Хилэр Беллок - Ришелье Страница 41

Монморанси предложил, чтобы были созваны Штаты провинции Лангедок, которые поддержали восстание. Это был беспрецедентный случай, когда собрание выборных людей провинции поддерживает своего губернатора, выступающего против центральной власти. В данном исследовании уже приводились примеры, когда отдельные области и города восставали против королевской власти, но все эти восстания были связаны с борьбой за веру. Никто из мятежников до восстания в Лангедоке не выступал открыто против королевской власти, и ни один из органов сословного представительства до этого не поддерживал восстания против короля.

Успехи армии Монморанси были незначительны. Ему удалось овладеть тремя городами, но главный в стратегическом отношении город Ним взять не удалось. Лагранж, мэр Нима и гугенот по своему вероисповеданию, заявил, что он никогда не будет поддерживать мятежников против короля.

Армия Гастона осадила крепость Бокэр, но вынуждена была отступить. В данном исследовании уже не раз говорилось об осаде и взятии крепостей. Войны того времени велись наемными армиями, так что противник, осаждающий крепость, должен был взять ее, чтобы не получить удара с тыла. С другой стороны, если осада крепости затягивалась, то часто бывало так, что армия, осаждающая крепость, разбегалась, — наемники, не получая денег, искали другого хозяина. Поэтому успешное ведение войны в те времена состояло либо в том, чтобы удержать во что бы то ни стало крепость, например Казаль, либо захватить крепость, как, например, Ла-Рошель или Сузу.

30 июля армии Гастона и Монморанси соединились. Снова началась осада крепости Бокэр. Овладение крепостью давало возможность держать под своим контролем переправу через Рону. Отсюда, если двигаться на север вдоль берега реки, была дорога в Севенны. К югу от крепости находился Ним. Если бы удалось овладеть крепостью Бокэр, то падение Нима было бы предрешено. Так рассуждал Монморанси, и это было типично для любого военачальника того времени.

В крепости нашлись изменники, которые открыли ворота, и мятежники ворвались в город. Однако жители захватили несколько легких пушек, подняли их на колокольни церквей и выбили наемников Монморанси и Гастона из города.

Известие о восстании в Лангедоке было получено в Париже в конце июля. В беседе, состоявшейся 6 августа, кардинал предложил королю придерживаться тактики «льва и лисицы», то есть чтобы подавление мятежа с помощью военной силы проходило одновременно с переговорами и обещаниями. 12 августа король обнародовал рескрипт парламенту Тулузы, в котором требовал, чтобы все мятежники были осуждены по статье об оскорблении величества. Интересно, что парламент Тулузы одобрил рескрипт за два дня до поражения мятежников.

Король выехал в Лион, чтобы возглавить армию и начать подавление мятежа. Однако ему ничего не пришлось предпринимать, потому что 1 сентября маршал Шомбер разбил при деревне Кастельнодари соединенные армии Монморанси и Гастона. По численности мятежники раза в два превосходили армию короля, но их предводители ничего не понимали в тактике и потому проиграли сражение.

Монморанси, раненый — на его теле насчитали семнадцать ран, — был взят в плен. Гастон бежит с поля боя и спустя четыре недели, 29 сентября 1632 года, подписывает соглашение, в котором отрекается от Монморанси. Интересно, что в этом документе кардинал Ришелье именуется кузеном.[23]

Гастон, чувствуя свою вину перед Монморанси, поехал в Тур, где находился король, чтобы просить его сохранить Монморанси жизнь. Но Людовик XIII остался непреклонен, и в октябре Тулузский парламент под председательством Шатонефа — напоминаем, что он стал хранителем печати по предложению кардинала — вынес Монморанси смертный приговор. Безусловно, такое решение было справедливым, потому что речь шла о руководителе мятежа, выступившего против королевской власти с оружием в руках. Учитывая заслуги его предков, публичная казнь была заменена тайной. 30 октября 1632 года Монморанси был обезглавлен на крепостном дворе замка, несмотря на многочисленные просьбы и протесты представителей знатных родов, на просьбы о помиловании от некоторых иностранных властителей и несмотря на продолжавшиеся всю ночь крики огромной толпы: «Помилуйте его!»

Две эти казни — сначала маршала Марильяка, потом герцога Монморанси — подводят итог событиям, начавшимся после «Дня Одураченных». Как нам кажется, они имеют громадное значение для выяснения мотивов, склада ума и характера человека, которому посвящено настоящее исследование.

Именно вследствие этого я попытаюсь детально рассмотреть каждое из этих дел, как ни различны они между собой по социальному происхождению обвиняемых, по их значимости в обществе и, наконец, по составу преступления, за которое они понесли тяжкое наказание.

Начнем с дела маршала Марильяка. Уже современники кардинала говорили, что приговор, вынесенный Марильяку, сплошное беззаконие, и это мнение не может быть оспорено и сегодня. Мы видим беззаконие не только в том, что в деле были допущены вопиющие нарушения процессуального характера, но и в том, что смертный приговор был вынесен по таким мотивам, которые не имеют ничего общего с законностью. При рассмотрении этого дела нас будут интересовать следующие вопросы:

1)    какова была точка зрения самого Ришелье на это дело;

2)    можем ли мы считать основательными те причины, которые Ришелье приводит в свое оправдание (заметим, что в своих оправданиях он был очень многословен);

3) имеется ли какое-нибудь оправдание смертного приговора в случае самого беспристрастного учета всех фактов.

Если мы посмотрим на ход событий в течение полутора лет, начиная со ссылки королевы-матери, то для нас очевидно, что казнь Марильяка не была вызвана объективными причинами.

Разумеется, Ришелье было необходимо укрепить свою позицию, и с этой точки зрения тюремное заключение обоих братьев представляется нам целесообразным. Известно, что старший из братьев, кандидат на место, которое занимал Ришелье, умер в тюрьме. Многие современники и некоторые историки утверждали, что это дело рук кардинала. То же самое говорили об Орнано и Вандоме, также умерших в заключении. Но при этом они не приводят никаких доказательств. Историк не имеет права делать какие-либо заключения, если у него нет доказательств.

Говорят, что все эти смерти были на руку кардиналу, что не случайно они совпали с возрастающим влиянием Ришелье. Я могу возразить на это только одно: человек с такой несгибаемой волей, как у него, с таким упорством в достижении поставленной цели не способен на тайное убийство. Отравление врага ядом — обычный сюжетный ход многих мелодрам. Мы должны судить людей, исходя из того материала, из которого они сделаны, но материал, из которого был сделан Ришелье, не имеет ничего общего с мелодраматическим злодейством. Если бы это было так, то чтобы избавиться от своих врагов, он использовал бы этот прием не раз и не два.

Нам хорошо известно, как сильно было развито в Ришелье чувство чести, — во всяком случае, мы видим его человеком чести на вершине карьеры, — как любил он обдумывать до мельчайших деталей все, что требовало этого, тщательно взвешивая не только все за и прртив, но и не забывая при этом требований высокой морали. Такое глубокое размышление предполагает покой души, с которым никак не вяжется представление об отравителе или о сластолюбце, каким некоторые его видят.

Итак, тюремное заключение маршала Марильяка было обусловлено безопасностью государства и укреплением монархии, но почему-то кардинал все-таки принял решение казнить его. Я хочу обратить внимание читателя на довольно большой промежуток времени от ареста маршала до его казни. Очевидно, особые обстоятельства послужили причиной того, что кардинал изменил свое первоначальное решение.

Летом 1632 года Мария Медичи, бежавшая в испанские Нидерланды, намеревалась захватить одну из пограничных крепостей, скорей всего Кале или Сен-Квентин. Если бы ей удалось выполнить свой план, то крепость Кале могла стать новой Ла-Рошелью. В этом случае помощь с моря была бы бесперебойной, и захват пограничной крепости мог быть началом войны с Испанией, к которой Франция была еще не готова.

Агенты секретной службы, созданной кардиналом, сообщали, что комендант крепости Кале поддерживает тайную связь с Марией Медичи и Гастоном. Потеря такой крепости, как Кале, могла привести к непоправимым последствиям. Как мы знаем, для блага государства Ришелье мог пожертвовать очень многим.

Именно вследствие этих обстоятельств Ришелье приказал казнить Марильяка. Это было суровое напоминание всем военачальникам о том, что их ждет, если они попытаются перейти на сторону королевы-матери или Гастона.

Разумеется, приведенное нами объяснение мотивов казни Марильяка не может служить оправданием беззакония. По-видимому, Ришелье понимал это, так как в своих мемуарах он пытается успокоить свою совесть и обелить себя в глазах будущих поколений. Делает он это многословно и совершенно неубедительно. Но давайте посмотрим, какие он приводит доказательства.