Елена Васильева - 100 знаменитых памятников архитектуры Страница 40

Сочетание башен разной величины создает неповторимое впечатление богатства и нарядности. Это впечатление усиливается еще и тем, что, несмотря на одинаковую луковичную форму девяти церковных глав, все они разные. На одной вьющиеся складки напоминают полосатую чалму, по другой тянутся цветные зигзагообразные полосы, третья разбита на квадратики и напоминает собой какую-то фантастическую шишку. По-разному отделаны и восьмерики и расписанные «травными узорами» кокошники. Все они похожи один на другой, но детали у каждого различные.

Центральный храм увенчан шатром, приделы, расположенные по странам света, ярусно-башнеобразной формы, несколько напоминают колокольню Ивана Великого. При обходе перед зрителем возникают все новые и новые виды – то вырастает стройная грандиозная пирамида храмов, увенчанная шатром, по граням которого бегут ввысь золоченые спирали, то отчетливее становятся его растущие вверх башнеобразные объемы. Архитектурные формы как бы находят друг на друга, пересекаются, поднимаются в беге своих линий, ведя глаз к завершающему весь храм шатру, а кокошники, бровки и другие детали придают ему нарядный и сказочный вид. Чувство нескончаемой радости выражено в этом памятнике с невиданной для Древней Руси полнотой, словно увековеченное в камне и красках ликующее песнопение. С редким вдохновением воплощены в храме народные представления о поэтичности и проникновенности архитектурного идеала русского зодчества.

Интересно, что такое значительное сооружение поставлено не в Кремле, резиденции государства и духовной власти, а между Кремлем и посадом. Этим подчеркивалось общественное значение события.

В 1588 г. с северо-восточной стороны собора был пристроен придел над могилой юродивого Василия Блаженного, который умер в возрасте 82 лет и которого, по преданию, чтил и боялся сам Иван Грозный «яко провидца сердец и мыслей человеческих». С тех пор и пошло употреблявшееся в просторечии название храма. В конце XVII в. к нему была пристроена еще и колокольня, которая вместе с приделом над могилой Василия Блаженного несколько нарушила первоначальную симметрию.

Покровский собор, на 65 м поднимаясь над высокой бровкой Боровицкого холма, надолго стал главным высотным ориентиром Москвы. И только в начале XVII в. еще выше взметнулась колокольня Ивана Великого.

Не менее величественно выглядит и интерьер храма. Прежде всего посетитель попадает в очень массивный нижний этаж собора – подклет, служащий основанием для верхних девяти церквей. В XVI в. храм Василия Блаженного использовали не только для церковных служб, и помещения подклета были надежными хранилищами церковных, государственных и частных ценностей. В его крепких и глубоких подвалах московские купцы хранили свою «казну» – деньги, драгоценности, дорогие товары. Узкий, крутой проход-лестница, проложенный в толще стены, приводит в главную церковь Покрова; высота этого центрального столпа от уровня пола до купола – около 50 метров.

Сказочный внешний облик и богатейшее причудливое убранство собора не только составляют его отличительные особенности, но и выделяют это уникальное сооружение среди других наиболее оригинальных произведений древнерусского зодчества.

Покровский собор, не знающий себе равных по красоте, замечателен и как произведение инженерно-строительного искусства. Ни одна страна Европы еще не знала тогда математических расчетов сопротивления материалов. И строители одним лишь опытом и чутьем определили запас прочности в стенах и сводах храма с точностью, вызывающей удивление. Примененное в храме плоское перекрытие потолка в те годы еще не было известно ни в одной европейской стране, а в Западной Европе оно было впервые осуществлено лишь через два столетия. Недаром же Наполеон, как гласит легенда, вознамерился перенести московское чудо в Париж. К счастью, техника того времени оказалась бессильной выполнить эту задачу; и тогда перед отступлением французской армии император приказал взорвать храм вместе с Кремлем. Москвичи пытались загасить зажженные фитили, но помог остановить взрыв внезапно хлынувший дождь. Поистине, и Бог и судьба были милостивы к храму Василия Блаженного!

Вернемся, однако, еще раз к гениальным строителям храма. Так случилось, что со временем их имена забылись, и лишь через три столетия, в 1896 г., были обнаружены старинные рукописи с рассказом о многих подробностях сооружения храма, в том числе об именах его строителей «дву мастеров русских, по реклу Постник и Барма», которые «бытиа премудрии и удобни такому чюдному делу». После окончания строительства, как гласит легенда, позвал Иван Грозный зодчих и спросил, смогут ли они построить еще один, точно такой же храм. И зодчие ответили: «Можем». И тогда царь приказал ослепить их, чтобы у храма не могло возникнуть соперника.

И последнее: у специалистов в области архитектуры существует, так сказать, «неофициальный» список семи шедевров мирового зодчества. Наряду с Тадж-Махалом, Парфеноном, собором Св. Марка в Венеции, собором Св. Софии в Константинополе, Реймсским собором, дворцом-замком Альгамбра в Гранаде в этой знаменитой семерке числится и Покровский собор в Москве.

Успенский собор в Кремле

Увенчанный пятью куполами, похожими на золотые шлемы, белый куб Успенского собора во времена царствования Ивана III был виден почти с любой точки Москвы. Он будто господствовал над городом своим величественным силуэтом, словно подтверждая слова современников, называвших собор «земным небом, сияющим, как великое солнце, посреди земли Русской».

А между тем судьба Успенского собора сложилась достаточно драматично. Старая церковь, сооруженная еще во времена Ивана Калиты, к концу XV в. совсем обветшала. Великий князь Иван III и митрополит Филарет решили снести ее и на этом месте выстроить новый храм. Были объявлены традиционные для таких проектов торги, в результате которых работа досталась псковским мастерам Кривцову и Мышкину.

Собор начали строить в 1472 г. по образцу Успенского собора во Владимире, возведенного еще в XII в., и через два года здание было почти готово – оставалось только замкнуть своды постройки, «чудной вельми, превеликой зело». Но тут Москву постигло редкое для тех мест бедствие. 20 мая 1474 г. произошло землетрясение, в результате которого Успенский собор ко всеобщей печали рухнул. Причина, вероятно, заключалась не только в колебаниях земли. В период татаро-монгольского ига, по словам Игоря Грабаря, «техника каменного искусства пала, русские мастера разучились строить здания, разучились растворять известь, делать кирпич, бутить прочно и сводить своды; они пытались сооружать здания, но опыты их были неудачны: церкви падали. Московские мастера сыпали внутрь стен мелкий камень и заливали его известью, добавляя в нее слишком много песку, отчего она становилась малоклейкой и стены не получали надлежащей прочности». Оттого, как замечал древний летописец, «не крепко дело вышло».

Так или иначе, сначала упала северная стена, а за ней наполовину разрушилась западная и устроенные при ней хоры. Не доверяя больше отечественным мастерам, Иван III решил искать зодчих за границей. В то время лучшими в Европе считались итальянские архитекторы. Великий князь направил в Венецию посланника Семена Толбузина с миссией отыскать и привезти хороших строителей. С великим трудом Толбузину удалось уговорить дожа Марчелло отпустить в Москву зодчего из Болоньи Родольфо Фиораванте дельи Альберти.

Фиораванте, прозванный современниками Аристотелем, считался не только одним из лучших архитекторов своего времени, он был еще и литейщиком, и скульптором, и чеканщиком, и пушечником, и инженером. В обширном перечне его работ были планы реконструкции Рима, строительство госпиталя и крепостных стен в Милане, сооружение Пармского канала, передвинутая колокольня с колоколами в родной Болонье. К нему не раз обращались иностранцы. Для венгерского короля он построил мост через Дунай и укрепления для отражения вражеских нападений, а турецкий султан приглашал Фиораванте в завоеванный Константинополь.

В марте 1475 году 60-летний Фиораванте прибыл в Москву, а уже летом русские каменщики и плотники под его руководством начали рыть траншеи под фундамент, который к осени был закончен. По строительным правилам того времени, запрещающим строить зимой, работы были прерваны до весны 1476 года. На следующий год собор возвели до высоты аркатурного пояса, а в 1477 г. здание вчерне было готово, однако сооружение куполов и внутренняя отделка заняли еще два года.

Многому научил русских строителей итальянский зодчий. Как о важном событии летописец сообщал, что, соорудив стенобитную машину, прозванную москвичами «бараном», на глазах у всех Фиораванте сокрушал стены обвалившейся постройки. Кирпич обжигали в специальной печи, совсем по-новому устроенной им за Андронниковым монастырем. Был он «нашего русского кирпича продолговатее и тверже», но такой твердый, что невозможно было его разломать, не размочив в воде. Известь тоже готовили по рецепту Фиораванте – растворяли как густое тесто и мазали железными лопатками. И впервые на Руси все делали «в кружало и в правило» (т. е. по циркулю и по линейке). А на третье лето, дойдя до подсводной части, Аристотель, чтобы доставлять камень и кирпич наверх, придумал колесо, которое веревками тащило тяжести.