбил с пути истинного с помощью женщин…» Женатые рыцари в Орден допускались, но не имели права носить белых одеяний. После смерти их имущество отходило братьям — вдова удовольствовалась лишь пенсией. Разумеется, жить в поместье, оставшемся от мужа, она не могла, дабы не искушать новых хозяев…

Осуждалось даже желание сына поцеловать мать. Исключение составляла лишь одна дама, и любовь к ней воодушевляла храмовников в минуты тягот и опасностей. Это была Дева Мария. «…Утренние часы Богоматери должны в Доме читаться первыми… поскольку Матерь Божья положила начало нашему ордену, и в ней и в Ее чести, если Богу угодно, пребудет конец наших жизней и конец нашего Ордена, когда Богу будет угодно, чтобы таковой конец настал…» — согласитесь, строки из орденского устава проникнуты какой-то совсем невоенной поэзией…

Го д воздержания и смирения — и вот уже два брата отводят будущего рыцаря в особую комнату при церкви. Церемония — строгая, никаких излишеств. Вступающий трижды просил хлеб, воду и одеяние Дома. Потом его два раза подвергали строжайшему допросу. Клятва на Евангелии — и те же вопросы задавались в последний раз. Теперь путей к отступлению не было. Новому рыцарю оставалось произнести обеты и поцеловать командора за радушный прием — пока капеллан читал Ecce quam bonum. Посторонние на церемонию не допускались, допрос новобранца был сродни церковной исповеди — только так можно было узнать о нем истинную правду. Пройдет немного времени — и тайну, которой тамплиеры окружали прием в Орден, поставят им в вину. А пока… Пока командор повелевает новому рыцарю сесть у себя в ногах. Звучат первые наставления: «Дорогой брат, Господь вас привел к исполнению вашего желания и поместил вас в сие прекрасное общество, каковым является рыцарство ордена Храма, а посему вы должны очень остерегаться, чтобы не совершить ничего, из-за чего вам придется его потерять, от чего храни вас Бог…»