Андрей Мелехов - «Танковая дубина» Сталина Страница 42

И если двигатель В-2 танка Т-34, испытанный американцами в Абердине, проработал до полного выхода из строя 72,5 часа (в один из цилиндров попала грязь), то это далеко не самый плохой результат для мотора, выпуск которого буквально только что освоили на предприятии, эвакуированном из Харькова на Урал. Да и 66,4 часа для дизельного двигателя В-2К испытанного там же тяжелого танка КВ, по моему дилетантскому мнению, тоже вполне приемлемый показатель, учитывая немалый вес танка и условия, в которых его создавали. Даже сегодня, если спросить американских, немецких или японских инженеров и менеджеров, а взялись бы они (не забудем: под угрозой расстрела в случае неудачи) за подобный «проект» — в течение нескольких недель демонтировать огромный завод в Европе, перебазировать его (часто под бомбами и по перегруженным железнодорожным магистралям) в Азию, в условиях сибирских осени и зимы вновь установить оборудование (нередко под открытым небом), параллельно умудриться обучить недостающий персонал — лишенных нормальной пищи и жилья подростков и женщин, принудительно работающих по 12 часов в день без отпусков, выходных и элементарного медобслуживания, — и уже спустя несколько месяцев начать производить весьма технологически сложные дизельные агрегаты для средних и тяжелых танков, — я уверен, что ни один из них не взялся бы за это дело.

Тот же Гари Диксон, ссылаясь на книгу А.Г. Ленского «Сухопутные войска РККА» (Санкт-Петербург, 2000), цитирует мнение начальника Главного автобронетанкового управления (ГАБТУ) Федоренко, который в конце 1940 года (то есть в период принятия советским руководством ключевых решений в отношении планов на 1941 год) считал, что при проведении «глубокой операции» введенному в прорыв механизированному корпусу придется участвовать в боевых действиях не более 4–5 дней, поскольку именно за такой срок будет израсходован моторесурс двигателей в 50 часов. Если использовать для конвертации среднюю скорость 8 км/ч, то 50 часов — это порядка 400 километров. С моей точки зрения, это вполне реалистичные ожидания. Если именно так и считали составители советских планов (тех самых, которых «не было»), то их трудно обвинить в том, что они не отдавали себе отчета в реальной ситуации с моторесурсом советского танкового парка. Какова была эта реальная картина? Как уже говорилось выше, конкретных данных в моей домашней библиотеке очень мало. Но кое-что все-таки имеется…

Так, Е. Дриг упоминает приказ Наркома обороны № 0349 от 10 декабря 1940 года «О мероприятиях по сбережению материальной части тяжелых и средних танков». Согласно приказу, чтобы поберечь танки Т-28, Т-34, Т-35 и КВ, следовало укомплектовать все батальоны тяжелых и средних танков танкетками Т-27 из расчета по 10 машин на батальон. Все тактические учения в этих батальонах предписывалось проводить на Т-27. Для обучения личного состава вождению и стрельбе и для сколачивания частей и соединений разрешалось израсходовать на каждый тяжелый или средний танк учебно-боевого парка по 30 моточасов в год, машин боевого парка — по 15 часов в год («Механизированные корпуса РККА в бою», с. 59). Иначе говоря, каждый день можно было сколько угодно «гонять» устаревшие танкетки, а ценный моторесурс дорогих тяжелых и средних танков следовало тратить лишь для «закрепления материала». Кстати, упомянутые нормативы часов по вождению боевых танков являлись, с моей точки зрения, вполне реалистичными (для более или менее качественной подготовки меха ника-водителя тогда требовалось порядка 25 часов) и — при их соблюдении — должны были обеспечивать достаточно хороший уровень боевой подготовки экипажей, большая часть которых и так приходилась на опытных танкистов, прослуживших по 2–3 года (а также уже служивших ранее и призванных из запаса). Как говорилось выше, сами учебные танкетки в штат батальонов, как правило, не включались, а всего для этих целей планировалось выделить 800 единиц Т-27. Так вот: учитывая, что «неснижаемым» пределом моторесурса для проведения «глубокой операции» в ГАБТУ (и, по-видимому, в Генштабе) считали 50 часов и что в то же время на 1941 год разрешалось «выездить» по 15–30 часов на учебно-боевых (то есть самых старых) и боевых машинах, то и выходит, что как минимум средние и тяжелые танки Т-28, Т-35, Т-34 и КВ Красной Армии на начало 1941 года имели средний минимальный моторесурс в 60–80 часов. Иначе приказов, подобных вышеупомянутому, никто бы не отдавал.

Это предположение подтверждается М. Солониным на примере 10-й танковой дивизии 15-го мехкорпуса генерал-майора Карпезо И.И. Он цитирует «Доклад о боевой деятельности…» этой дивизии: «Танки КВ и Т-34 все без исключения были новыми машинами и к моменту боевых действий проработали до 10 часов (прошли в основном обкатку)… Танки Т-28 имели запас хода в среднем до 75 моточасов… Танки БТ-7 имели запас хода от 40 до 100 моточасов (то есть в среднем — 70 часов. — Прим. авт.)… Танки Т-26 в основном были в хорошем техническом состоянии и проработали всего лишь часов по 75…» («22 июня. Анатомия катастрофы», с. 331). Нетрудно убедиться в том, что в среднем «устаревшие» танки этой дивизии имели моторесурс свыше 70 часов, а новые Т-34 и КВ (таких было 101) — и того больше. Таким образом, при средней скорости в 8 км/ч большая часть 368 боевых машин дивизии под командованием генерал-майора С.Я. Огурцова могла за несколько дней наступления пройти до полного выхода двигателей из строя 560–700 км: как справедливо замечает М. Солонин, «более чем достаточно, чтобы дойти до Люблина и Кракова. А больше от них и не требовалось» (там же). Разумеется, доехали бы они, как утверждает Резун-Суворов, и до нефтяных полей Плоешти.

Л. Лопуховский и Б. Кавалерчик подсказывают, что по 60–80 часов моторесурса должны были иметь не только средние и тяжелые танки, но и легкие машины. Оказывается, существовало «Положение о порядке эксплуатации танков, автомобилей, тракторов и мотоциклов в Красной Армии в мирное время». Согласно этому документу, танки делились на боевые и учебно-боевые. К первым относились лучшие, исправные и полностью укомплектованные всем необходимым машины, имеющие моторесурс не менее 75 часов. «Как правило, — пишут указанные авторы, — это были танки последних выпусков, возрастом не старше пяти лет. Их содержали в полной боевой готовности на консервации и периодически эксплуатировали, но при этом расходовали не более 30 моточасов в год. В таких же условиях хранились танки из неприкосновенного запаса, которые порой имелись в частях сверх установленного штата. Однако, в отличие от машин из боевого парка, их эксплуатация полностью запрещалась. К сохранению стоявших на консервации танков относились очень строго. Даже их собственные экипажи допускались к ним только с письменного разрешения командира части. Периодически, но не реже чем раз в два месяца, боеготовность этих машин проверял лично командир соединения. План использования ресурса боевых танков, составляемый командиром соединения, утверждал начальник АБТ войск округа. Ресурс расходовался только для подготовки частей и соединений на тактических учениях, в подвижных лагерях и боевых стрельбах подразделениями. Снимать боевые танки с консервации начали по приказу только после начала боевых действий (прошу читателя запомнить данное утверждение Л. Лопуховского и Б. Кавалерчика. — Прим. авт.). Танки учебно-боевого парка в войсках хранились отдельно. К ним относились наиболее старые и изношенные машины. Для повседневной боевой учебы танкистов служили именно они. В военно-учебных заведениях учебно-боевыми были все имеющиеся танки. Несмотря на интенсивное использование, учебно-боевые танки тоже постоянно поддерживали в состоянии полной боевой готовности. Эксплуатировать их разрешалось только в пределах установленных норм. После каждого выхода в поле требовалось немедленно привести их в полный порядок, заправить, смазать, вычистить и только потом ставить на хранение. Учебно-боевые машины после отправки в ремонт запрещалось заменять боевыми. По возвращении в часть из капремонта их направляли в боевой парк, а оттуда взамен специальным приказом по части танки с наибольшей выработкой моторесурсов переводились в учебно-боевые. Таким образом, количество машин боевого парка оставалось неизменным. Система сбережения моторесурсов техники действовала в Красной Армии до войны на протяжении многих лет. Поэтому большинство танков выпуска второй половины 30-х годов к началу Великой Отечественной войны сохранили вполне приемлемый запас ресурса» («Июнь 1941. Запрограммированное поражение», с. 471–472).

Как хотите, но у меня после прочтения этого длинного параграфа из книги двух убежденных противников Суворова никак не складывается впечатление о том, что советские танки перед началом войны «дышали на ладан» и что 17 000 машин (по утверждению С. Залоги и Д. Грандсена) требовали капремонта. Напротив, выходит, что вплоть до лета 1941 года в РККА в течение многих лет существовала строгая и логичная система сбережения моторесурсов танков и другой боевой техники. Что большинство советских танков относились к категории «боевых» и что «учебно-боевые» машины тоже вполне годились для ведения боевых действий. И что, наконец, имевшегося у подавляющего большинства танков минимального моторесурса в 75 часов вполне хватило бы для проведения масштабной наступательной операции фронтового масштаба.