Дмитрий Иловайский - Разыскания о начале Руси (Вместо введения в русскую историю) Страница 42

Продолжим взятые из нашей летописи примеры перенесения некоторых черт из эпохи близкой к летописцу или современной ему на лица и события более древние.

Под 1068 г. есть известие о сражении Святослава Ярославича Черниговского с Половцами. Видя превосходные силы неприятелей, Святослав воскликнул к дружине своей: "потягнем, уже нам нельзе камо ся дети"; ударил на Половцев, и выиграл битву. Почти то же обращение к дружине, только в распространенном виде, отнесено и к Святославу Игоревичу во время его войны в Болгарии: "уже нам некамо ся дети, и волею и неволею стати противу; да не посрамим земли Русския", и пр. Под тем же 1068 г. рассказывается, что Изяслав Ярославич распустил Ляхов своего союзника Болеслава II по киевским городам на покорм, где их тайно избили. То же самое отнесено и к Болеславу I, союзнику Святополка Окаянного. Под 1075 г. немцы говорят Святославу, смотря на его богатство; "серебро и золото лежит мертво; а с кметами (дружиной) можно доискаться и большаго". Почти те же слова отнесены к Владимиру Св. по поводу его отношений к своей дружине. Под 1096 г. упомянуто нашествие половецкого хана Куря; очень может быть, что его имя перенесено на того печенежского вождя, который сделал себе чашу из черепа Святослава Игоревича; едва ли настоящее имя этого вождя дошло до летописца.

Возвращаясь к летописному сказанию о призвании варягов, предположим свое соображение о том, когда это сказание получило ту искаженную редакцию, в которой оно дошло до нас.

Мы заметили, что до XIII века ни одно произведение, кроме летописи, не упоминает о призвании Рюрика с братьями, а главное, не смешивает Русь с Варягами. Для исторической критики важно именно последнее обстоятельство: вся норманнская система, как известно, построена на этом смешении, т. е. на искажении первоначальной летописной редакции; без этого искажения басня о призвании Варягов рушится сама собой. В эпоху дотатарскую мы можем указать только одного писателя, у которого встречается намек на смешение Варягов с Русью. Это Симон, епископ Владимирский, который в своем послании к Поликарпу говорит по поводу Леонтия Ростовского: "и се третий гражданин небесный бысть Рускаго мира, с онема Варягома венчався от Христа, его же ради убиен бысть". Ясно, что он двух киевских мучеников считает Варягами и в то же время относит их к Русскому миру. Неверное представление об этих мучениках как о Варягах было нами указано выше. В словах Симона очевидно слышится знакомство с Повестью временных лет, но, конечно, уже не в ее первоначальной редакции. В произведениях XII века (не говорим уже об XI), повторяем, кроме летописи, нигде нет намека на какое-либо тождество Руси и Варягов: искаженная редакция летописного сказания о Варягах еще не была известна людям книжнообразованным. Послание Симона к Поликарпу написано около 20-х годов XIII века. По этому поводу вновь утверждаем, что в самой летописи смешение Варягов с Русью по всем признакам произошло не ранее как во второй половине XII века, и произошло от невежественных списателей и сокращателей4 . Но и в XIII веке искажение это проникло не во все списки летописи; как то доказывают: упомянутый выше летописец патриарха Никифора, написанный в Новгороде в конце XIII века, отрывок Иоакимовой летописи, основанный на не дошедшем до нас начале Новогородского же летописца, и указанные мной польские историки Длугош и Стрыйковский, имевшие под рукой древние юго-западные списки нашей летописи. Любопытно, что приведенный сейчас первый намек на смешение Руси с Варягами мы встречаем на северо-востоке России во Владимире на Клязьме. Любопытно, что Симон после упоминания о мучениках-Варягах немного ниже, по поводу печерских постриженников, ссылается на "стараго летописца Ростовскаго". А этот летописец едва ли не был Ростовский список все той же Киевской летописи. Предлагаем вопрос: искаженная редакция, смешавшая Русь с Варягами, не утвердилась ли именно в той группе списков, которые распространились преимущественно в Северо-восточной России?

Прежде нежели в достаточной степени были изучены и проверены источники, прежде нежели восстановлены и освещены факты действительно исторические. Русская историческая литература уже была богата разными теориями и системами для объяснения нашего древнейшего периода. Рядом с системами Норманнской, Славяно-Балтийской, Угро-Хазарской и пр.5 , возникали теории быта Родового, Дружинного, Общинного или Вечевого, Вотчинного и т. п. Зачем прибавлять к ним еще теорию (если можно так выразиться) Дружинно-разбойничью? Появление дикой, наезднической шайки в среде оседлого, земледельческого населения и развитие из нее, как из зерна, государственной жизни - эта теория была бы еще более искусственна, чем предыдущая. Русское государство так же, как и все другие, произошло из борьбы племен и народов между собой. На данном пространстве из массы одноплеменных и разноплеменных элементов выделяется наиболее воинственный, наиболее способный к единению народ, который постепенно подчиняет себе соседей и распространяет свое господство обыкновенно до тех пределов, где встречаются или естественные преграды, или не менее сильные народы. Подчинение племен господствующему народу или его вождям конечно выражалось данью; но эта дань есть не что иное, как первобытная форма тех податей и повинностей, без которых не существует ни одно благоустроенное общество. Господствующее племя (из которого главным образом составлялись княжеские дружины) собирало дани не совсем даром: оно в свою очередь сторожило, чтобы никакой посторонний народ не грабил и не собирал даней в тех же местах; а вместе с тем оно вносило в страну кое-какой суд и кое-какой порядок, т. е. начала гражданской организации. Иногда господство одного народа вытеснялось господством другого, более сильного соседа; а этот в свою очередь бывал угнетен иным нашествием или побежден восставшим племенем, которое вновь усиливалось и опять брало верх над своими соседями. Так именно и было на Руси в течение целого ряда веков, которые предшествовали временам более историческим.

Если всматриваться в эту глубь прошедших веков, то можно возвести ко временам довольно глубокой древности (хотя еще туманные) очерки той исторической местности и той группы народов, из которых развилось впоследствии Русское государство. Во времена Геродота и несколько столетий после него в Южной России преобладает племя т. наз. Царских Скифов, живших между Днепром и Доном 6 . Самая священная для них местность, Геррос, где находились могильные курганы их царей, лежала, по всем признакам, около Днепровских порогов (что подтверждается и раскопками могильных курганов). В первом веке до Р. X. на тех местах встречаем Сармато-славянский народ Россалан; а еще вероятнее их победители и близкие соплеменники, распространившиеся из-за Дона и Меотийского озера. В первые века по Рожд. Христове, в стране между Днестром и Днепром, усиливается западноскифское или восточногерманское племя Готы. В III веке мы видим, что они господствуют в Скифии, т. е. заставляют платить дань соседние народы, в том. числе и Россалан или Рокасов (как их иначе называет Иорнад). Но очевидно, между этими двумя сильнейшими народами Скифии, т. е. между Готами и Россами, идет упорная борьба за господство в Восточной Европе. Решительный верх, т. е. кому будет принадлежать честь созидания великого Восточно-европейского государства, Немецкому или Славянскому народу? 7 По всей вероятности, в связи с этой борьбой Немцев и Славян являются из-за Волги Болгаро-Гунны, которые вместе с Аланами не только разрушают владычество Готов в Южной России, но и самые Готские народы вытесняют за Днестр, а потом за Дунай и за Карпаты. Очевидно, толчок к т. наз. Великому Переселению народов дан был еще движением Восточно-славянским.

В VI веке Русское племя снова выплывает на поверхность. В этом веке встречаем его в исторических известиях, кроме общих имен Скифов и Сарматов, также под именами Роксалан, Антов и Тавроскифов (Иорнанд, Прокопий, Маврикий). Временное германское владычество уничтожено; но очевидно затем наступает долгий период трудной и упорной борьбы как с соплеменниками, так и с дикими Угро-Тюркскими народами. В нашей летописи отголоски этой борьбы слышны в преданиях о насилии Обров и Казарской дани. В то же время Русь возвращается к своей объединительной деятельности и собирает вокруг себя соплеменные Славянские народы, которые, конечно, подчиняются ей не по доброй воле, уступают только силе оружия. Со второй половины IX века начинается период славы и могущества. Нападением на Царьград в 865 году и походом на Каспийское море в 913 Русь заставила говорить о себе Византийских и Арабских писателей8.

В X веке, когда источники проливают уже яркий свет на нашу историю, мы видим Русь господствующей от Новгорода до Тамани, и все это пространство объединенным под властью того княжеского рода, который сидел в Киеве, т. е. в земле Полян или Руси по преимуществу. Но и в этот, вполне исторический период, в иноземных источниках встречаем прежнее разнообразие по отношению к нашему народному имени. Арабы более постоянны в употреблении имени Русь; но Византийцы наряду с этим именем продолжают называть ее Сарматами, Скифами и преимущественно Тавроскифами. Даже для писателей XII века Киев есть столица Тавроскифии, Галиция страна Тавроскифская и т.п. Мы уже говорили прежде, что чрезвычайное множество народных имен в средневековых источниках по отношению к какой-либо стране вносило большую запутанность в историографию; но пора сознать, что менялись и разнообразились имена, а народы по большей части оставались те же самые.