Цари, святые, мифотворцы в средневековой Европе - Коллектив авторов Страница 41

Ясно, что, какими бы тенденциозными ни были сведения «Просветителя», ересь сформировалась и распространялась в течение некоторого времени до собора 1488 г. Молчание источников о ней объясняется, видимо, не столько конспирацией «еретиков» (на что делали акцент обличители ереси), сколько пассивностью государственных и церковных властей, в том числе предшественников Геннадия на новгородской архиепископской кафедре.

«Жидовская мудрствующие»: прозелиты или иудаизанты?

Упомянутая выше книга А.И. Алексеева[415] создает новую ситуацию в изучении «ереси жидовская мудрствующих» и меняет наше понимание того, как в религиозно-общественной жизни Руси в конце XVI в. звучал вопрос об отношении к иудаизму. Алексеев в результате очень кропотливого и трудоемкого текстологического анализа большого ряда источников (начиная с текстов, составивших «Просветителя») пересмотрел ряд принятых источниковедческих схем и устоявшихся датировок. Главным объектом его критики стали построения Я.С. Лурье, а сам спор о датировках в данном случае имеет принципиальное значение, так как от него зависит главное – степень нашего доверия мнениям и свидетельствам Иосифа Волоцкого.

Принципиально важен и вопрос о том, в 1477 ли году в самом деле написано послание Иосифа Волоцкого, посвященное Троице[416]. А.И. Алексеев приводит очень солидные аргументы в пользу того, что адресатом был не Вассиан Стригин-Оболен-ский (архимандрит Тверского Отроча монастыря), а Вассиан Санин, игумен московского Симонова монастыря[417], и это приводит к радикальной передатировке послания (период после 1502 г. вместо 1477 г.), снимая тем самым вопрос о том, обличал ли Иосиф ересь уже в конце 1470-х годов. Если А.И. Алексеев прав, картина развития ереси предстает совсем иначе, чем думалось, в частности, Я.С. Лурье.

Не менее важен и вопрос о датировке послания Иосифа Волоцкого суздальскому епископу Нифонту[418] (в 1492–1494 гг. или много позднее, после создания «Просветителя»). Эти два вопроса (среди ряда других) связаны с самым существенным – временем создания «Просветителя» и, казалось бы, техническим вопросом, создана ли пространная редакция прежде краткой или наоборот. А.И. Алексеев проделал огромную текстологическую работу, решая этот вопрос, и вернулся к мнению И. Панова[419] о том, что «Просветитель» создан в период до открытого выступления Иосифа против иудаизантов. В связи с этим иное, чем прежде, решение получает и вопрос о степени достоверности сообщаемых Иосифом сведений, а это – главный «нерв» всего спора о характере самого движения.

Обращаясь к анализу сведений об учении иудаизантов, А.И. Алексеев исходит из своего заключения, что «ересь жидовствующих» была «успешным опытом обращения в иудаизм группы высшего духовенства и придворных Ивана III»[420]. Однако тезис (точнее – гипотеза) об «обращении в иудаизм» не может считаться доказанным. Приводимые А.И. Алексеевым ссылки на несколько трудов об еврейских общинах Крыма и Северного Кавказа не заменяют более обширной и по возможности исчерпывающей справки о том, как в современном научном опыте решается вопрос об иудейском прозелитизме. Но самое главное, общая посылка не может заменить доказательств, которые продемонстрировали бы, что еврейские эмиссары из Киева в самом деле занимались прозелитизмом в Новгороде. Высказывания Иосифа Волоцкого на этот счет, по понятным соображениям, доверия не вызывают, а очень расплывчатые свидетельства посланий Геннадия и некоторых иных источников – даже если

им верить – о прозелитизме как таковом не говорят. Наконец, интерес христиан к ветхозаветной традиции, интеллектуальные контакты с ней, сами встречи с иудеями и диалог с ними – это еще не прозелитизм. Тексты архиепископа Геннадия о прозелитизме как таковом не свидетельствуют. Что же касается мнения тех, кого А.И. Алексеев назвал «скептиками»[421], то дело тут не в «реальности» или «мифичности» исходящей от иудаизма опасности, а в том, что полемика и диалог с иудаизмом – непременный спутник всякой ученой христианской культуры, а вовсе не обязательно отклик на проповедь иудаизма, имеющую целью обратить в него не-иудеев (т. е. на предполагаемый прозелитизм). В истории христианства этот диалог не раз побуждал христиан становиться иудаизантами вне всякого давления на них иудейского прозелитизма. Говоря, что «конкретный механизм обращения в иудаизм в сохранившихся источниках о ереси жидовствующих подробно не описан», А.И. Алексеев ссылается на отрывочные сведения о русских субботниках XIX в.[422] Такой «перескок» из XV в XIX столетие вряд ли может считаться убедительным. В случае «жидовствующих», считает А.И. Алексеев, «наименование указывает на связь учения еретиков с иудаизмом». Однако, учитывая многозначность термина и его аналогов, и с этим трудно согласиться. Когда католиков в Византии и на Руси или протестантов и католиков вместе взятых называли «жидовствующими»[423], это вовсе не означало связи их учения с иудаизмом. Ведя спор о влиянии иудаизма на русских религиозных диссидентов, важно добавить, что полемика между Я.С. Лурье и Ш. Эттингером по этому вопросу[424] началась уже в конце 1950-х годов с того, что Лурье опровергал мнение Эттингера о еврейском влиянии на русских иудаизантов, и Эттингер тут же ответил ему в докладе, прочитанном на одной из конференций начала 1960-х годов. Однако этот доклад был опубликован лишь в 1994 г. Большой блок специальных исследований 1960-1980-х годов, порожденных книгами Я.С. Лурье и А.И. Клибанова (в частности, очень важные работы Ф. фон Лилиенфельд, Т. Зеебома, Э. Хеша, Д. Фрайданка, Й. Майера, Д. Файна, Ф. Кэмпфера, Р. Штихеля, Ч. де Микелиса[425], которые идут против «теории прозелитизма»), оказался, таким образом, вне всякой связи с опубликованным лишь в 1994 г. устаревшим докладом Ш. Эттингера.

В целом представляется, что квалификация «ереси жидовствующих» как результата обращения значительного числа духовных и светских лиц Московской Руси в иудаизм не представляется соответствующей тому, что мы находим во введенных к настоящему времени в оборот источниках. Более адекватным оказывается описание «ереси жидовствующих» в очень хорошо разработанных в науке категориях иудаизантизма (кстати, и по семантике это слово, как калька, прекрасно соответствует и слову «жидовствующие», и обороту «жидовская мудрствующие»).

Речь идет о тех людях в истории и «латинского» Запада, и православных культур, которые задавались неизбежным вопросом о соотношении Ветхого и Нового Заветов и склонялись в пользу большего вероучительного авторитета первого перед вторым. Соответственно возникал и интерес к иудаизму как традиции, отвергнувшей Новый Завет и христианство. Особенно заметным иудаизантизм стал в эпоху Реформации. Главными регионами его распространения стали Трансильвания и Речь Посполитая (в том числе и украинско-белорусские земли). Довольно полно отраженный в источниках опыт этого течения религиозной мысли, нашедшего