Богуслав Суйковский - Листья коки Страница 41

Но это и к лучшему, так как, может быть, ее, Кафекилу, старуха не будет уговаривать остаться здесь на всю жизнь, не воспрепятствует, когда отец явится с дарами для храма и заберет свою дочь. И, пожалуй, не стоит опасаться, что сапа-инка может неожиданно появиться здесь. Последний раз Уаскар был в Юнии и Уануко и выбрал там себе нескольких дев Солнца. Однако его уже нет в живых. Нет в живых и Атауальпы. Что-то страшное происходит в Тауантинсуйю, но сюда новости доходят редко, и, кроме того, об этом узнают лишь главная мамакона и жрец, умеющий читать кипу, да, возможно, еще комендант крепости. Им, девушкам, велят только безупречно выполнять свою службу и ничего не рассказывают.

Сквозь подошвы простых и уже довольно поношенных сандалий она ощутила холод. Это значит, что близится рассвет. Небо чистое, первый луч солнца, ясный, ничем не затуманенный, упадет прямо на золотой диск - изображение божества.

Потом придут другие жрицы, которые должны служить днем, и она, Кафекила, сможет отправиться спать.

Она потянулась и сладко зевнула. Приятно выспаться после такой ночи. А в полдень они втроем, с Оклой и Уной, пойдут в долину за цветами. Квене, сын коменданта крепости, что-то зачастил туда, они все время его там встречают Этот инка - очень красивый и стройный юноша. Он не смеет приблизиться к девам Солнца, но...

Тишину спящего города нарушил звук быстрых шагов. Так обычно бежит часки с важной вестью или воин, потому что у бегущего, видимо, тяжелые сандалии... Да, это воин. В слабом отсвете, падающем через открытые врата храма далеко на площадь, можно было заметить, что он вооружен, Кафекила отпрянула было, но навык службы в храме сделал свое. Она встала на пороге, загораживая пришельцу путь

- Что ты здесь ищешь в ночное время? - спросила она свысока, видя перед собой незнакомца в запыленном и поношенном солдатском плаще. Он тяжело опирался на копье.

- Я должен сию же минуту говорить с вашей главной мамаконой, выдохнул он.

- Сейчас? До рассвета? Подожди, пока она сойдет к утренней жертве. Если только она вообще захочет с тобой разговаривать.

Незнакомец распахнул плащ, вытащил из-под одежды висевшую у него на шее золотую пластинку и показал ее жрице.

- Видишь это? Понимаешь, что она означает? Нельзя терять ни минуты. Зови мамакону!

- Выслушай его, жрица! - во мраке замаячила какая-то фигура, и Кафекила узнала коменданта крепости. Старый и полнотелый воин тяжело дышал, видимо, он стремился поспеть за бежавшим гонцом. - Это знак самого сапа-инки.

- Какого сапа-инки? Ведь Атауальпы уже нет в живых, - внезапно раздался за их спиной резкий голос. Главная мамакона по обыкновению бесшумно появилась из-за колонны.

- Сапа-инка Тупак-Уальпа, сын Уайны-Капака, шлет тебе этот знак, почтенная.

Старая жрица подозрительно осмотрела пластинку и, обратившись к Кафекиле, резко бросила:

- Иди к огню! Поправь его и сделай поярче!

Девушка вынуждена была удалиться в другой конец храма, но слышала почти все. Прибывший объяснил, кто такой Тупак-Уальпа, дважды отметив при этом, что он носит повязку с перьями птицы коренкенке, но главная мамакона не хотела признать нового владыку, хотя комендант крепости поддерживал гонца и шепотом горячо что-то ей доказывал. Она снова услышала: "Носит повязку и перья птицы коренкенке. Подумай: повязку и перья!"

- Чего хочет от нас твой господин? - спросила наконец мамакона.

- Сын Солнца, сапа инка Тупак-Уальпа приказал, почтенная, повторить тебе эти слова: "Белые идут к Акоре. Девы Солнца не должны попасть в их руки. Пусть лучше дева Солнца превратится в мумию, нежели станет наложницей белого!"

- Конечно, лучше... - Главная мамакона гордо подняла голову. - Мумии дев Солнца со всей страны сносят в Мочо, что в краю заката, и там их помещают на вечные времена в большой пирамиде.

- Я знаю об этом, почтенная. Но сейчас не время для таких церемоний. Лучше они нашли бы покой хоть здесь, в этой земле, но спаслись от бесчестья. Почтенная, я бегу из лагеря белых, я видел дев Солнца в их руках. Видел страшные вещи.

- Что? Я должна убить своих жриц? Кто же тогда будет охранять священный огонь?

- Молодые пусть бегут. А старые могут остаться. В крайнем случае белые их убьют. Священный огонь они гасят всюду, где только обнаружат его.

Внизу, слева, посреди ночной тьмы вдруг замелькали огни. Стали видны зубцы приземистой круглой башни.

- Слишком поздно! - воскликнул комендант крепости. - Сигнал тревоги. Белые уже здесь.

- Ты задержишь их, вождь? Их только горстка, а стены...

- И нас горсть! - прервал его воин. - Еще Уаскар забрал почти все силы из крепости. Но я уже отдал приказ, чтобы ворота были заперты.

- Нет, нет! Сын Солнца распорядился иначе: впустить их, но чтобы никто из них не вышел отсюда.

- Для этого у меня не хватит сил. Если они войдут в город...

- Кафекила! - Главная мамакона быстро приняла решение. - Беги и созови всех девушек сюда, в храм!

- А священный огонь, почтенная?

- Это уже не твое дело. Беги!

Небо на востоке быстро светлело, оно приобрело зеленоватый оттенок, который вскоре превратился в золотисто-розовый, и, когда вскочившие с постели раньше других жрицы вбегали в храм, над далекими горами взошло огромное яркое солнце. Его лучи упали на большой полированный диск из золота, который висел против двери, и полумрак, царивший в храме, на миг озарился золотистым, трепещущим светом. Жрицы, Синчи, комендант крепости склонились в глубоком поклоне, только одна главная мамакона продолжала стоять, гордо выпрямившись, с суровым лицом, искаженным болезненной гримасой.

Она обратилась к жрицам, торопливо объясняя, что произошло, и повторила приказ сапа-инки Тупака-Уальпы, ко в это время по узким улочкам разнесся странный, непонятный, незнакомый гул. Какой-то тяжелый металл сильно и властно бил о мостовую, и эти частые, ритмичные удары все приближались.

Одному Синчи был знаком этот звук. В тревоге и отчаянии он прервал мамакону.

- Белые! Это большие ламы белых людей! Бегите! Девы Солнца, бегите!

Но было уже поздно. По узкой улочке от южных ворог на площадь перед храмом ворвался отряд испанских всадников. Рядом с лошадьми бежал переводчик Фелипилльо и воин-индеец в полном вооружении. Воин указал на храм и закричал срывающимся от возбуждения голосом:

- Вот он, храм! Там девы Солнца! Там!

- Это Уайра, который охранял южные ворота, - чуть не застонал комендант. - Предатель!

Несмотря на свою полноту, он бросился навстречу всадникам и метнул копье.

Уайра свалился лицом вниз, словно падая ниц перед храмом.

Синчи прямо с высоких ступеней бросил дротик. Конь ближайшего к нему испанца встал на дыбы, заржав от боли, и рухнул на бок, придавив собою наездника.

Фелипилльо что-то кричал высоким дискантом, из чего Синчи разобрал только:

- Кипу! Кипу сапа-инки! Вы должны... - но его голос потонул в грохоте подков, так как кони заметались, и в яростных криках испанцев.

- Негодяи язычники убили коня!

- Убить! Всех до единого!

- Сеньор де Сото! Сеньор де Сото! В храме - девки!

- Ха-ха! Девы!

- Лови их!

Они спешились и яростной лавиной ринулись в храм. Старый комендант крепости погиб, пронзенный двумя мечами; пали двое индейцев, которые заслонили своими телами двери храма. Синчи поразил в грудь ударом шпаги сам де Сото, а когда раненый пошатнулся, кто-то из испанцев стукнул его мимоходом по голове рукоятью меча.

Синчи отбросило куда-то назад, он ударился о стену и тяжело сполз на землю. Сознание не покинуло его, но долгое время он не мог пошевелиться. Он видел, как испанцы ворвались в храм, слышал крики перепуганных жриц, гогот возбужденных победителей, видел, как они гонялись За девами между колонн храма, как срывали одежды с тех, Которых настигали, на ходу оценивая добычу. Старух убивали тут же на месте.

Стены городка содрогались от выстрелов, едкий пороховой дым стлался низом, проникая в храм. Оставшиеся возле лошадей испанцы начали палить из мушкетов вдоль улиц, в ворота домов, откуда выглядывали уже проснувшиеся, перепуганные жители. Оставшиеся в живых тут же в страхе разбегались и прятались.

- Ильяпа! Ильяпа! - несся вопль отчаяния и ужаса. Бросая оружие, спасались бегством даже воины, которые пришли из крепости.

Их была всего лишь горстка. Самые смелые, бежавшие впереди, полегли, настигнутые пулями, или - как думали индейцы - их поразило громом, который повиновался всемогущим, словно боги, белым.

- Девок - на площадь! Связать их всех вместе и охранять! А вы, рыцари-герои, - за мной! Эти краснокожие псы осмелились защищаться. Вырезать их всех до единого!

- Мудрые слова. Ха-ха, за дело, господа!

- Сеньор, а девок, которые поглаже, оставлять в живых?

- Конечно. Ты, Эррера, иди к домам. Прочесать их все подряд! Ты, Педро Санчес, ступай, обойди те улицы. Я примусь за эти. А дон Алонсо де Молина будет охранять коней и пленниц.