Андрей Буровский - Евреи, которых не было. Книга 2 Страница 41

Глава 6

Приключения Швондера в России

Растет по чердакам и погребам

Российское духовное величие.

Вот выйдет и развесит по столбам

Друг друга за малейшее отличие.

ОРДЕН БОРЦОВ

За десятки лет советской власти революционная часть интеллигенции приложила огромные усилия, чтобы создать иллюзию: мол, «экспроприировала экспроприаторов» и «превращала войну империалистическую в войну гражданскую» вся интеллигенция, все это огромное сословие. Разумеется, это не так.

Во-первых, множество разночинцев были попросту аполитичны — со времен Екатерины и до 1917 года. И позже.

Во-вторых, интеллигенция была идейно очень разной.

Из полутора миллионов человек, которых относили к интеллигенции в 1880 году, из 3,5 миллиона интеллигентов 1914 года хоть какое-то отношение к революционной пропаганде имело от силы несколько десятков тысяч человек.

И вели эту пропаганду, «шли в революцию» люди не особенно элитные, в том числе и психологически не особенно благополучные. Период Большого Террора, «охоты на царя» и высших чиновников Российской империи начался 4 апреля 1866 года: в этот день у ворот Летнего сада в Александра II стрелял некий Дмитрий Владимирович Каракозов. Потом уже стало известно, что этого самого Каракозова, родом из дворян, студента Казанского, а потом Московского университетов, вовлек в боевую организацию его двоюродный брат, H. A. Ишутин. До этого Каракозов уже распространял листовку «Друзьям-рабочим», в которой агитировал рабочих на восстание, но неудачно — устраивать революцию никому и ни за чем не было нужно. И тогда Каракозов купил револьвер, взял несколько уроков стрельбы и отправился в Петербург — убивать…

Об Ишутине и Каракозове подробно писала Е. И. Козлинская, которая хорошо знала обоих: «Любовь к молодой девушке необыкновенной красоты заставила Ишутина лезть в герои, он гонялся за славой, готовый купить ее хотя бы даже ценой жизни. Будь он человеком более культурным, он, вероятно, этой славы и сумел бы добиться. Как ни широко тогда шагала наука, но все же в ней не было ни единой области, которую нельзя было бы при упорной настойчивости еще и еще продвинуть вперед. Но в том-то и заключалась трагедия, что таким мелким людям, сереньким недоучкам, наука была не по плечу. Проще и легче людям этого типа прикрываться бутафорией и под флагом политической деятельности выжидать, не подвернется ли где кус послаще. А не ровён час — попасть в герои».

«Каракозов был еще серее и еще озлобленнее Ишутина: он, хотя и кое-как переполз из бурсы в университет, учиться положительно не мог и, не умея по своей неразвитости ни к чему приспособиться, перекочевывал из одного университета в другой, нигде подолгу не уживаясь… И всюду его угнетала все та же беспросветная нужда. Это и сделало его всегда готовым на всякое злое дело в отместку за свои неудачи» [97, с. 238].

Такими были первые двое террористов, открывшие сезон охоты на русских царей. О продолжателях их дела говорит современный исследователь: «Наверное, это не очень объективная оценка. Но в архиве Красноярска хранятся сотни дел, где описываются не очень высоконравственные поступки политических ссыльных» [98, с. 81].

Большинство русских «борцов с царизмом» были таковы, что становится вообще непонятно, что им было нужнее всего — хороший психиатр или попросту дешевый публичный дом.

Так вот: на фоне русских революционеров еврейские «борцы за народное дело» смотрелись очень даже неплохо. Почему?!

Очень распространено мнение, что на участие в революции толкало в основном неравноправие. Несомненно, было и это. О. О. Грузенберг вспоминает, что когда он был студентом в Москве, к нему приехала мать. Приехала нелегально, и приходилось постоянно «греть» полицию мелкими взятками, чтоб отцепились. Ничего ужасного, даже есть над чем посмеяться, но как-то уж очень неуютно… Удивляться ли тому, что Осип Грузенберг жил и помер врагом существующего строя?

С Гершуни получилось почти то же самое, но еще хуже: во время полицейской облавы, которыми славился Киев, его старуху-мать выявили, как подрывной элемент. Сына-студента не тронули, он имел право жительства, но пожилая еврейка провела ночь на заплеванном полу полицейского участка, а утром была отправлена назад, в местечко. По собственным своим словам, Гершуни именно в эту ночь поклялся, что не успокоится, пока не рухнет проклятая власть, посмевшая оскорбить его мать.

В семейной истории Самуила Маршака есть и такая: мол, как-то его отец спустил с лестницы пристава. Почтенный полицейский пришел к грязному жиду в ожидании — когда же ему сунут в карман установленные обычаем пятьдесят рублей. А Яков Маршак имел полное право жить вне черты оседлости по всем законам Российской империи и взятки давать не хотел. Кончилось тем, что в конце концов «пристав кубарем катился по всем ступеням, гремя шашкой и медными задниками калош» [39, с. 355].

Эта история, которую передавали в семье Маршаков из поколения в поколение, сожалея, «что отец жил в ту пору во втором этаже, а не в третьем и не в четвертом…», да плюс «непонятная процентная норма», из-за которой маленькому Якову не довелось учиться в гимназии… Вот и психологическая основа некоторой нелюбви целой еврейской семьи к Российскому государству. Осудить — повернется ли язык?

Но ведь вовсе не одни евреи шли в революционное движение! Они шли охотнее, больший процент молодежи оказывался там… Но и только. «Участие евреев в общероссийском революционном движении только в очень небольшой степени объясняется их неравноправием… Евреи только разделяли общее настроение» [70, с. 398]. Остается уточнить сущую «мелочь»: почему же евреев в революционном движении оказалось так много?

И почему, если из русских шли немногие и не лучшие, то из евреев — многие и не худшие?

Любимая идейка нынешних послесоветских людей, стремительно возвращающихся в иудейство, — мол, в большевики шли подонки еврейского общества! Выразить это можно и применительно к современности, и тоном вполне благородным.

«Знакомый нам тип обрусевшего еврея, встречающийся на политических собраниях различных организаций с приставкой „демократический…“, может быть чутким и порядочным человеком, идеалистом и бессребреником. Однако он никогда не сможет предложить правильный рецепт страждущей России, ибо даже себе самому не нашел лекарства от беспочвенных метаний. Подобная близорукость свойственна сегодня еврейским ассимилянтам в России, не способным понять, что одной из основных сегодняшних трагедий этой страны является превращение слова „патриот“ в ругательство.

…Не нам наставлять российских политиков, каким образом им следует бороться с недугами своего общества, но ассимилянты, ратующие за свободу разложения личности и общества, должны знать, что их позиция — антиеврейская по своей сущности. Глядя на этих благомыслящих, но заблудших людей, незамысловатые окружающие могут подумать, что эти духовные сироты представляют исконно еврейскую точку зрения. А это подрывает шансы на подлинное сближение между Россией и Сионом» [99, с. 42].

Евреи начала XX века не поняли бы истерики своих внучков и правнучков. Они вовсе не считали свою работу в демократических организациях предательством еврейских интересов или нарушением неких жизненных правил.

Член Государственной Думы Мейер Бомаш в 1916 году заявил: «Мы не раскаиваемся, что евреи участвовали в освободительной борьбе… Они боролись за вашу свободу».

В марте 1917 года О. О. Грузенберг перед руководителями Временного правительства и Совета рабочих и солдатских депутатов произнес: «Мы щедро отдали революции огромный процент нашего народа — почти весь его цвет, почти всю его молодежь…».

Вот так: почти всю его молодежь. Так что Авигдор Эскин может надрываться, сколько ему влезет, но известнейшему юристу О. О. Грузенбергу я доверяю как-то больше.

«Евреи связали судьбу еврейского вопроса в России с торжеством в ней прогрессивных идей» — не слабее О. Грузенберга определила «Еврейская энциклопедия» [76, с. 370].

В царское время прозвучал только один голос, осуждающий массовое участие евреев в революционном движении: в 1905 году С. Дубнов обвинил еврейских революционеров в национальной измене. Из-за кучки подонков погромы обрушиваются на весь народ. Из-за кучки идиотов всех евреев считают предателями из Родины-России. В своей статье «Рабство и революция» он написал с предельной определенностью: «Та многочисленная армия еврейской молодежи, которая занимает самое видное место в рядах Российской социал-демократической партии и выдвигает там даже своих „командиров“, формально порвала всякие связи с еврейством… Вы не творцы, а батраки революции или маклеры ее».