Леси Коллинсон-Морлей - История династии Сфорца Страница 40

Этот был тот самый парк, который Людовико обустроил и заселил дичью. Он простирался от его образцовой фермы Ла Сфорцеска до самой Тичино. Довольно неразборчивые методы, при помощи которых он приобрел эти земли, не добавили ему популярности. Сфорцеска была источником всеобщего восхищения любых посетителей, не исключая и французов, но она также и приносила прибыль своему владельцу. Здесь он экспериментировал с выращиванием различных культур и селекцией домашнего скота и даже завез для этого овец из Франции. Работы на ферме проводились в соответствии с самыми строгими научными и экономическими правилами. Плодородие земель Виджевано основывалось главным образом на введенной Людовико ирригационной системе, центральным узлом которой был отведенный от Тичино канал Навильо Сфорцеско. Большая часть этих земель прежде была бесплодна из-за недостатка воды. Представляется более вероятным, что наброски в блокноте Леонардо были лишь зарисовками уже созданных сооружений, нежели планом предстоящих работ. Эту ферму Людовико также передал своей жене, а после ее смерти она отошла доминиканцам церкви Санта Мария делле Грацие. Именно здесь он заложил церковь Санта Мария делла Бестеммие — Св. Марии Проклятий, — названной так, поскольку на ее постройку шли штрафы, налагаемые за хулу на Пречистую Деву и святых. Эта церковь была закончена Джаном Джакомо Тривульцио, который стал хозяином Виджевано после французского нашествия.

В Виджевано и Кузаго были богатейшие запасы крупной дичи. Ничто не производило большего впечатления на Людовико, чем бесстрашие его супруги. В Кузаго она погналась за разъяренным медведем, задравшим нескольких собак, нанеся тому рану, после чего его прикончили другие охотники. Несколько примеров смелости Беатриче приводят в своем бесценном исследовании Луцио и Реньер. Описывая в письме к Изабелле поведение Беатриче во время охоты на волков, Людовико заявляет, что при всей ее смелости он сомневается в том, что ей удалось бы отнять пальму первенства у своей сестры, «однако так велико мое желание вас увидеть и сравнить отвагу вас обоих, что мне кажется, пройдет еще тысяча лет, прежде чем вы вернетесь». Далее он сообщает еще об одном случае, когда раненый олень боднул коня, на котором ехала Беатриче, подняв его над землей на высоту доброго копья, «но она удержалась в седле и все время сидела прямо; она лишь рассмеялась, когда герцог, герцогиня и я бросились к ней на помощь».

Две юные герцогини проводили вместе много времени. Они гнались наперегонки или же скакали впереди своих дам, надеясь, что кто-нибудь из них, с испугу, упадет с лошади. На самом деле, признавался Людовико Изабелле, он не в силах пересказать ей тысячи их шуток и забав. Теперь, когда они вернулись в Милан, они каждый день выдумывают что-то новое. «Во время дождя они, покрыв головы платками, с дюжиной служанок отправились в город за продуктами». Но в Милане не принято носить платки, и поэтому некоторые женщины, повстречавшиеся им на улице, смеялись над ними. «Моя жена была вне себя от гнева и ответила им так, что казалось, дело закончится потасовкой. Вернувшись, промокшие насквозь и грязные, они являли собой забавное зрелище. Думаю, что если бы вы, Ваша Милость, были здесь, то они бы были еще более расстроены, поскольку вы, при вашей отваге, если бы кто-либо посмел оскорбить их, то сумели бы защитить их всех, и обидчики имели бы дело с вашим кинжалом». В Павии они однажды задумали устроить маскарад в турецких платьях, и Беатриче сшила их за одну ночь. Когда герцогиня Милана высказала свое изумление, увидев ее закутанной в этот наряд с головы до ног подобно старухе, она ответила, что, если она решила что-то сделать, ради шутки или всерьез, она приложит все усилия, чтобы это было сделано как можно лучше. Этот ответ позволяет понять, в чем состояло превосходство феррарских дам над большинством их современниц.

Разумеется, все эти шумные забавы происходили с подачи Беатриче. Отношения между двумя герцогинями, каковы бы ни были их внешние проявления, все же не улучшались. Положение герцогини Милана становилось все более и более унизительным. Супруг Изабеллы д'Эсте, который весьма неодобрительно следил за безумствами миланского двора, с возмущением описывал один случай, когда Джан Галеаццо забыли после охоты, и никто не обратил ни малейшего внимания на его отсутствие, словно бы его вовсе не существовало. Тротти пишет о том, как герцоги со своими герцогинями отправились на майскую охоту, в соответствии с ломбардским обычаем, первого мая 1492 года, в сопровождении своих сокольничих и значительной свиты, в составе которой находился и он сам. На герцогинях были шляпки во французском стиле, усыпанные драгоценными камнями, «но жемчужины у герцогини Бари были значительно крупнее и лучше, чем у герцогини Милана». Тротти в мельчайших деталях описывает их наряды. Остальные дамы были одеты в том же стиле, но без драгоценностей.

Добродушный Тротти сам играл роль некоего придворного шута. На карнавале 1485 года Людовико заставил его, сменяя сотню масок, подавать им миланский ужин, отправив ему затем весь сыр в порядке компенсации. Но с появлением Беатриче, этой безжалостной юной любительницы охоты, для посла ее отца наступили еще более худшие времена. В недобрый час он признался, что не любит лисьих и волчьих щенков, поскольку «они неприятно пахнут и кусаются». Зная о том, какой ущерб наносят эти животные, Людовико требовал от крестьян Виджевано, чтобы те приносили ему столько, сколько смогут. Теперь же их складывали в мешки и корзины и отправляли Тротти. Его слугам приходилось затем целыми днями их отлавливать. Даже в Милане он не чувствовал себя в безопасности. Людовико присылал их и сюда и приказывал выпускать их у него в саду, где они уничтожили всех его цыплят. Тротти жаловался, что они прыгали словно демоны у него под носом и требовалось три или четыре часа, чтобы убить их. Людовико велел ему описывать эти практичные шутки в его посланиях в Феррару.

Хорошо известно мнение Якоба Буркарда о герцоге Моро: «Будучи прекраснейшим образцом деспота этого века, он, в качестве его естественного продукта, почти не поддается нашей моральной оценке. Несмотря на совершенную безнравственность используемых им средств, он применял их с величайшей изобретательностью; вероятно, он более чем кто-либо был бы изумлен, узнав, что человек несет моральную ответственность за выбранные им средства, точно так же, как и за результат своих действий».

Людовико проявил административный талант Висконти, умело организовав свое государство, хотя его расточительность и расходы на ведение войн, в которые он был втянут, быстро истощали его финансовые ресурсы. В целом он удачно подбирал своих министров. О Маркезино Станья мы уже упоминали. Главным секретарем герцога был Бартоломео Калько, который играл при Моро почти ту же роль, что и Чикко при его отце. Это был человек с незаурядными способностями и большим жизненным опытом — «высочайшей души, совершенного благородства и добронравия», как выражается Корио. Через его руки проходила вся переписка с послами и иностранными дворами, как, впрочем, и большая часть его договоров с художниками и другими работниками, нанимавшимися к нему на службу. Именно он обязан был вскрывать письма, приходившие из зачумленных областей.

Чума в то время была источником великих бедствий. Людовико прилагал немалые усилия для борьбы с ней. Во времена голода и чумы, пишет Джовио, он уделял должное внимание снабжению продовольствием и пресечению болезни. В 1485 году во время страшной вспышки эпидемии Корио, оказавшись в вынужденном заточении, начал писать свою историю Милана. В городе с населением триста тысяч чума произвела ужасное опустошение, унеся жизни около пятидесяти тысяч жителей. Людовико Милан обязан своим огромным чумным лазаретом, строительство которого началось после его выздоровления от тяжелого недуга в 1488 году. Подобно другим государям Италии того времени, Моро стремился наполнить улицы своего города светом и воздухом, расчищая их от складов, стойл и других препятствий и по возможности расширяя их. Он даже высказывал намерение заново перестроить Милан, хотя и довольно смутное, но именно этим его замечаниям обязан своим возникновением план идеального города Леонардо да Винчи. Такой город должен был строиться возле реки, уровень воды в которой был бы постоянен благодаря системе шлюзов. Его жителям не следовало позволять, подобно скопищу коз, селиться в переполненных домах, заполняя все углы грязью и зловонием и сея в них семена заразы и смерти. Повсюду должен быть свет и свежий воздух, поэтому Леонардо формулирует принцип, согласно которому ширину улиц следует рассчитывать, исходя из средней высоты возводимых на ней домов. Улицы следует разделить на два типа: верхний и нижний. Верхние улицы, которые должны быть опрятны и элегантны, предназначаются для пешеходов и легковых колесниц; нижние — для тяжелых торговых повозок. У задних дверей домов, которые должны были выходить на нижние улицы, следовало хранить весь хлам и нечистоты. Эти нижние улицы необходимо было бы регулярно очищать водой из реки. Горячее воображение рисует дальнейшие детали: чистые конюшни, просторные и правильно расположенные комнаты, и даже постоянно зажженный очаг.