Николай Брунов - Очерки по истории архитектуры Т.2 Страница 42

Очень поучительно сравнение Нимфея в Ниме с его восточно-деспотическими сводчатыми прототипами, например с залом дворца Саргона в Хорсабаде начала VIII в. до н. э. — внутренностью одного из дворцовых храмиков (рис. 377). В нем пещерный характер выражен очень сильно. Маленькое пространственное ядро со всех сторон зажато массой колоссальной толщины, которая, лишенная каких бы то ни было разлагающих ее отверстий, сжимает внутреннее пространство и предельно его насыщает. Это связано с религиозно-мистическим характером освещаемого искусственным светом храма, такого типичного для восточной деспотии. В ассирийском храмике ограничивающая пещерное ядро масса начинается прямо от земли и, не прерываясь, поднимается вверх, чтобы непосредственно завернуть в сводчатое перекрытие.

Материя начинается от земли по одну сторону зрителя, охватывает его и заканчивается пересечением с почвой по другую его сторону. Сравнительно маленькое внутреннее пространство кажется большим, зритель забывает о реальных размерах своего тела и кажется самому себе совсем незначительным по сравнению с толщей материи, которая грозит его раздавить. Кирпичи, из которых сложено здание, играют в смысле масштаба такую же роль, как маленькие членения в Индии или Египте; по сравнению с ними само по себе не такое уж большое целое вырастает до огромных размеров и подавляет.

Нимфей в Ниме (рис. 165) имеет только внешнее сходство со своим восточным прототипом. Его архитектор заимствовал из греческого зодчества не только кладку прекрасно отесанного камня, но, что еще важнее, он взял греческий ордер и расчленил им внутренность. В этом состоит основное принципиальное отличие архитектурно-художественной композиции восточного и римского зала. Ордер внес человеческую мерку и перестроил по ней космическое недифференцированное целое сводчатого помещения. Благодаря ордеру перекрытый полуцилиндрическим сводом зал получил человеческий масштаб, который совершенно нейтрализовал мистику и пещерность пространства, придав ему светский характер, и ориентировал его на размеры человеческого тела. Внутренняя отделка Нимфея в Ниме дает пример развитой третьей фазы греческого ордера, когда колонны и антаблемент расчленяют массу, внося в нее человеческую мерку. Как в периптерах эпохи Августа или в современных им общественных зданиях, и Нимфей в Ниме монументализирует человека. Основываясь на достижениях эллинистической эпохи, раннеримская архитектура вместе с тем стремится возвратиться к классическому идеалу, давая таким образом синтез того и другого, — на этом основывается августовский классицизм.

В Нимфее в Ниме расчленение охватывающей внутреннее пространство оболочки греческим ордером привело к совершенно новому художественному истолкованию архитектурной массы. В зале дворца Саргона дана единая и недифференцированная оболочка. В Нимфее в Ниме антаблемент и колонны анализируют, разлагают массу на два четко отделенных друг от друга элемента: стену и покрытие. Покрытие в данном случае имеет форму полуцилиндрического свода, но по своему смыслу оно приравнено к плоскому потолку. Недифференцированная масса восточно-деспотического культового здания превращена греческим ордером в тектонически расчлененную композицию светского общественного зала. В Риме произошло слияние ордера со стеной-перегородкой, которая и в классической и в эллинистической греческой архитектуре помещалась на некотором расстоянии за ордером и была ему подчинена, служила ему фоном. В Риме стена является главным архитектурным элементом, а ордер ее расчленяет. Этот момент очень важен в истории архитектуры: зародилась стена в нашем смысле слова, т. е. архитектурная плоскость, отделяющая внутреннее архитектурное пространство от принципиально отличного от него пространства природы. Ордер как расчленение стены и сама стена возникли в связи с открытием в римской архитектуре замкнутого внутреннего пространства. Человеческие отношения еще больше вносятся во внутреннее пространство при помощи расчленения стен большими дверными отверстиями и нишами для статуй, завершенными чередующимися фронтончиками и сегментами круга. Многочисленные статуи в больших нишах боковых стен были связаны единством масштаба с расчленяющими стены ордерами. Тектонический элемент вносится и в форму полуцилиндрического свода тем, что он разложен на несущие арки и арки, лежащие на несущих арках, что еще сильнее отделяет друг от друга стены и покрытие, совершенно по-особому характеризуя каждую из этих частей.

Кажется на первый взгляд, что такой зал, как Нимфей в Ниме, совсем близко подходит к архитектуре Ренессанса, к капелле Пацци Брунеллески 1430 года. Но глубокое различие между ними состоит в том, что внутреннее пространство Нимфея все же не до конца преодолело пещерный характер своих восточных прототипов. Обрамления ниш, как мы видим их в Нимфее в Ниме, были впоследствии использованы архитекторами Ренессанса для обрамления окон. Но в Ниме окон еще нет, а ниши, углубляясь в стену, усиливают ее массивность, показывая толщину стен. Создается впечатление тектонически обработанной поверхности массива неизвестной зрителю глубины. Поэтому Нимфей до некоторой степени все же пещерное сооружение. Вместе с тем внутренняя обработка Нимфея воспроизводит наружную обработку зданий. Архитектурные детали очень сильно выступают из стен, а между нишами со статуями образуются столбы с приставленными к ним полуколоннами, так что каждая группа ниши, обрамленная столбами и полуколоннами, приближается к римской арочной ячейке на наружных частях Табулария и театра Марцелла. В связи с этим внутренность Нимфея становится похожей на открытый двор, перекрытый полуцилиндрическим сводом. Восприятие зрителя колеблется между впечатлением пещеры и впечатлением двора. До развитого замкнутого пространства, как оно окончательно сложилось только в Ренессансе, еще очень далеко.

Peyre R. Nimes. Arles etc. (Les villes d’art eelebres). Paris, 1910.

Теория архитектуры

Трактат Витрувия знаменит потому, что это единственное дошедшее до нас греко-римское теоретическое сочинение по архитектуре. Витрувий жил не позднее эпохи Августа, так как ему неизвестен римский бетон, развившийся при непосредственных преемниках Августа. Витрувий сам перечисляет большое количество греческих сочинений по теории архитектуры как классической, так и эллинистической эпохи, написанных отчасти архитекторами-практиками.

Они легли в основу его собственной работы, ставящей себе задачу суммировать в доступном и широкой публике общем обзоре все основные знания, накопившиеся к его времени в различных областях, связанных с архитектурой. Витрувий сам был архитектором-практиком, но, по-видимому, строил очень мало. Будучи широко образованным и начитанным человеком, Витрувий в литературной форме излагает свой материал, снабжая отдельные главы введениями, усыпанными занимательными рассказами и анекдотами, имеющими подчас косвенное и довольно отдаленное отношение к основной теме сочинения. Вместе с тем книжка Витрувия рассчитана быть практическим руководством для средней руки архитектора, который мог почерпнуть из нее различные мелкие указания. Сочинение Витрувия не отличается принципиальным характером и является компилятивным трудом, облеченным в живую форму, потребность в котором назрела в эпоху Августа, особенно в связи со все сильнее развертывавшейся строительной деятельностью в провинциях, в которых далеко не всегда находились в достаточном количестве местные архитекторы. Тем не менее необходимо отметить, как показатель очень высокого уровня римской культуры эпохи Августа, те, на наш взгляд, непомерно широкие требования, которые предъявлялись к архитектору. Витрувий, может быть, несколько преувеличивая, говорит, что архитектор должен быть ориентирован во всех искусствах и науках, вплоть до музыки и астрономии.

Лучшие переводы Витрувия: немецкий — Reber (1865), Rose (1899); французский — Choisy (1909). Имеется устарелый русский перевод Баженова (1737–1799), с французского перевода Перро.

Birnbaum A. Vitruvius und die griechische Architektur. Wien, 1914; Sackur W. Vitruv und die Poliorketikcr. Berlin. 1925; Prestel J. Des Markus Vitruvius Pollio Basilika zu Fanurn Fortunae. Strassburg. 1901; Granger F. Vitruvius’ definition of architecture (Classical Review, 39); Carpenter Rh. Vitruvius and the Ionic order (American Journal of Archaeology. 30); Bulle H. Antike Techniker und Architekten (Neue Jahrbűcher fűr Wissenschaft und Jugendbildung, 3); Poeschel H. Kunst und Kűnstler im antiken Urteil. Műnchen. 1925; Schweitzer B. Der bildende Kűnstler und der Begriff des Kűnstlerischen in der Antike (cp. Philologisehe Woehenschrift, 1926); Borissawlievitch M. Les theories de l'architecture. Paris, 1926.

II. СРЕДНЕРИМСКАЯ АРХИТЕКТУРА

1. Римская архитектура при Флавиях (70–96 гг.) и Траяне (98-117 гг.)

При преемниках Августа в Риме впервые проявляется тирания императоров и террор их в отношении к верхушке римского общества — к наиболее состоятельным аристократам-сенаторам. Еще очень сильна была аристократическая республиканская партия, которая оказывала сопротивление центральному правительству в его мероприятиях, направленных к упрочению своей власти. Уже первый преемник Августа, его приемный сын Тиберий (14–37 гг.), уединяется под конец жизни в укрепленный замок на неприступном о. Капри в Южной Италии, где оканчивает свою жизнь в страхе перед заговорами, причем многие утверждали, что он ведет в своем затворничестве распутный образ жизни. Но особенного размаха беспутство и разгул придворных кругов достигли при Нероне (54–68 гг.), который без разбора казнил всякого, кто казался ему подозрительным, и в том числе собственную мать и любимого учителя, философа Сенеку, который, умирая, произнес свои знаменитые «Последние слова». Уже при этих первых преемниках Августа прорываются во взглядах на императора и в укладе жизни двора первые нотки восточного деспотизма, который впоследствии широкой волной захватил Римскую империю. Так, например, вводится обожествление личности императора, даже еще при его жизни. Но это была только короткая пора замешательства, блестяще описанная замечательным римским историком Тацитом. Беспутству Нерона был положен предел его свержением и убийством в июне 68 года. 68–69 годы видели одного за другим трех императоров на римском троне. Последний из них, трезвый и практичный Веспасиан, выдающийся генерал, прочно удержался и передал высшую власть своему сыну Титу (79–81 гг.), а тот своему брату Домициану (81–96 гг.). При Домициане на короткое время повторилась тирания Нерона. После него спокойствие восстановил престарелый Нерва, надолго передавший империю своему приемному сыну Траяну, при котором достиг своего наибольшего расцвета и прочности «мир, даруемый римским законом» (pax romana). Эпоха Траяна, которая прекрасно отражается в письмах Плиния Младшего, является наивысшим расцветом римской мировой монархии. Длительный мир сделал безопасными все сильнее развивающиеся сообщения между провинциями, которые прорезала сеть прекрасных дорог, соединивших их между собой и со столицей. По всей империи росли большие города и развивались промышленность и торговля. В громадных имениях богатых рабовладельцев разводили на сбыт высшие культуры: виноград, оливы, фруктовые деревья. Богатели и развивались провинции, в которых образовывалась самостоятельная промышленность (отдельные провинции специализировались в какой-либо ее отрасли), развивались города, возникали большие местные культурные центры, тесно связанные со столицей. Однако все это благополучие, ставшее возможным только на основе безжалостной эксплуатации рабской силы, имело и оборотную сторону. Уже в это время наметился рост крупного землевладения, связанный с концентрацией большинства земельных богатств в сравнительно немногих руках наиболее богатых рабовладельцев, которые эксплуатировали свои латифундии (как назывались огромные имения) при помощи рабской силы. Этот процесс концентрации земельных богатств шел параллельно с обезземеливанием массы мелких землевладельцев, которые нищали, теряли землю и шли в города и особенно в Рим, беднейшая часть населения которого с каждым годом все больше увеличивалась. Столичная беднота превращалась в большую и опасную силу. От столичного люмпен-пролетариата, к которому примыкала масса ремесленников и мелких собственников, работавших на богатые верхи, и разнообразных поставщиков богачей, протягивалась масса нитей в армию, а блок столичного населения с армией представлял уже реальную опасность для господствующего класса. «Хлеба и зрелищ» (panem et circenses) — лозунг, который выражает настроение численно господствующей массы низов городского населения. Толпу нужно было кормить и забавлять, чтобы занимать ее внимание и отвлекать ее от политики. Для этого служили, с одной стороны, систематически практикуемые даровые раздачи хлеба, с другой — цирки и амфитеатры.