Сибирская одиссея Ермака - Руслан Григорьевич Скрынников Страница 40

Сменив Ермака на посту наместника Сибири, Мансуров должен был обложить ясаком весь обширный Сибирский кран. Предполагая, что воевода пунктуально выполнил наказ, царские послы поспешили заявить за рубежом, что «ясаку положил (царь Федор) на Сибирское царство и на Конду большую, и на Конду на меньшую, и на Пелымское государство, и на Туру реку, и на Иртыш, и на Иргизское государство, и на Пегие Колмаки, и на Обь великую, и на все городки на обские, на девяносто на четыре городы — с году на год имать по пяти тысяч сорок соболей, по десяти тысяч черных лисиц, да по пяти сот тысяч белки больше…».

Двести тысяч соболей — столько мягкой «рухляди» царское правительство надеялось получать из-за Урала ежегодно. И в самом деле, в ближайшие годы государева казна пополнилась неслыханным количеством мехов. Европа была поражена, когда московский двор направил в качестве субсидий («вспоможенья») австрийским Габсбургам через десять лет после гибели Ермака 40 000 собольих шкурок, 20 000 куниц, более 300 000 белок. Пражские купцы оценили московские меха в восемь бочек золота. На русских рынках пушнина ценилась дешевле.

Власти поручили Мансурову наложить ясак не только на те земли, где побывал Ермак, но и на владения Пегой орды и «Киргизского государства».

Однако воевода Иван Мансуров был одержим лишь одной мыслью: как бы поскорее покинуть незнакомый и чуждый край, где на каждом шагу подстерегали опасности. Дождавшись весны, отряд Мансурова покинул Обское городище и, не медля ни дня, ушел на Русь.

ОСНОВАНИЕ ТОБОЛЬСКА

Пятьсот сорок казаков прибыли с Ермаком в Сибирь. Лишь девяносто ушли из Кашлыка с головой Иваном Глуховым и Матвеем Мещеряком. Еще три-четыре десятка ермаковцев, ездивших с посольством в Москву, были задержаны там властями.

Казаки налегали на весла, опасаясь, как бы зимние морозы не застигли их в пути. Осень стояла холодная и ветреная. Низкие темные тучи застилали небо до горизонта.

На Оби поднялась крутая волна. Караван из шести тяжелогруженых стругов затерялся на водных просторах реки. Суда с трудом преодолевали волну.

Казаки могли пройти на Березов и Ляпин и тем самым сократить себе путь. Но они избегали хантских урочищ и прошли через владения князя Лугуя, нигде не задерживаясь.

Пройдя несколько сот верст за Березов, отряд добрался до Обдор, а там повернул на запад по речке Собь. Перед глазами путников открылась безжизненная северная тундра.

По Соби струги шли против течения. Ландшафт менялся на глазах. Тундра уступила место предгорьям. Справа и слева теснились громады гор. Истоки Соби располагались поблизости от перевалов. Но в верховьях река изобиловала порогами и скалами.

Казакам приходилось не раз разгружать струги и обходить пороги. Наконец они вступили в глубокое ущелье, за которым начинались перевалы.

Уральские горы задержали отряд на несколько недель. Три года прошло с тех пор, как ермаковцы перешли границу между Европой и Азией в районе Тагильских перевалов. Тогда казаки двигались на восток твердой поступью. Ермак умел вдохнуть в них уверенность. На обратном пути в отряде царили растерянность и усталость.

Иван Глухов по привычке покрикивал на ратников. Но его распоряжения беспрекословно исполняли лишь немногие стрельцы, сбившиеся подле него. Струг Глухова постоянно отставал от казачьих, судов и плелся в хвосте каравана.

Казаки держались прежних порядков и ничего не решали без ведома «товарищества». После гибели Ермака они молчаливо признали старшинство его первого помощника Матвея Мещеряка.

С перевалов отряд спустился на реку Усу и вышел на Печору. Отсюда казаки могли двинуться вверх по Печоре в Пермский край, либо по рекам Ижме и Ухте на Вымь, либо по Цильме на Мезень.

Вольных казаков тянуло на Каму, откуда нетрудно было вернуться в покинутые зимовья на Волгу, Яик и Дон. Но они уже преуспели на государевой службе. Царь щедро наградил их за «сибирское взятие». Воевода Иван Глухов обещал еще большие милости на Москве.

Казаки бранились до хрипоты, пока не пришли к общему согласию. Воевода Глухов предложил им идти в ближайший государев острог на Пустоозеро, где их ждали теплые избы и провиант. Но, чтобы добраться до Пустоозера, надо было отклониться от прямого пути и пройти еще несколько сот верст на север, в устье Печоры. Надвигалась зима, и ермаковцы решили последовать совету воеводы.

Мансуров провел зиму в Обском городке, Глухов с казаками — в Пустоозере. Ранним летом 1586 года отряд вновь выступил в путь.

Вести, привезенные ермаковцами в Москву, были неутешительными. Власти не удостоили казаков ни чести, ни наград. Но хорошо было и то, что царь Федор на них не «опалился».

Ермаковцы прибыли в столицу в неподходящее время. Междоусобия, начавшиеся в стране после смерти Грозного, вспыхнули с новой силой. Не только мирские люди, но и духовенство погрузилось в пучину раздора.

Еще Грозный сетовал на то, что на Руси померкло прежнее благочестие. Монахи, писал этот неистовый ревнитель православия, только по одеянию иноки, а делается у них все, как у мирян, вот что делается в Чудовом монастыре, стоящем посреди столицы, перед нашими глазами!

Монахи Чудова монастыря, располагавшегося под окнами царского дворца в Кремле, погрязли в мирских заботах и делах. Они заботились об округлении своих вотчин, собирали оброки с крестьян, ссужали деньги в рост. Не чужды были им и придворные интриги.

Строгановы растеряли свои денежные богатства, и в 1584 году Максим Яковлевич занял в Чудове большую по тем временам сумму — 100 рублей. 31 января 1554 года он привез чудовскому казначею весь долг, а чтобы погасить ростовщический процент, отдал в монастырь 200 пудов соли.

В стенах Чудова монастыря Максим Строганов встретился с казаками, которые некогда служили в его острожках по найму, а потом ушли в Сибирь. В феврале-марте Черкас Александров и Савва Волдыря сделали богатые вклады в пользу монастыря. Они принесли в обитель сибирских соболей и деньги.

Чудовский монастырь вел давнюю дружбу с боярами. Поступить в обитель могли лишь те, кто пожертвовал крупную сумму денег. Получив от ермаковцев много мягкой «рухляди», монахи сделали для них исключение. Сибирский казак Иов Вышата, удрученный старостью и болезнями, принес 6 рублей денег и бил челом архимандриту, прося постричь и упокоить его в обители. Внесенная сумма была слишком мала, но монастырь принял Вышату.

Когда в Москве