Лев Марсиканский - Лев Марсиканский, Петр Дьякон. Хроника Монтекассино. В 4 книгах Страница 42

[Расскажу, однако, о том, как Бог, справедливый судья, наказал этого князя после смерти за уже названную чашу564. Так вот, как-то однажды Сергий565, магистр милитум, который стоял во главе города Неаполя, отправившись на охоту в самую святую субботу Пасхи, вместе со своими пажами вошёл в лес, чтобы поймать кабанов, и, раскинув сеть, они все разом разошлись по всему лесу вместе с собаками, чтобы загнать их; но, прежде чем кабан, убегая, запутался в сети, охотники настигли его, закололи и схватили. Однако, поскольку час был уже поздний, солнце клонилось к закату и непроглядный мрак уже почти что окутал землю, названный магистр милитум, чтобы не быть застигнутым ночной тьмой, отложив начатую охоту, вместе со всей челядью начал как можно скорее возвращаться домой, и только одному мальчику по имени Пифагор приказал, чтобы тот собрал сети и проворно следовал за ним. Итак, когда мальчик, который остался, собрав сети, последовал за своим господином по прямой тропе, к нему на пути внезапно присоединились два монаха, настоятельно предлагая вернуться. Когда он, объятый страхом, спрорил, что всё это значит, те сказали: «Не бойся, следуй только за нами». Итак, когда они вместе прошли немного по этому лесу, то пришли к одному весьма грязному и страшному на вид пруду, и те жалостливо показали ему там Пандульфа, князя Капуанского, о котором я упоминал выше и который незадолго до этого времени умер; он был закован в железные кандалы и погружён в грязь этого озера по самое горло. Между тем два чёрных, как смоль, духа, сделав из дикорастущего винограда верёвки, привязали его за горло и то погружали его в самую глубину пруда, то вновь вытаскивали наверх. Когда они неоднократно проделали это, названный мальчик Пифагор, хотя и дрожащим голосом, обратился к [Пандульфу] с просьбой объяснить, по какой причине он терпит подобное. А тот, плача и завывая, тут же дал такой ответ на вопрос мальчика, сказав: «Хотя, о мальчик, мне за мои неисчислимые преступления уготованы многие и бесчисленные кары, ту кару, которую ты видишь, я, однако, терплю не по какой иной причине, как из-за той золотой чаши, которую я, движимый святотатственной алчностью, увёз из монастыря блаженного Бенедикта, и, даже умирая, отказался ему возвратить566. Но я настойчиво прошу тебя и заклинаю именем Иисуса Христа, Господа спасителя всех людей, чьи заповеди я, несчастный, презрел, за что и погружён в эту пучину смерти, чтобы ты или сам отправился в Капую к моей жене, или послал гонца, и поведал ей о муках, которые я терплю, и убедил её вернуть чашу в монастырь святого Бенедикта». Но тот сказал ему: «Что проку, если я сообщу ей об этом? Ведь она не поверит в то, что я тебя видел и что ты терпишь подобное». А Пандульф отвечал ему: «Знаком ей с моей стороны будет то, что Пандульф, сын Гуалы, держит эту чашу в качестве залога, и я прошу тебя, не откладывая, поскорее сообщить ей, чтобы она, дав соли-ды, которые мы ему должны, получила её назад и без всякого промедления возвратила её в монастырь святого Бенедикта». С этими словами видение исчезло с его глаз. Мальчик же, как только вернулся домой, заболел и через несколько дней умер. Но то, что он видел и что ему было сказано, он открывал всем, кто к нему приходил. Даже сам Пандульф, который держал чашу у себя в качестве залога, уж не знаю по какой причине отправился в это время в Неаполь и, как рассказывал мне567, лично слышал всё это из уст Пифагора; через него же Пифагор и поведал жене [покойного Пандульфа] в Капуе обо всём, что видел по поводу её мужа и что тот ему поручил. Но та, заботясь более о себе, чем о муже, и не желая возвращать ценность, которую присвоил её муж, не удосужилась получить обратно эту чашу и вернуть её в монастырь. Мы потому позаботились вставить это в настоящее сочинение, чтобы всякий, кто это услышит, устрашился и удержал свои мысли и руки от разграбления этого монастыря, дабы не довелось ему раскаяться перед смертью, а после смерти не пришлось родителям и близким совершать то, что могло бы избавить его от мучений, и не вышло так, что он навлечёт на себя вечные муки за то, что, презрев страх Божий, не побоялся совершить при жизни, и, как пренебрёг добрыми и святыми делами заслужить прощение в этой жизни, так не заслужит его и в той.]**

В эти дни, а именно в 1031 году Господнем, блаженный Доминик, творец великих чудес и основатель многих монастырей, в возрасте уже почти восьмидесяти лет отошёл к Господу568 в Соре, городе Кампании, и был погребён в соседнем с Сорой монастыре, который ныне зовётся его именем569.570

60. В это время братьями нашего монастыря была построена возле города Гаэты церковь в честь святой Схоластики, рядом с древней церковью её же имени, которая там была, а именно, которая щедростью Стефана, епископа этого города, была некогда пожалована им в качестве приюта571. Мы сочли непозволительным умолчать572 о том, какое великое чудо Бог сотворил там благодаря заслугам блаженного Бенедикта. Так, когда однажды один из рабочих на соседней горе, которая возвышается над морем, выламывал камни, из которых надлежало сделать стены этой церкви, железное орудие, которым он работал, внезапно соскочив с рукоятки, упало вниз в морскую пучину. Братья, узнав об этом от человека, с которым это случилось, решили поскорее сделать вместо этого другой молоток, чтобы последовательно завершить начатое дело. Как вдруг один из них, наиболее пылкий в вере, сказал: «Ни в коем случае! Давайте лучше все вместе пойдём с надеждой к месту, где упало железное орудие, бросим рукоятку в воду и без сомнения дождёмся, что и в отношении нашего молотка благодаря отцу Бенедикту вскоре произойдёт то чудо, которое этот отец совершил в отношении косницы гота573». [Что же далее?]* Благодаря внушению Божьему всем пришёлся по нраву этот совет, и они тут же, спустившись к морю, садятся в лодку и, переплыв залив, прибывают к месту, где упало железное орудие. В этом месте, - хотя там, как они видели, была огромная глубина, - они, веря в то, что для Бога нет ничего невозможного, и полагаясь на заслуги нашего святейшего отца и его блаженнейшей сестры, с надеждой бросают в море рукоятку и тут же по Божьей воле возвращают железо, вновь наложившееся на свою рукоять, не без великого удивления со стороны многих.

[В это же время, когда в Риме умер вышеупомянутый папа Иоанн, в понтифики на апостольский престол был поставлен его племянник Бенедикт574, родом тускуланец, сын патриция Альберика.]**

61. А названный аббат, уже будучи стар и насыщен днями575, скончался в вышеназванном монастыре святого Спасителя 3 июня576 и был удостоен там почётного погребёния. Когда он умер, монахи не посмели провести выборы без воли [и повеления]* князя. А князь уже давно решил отдать аббатство названному Василию, но, пусть беззаконный и нечестивый, он всё же не хотел совершать это без согласия братьев. Жил в этом монастыре также другой брат по имени Антоний, родом капуанец и весьма начитанный. Итак, князь вызывает его в Капую. Ведь он и ему также обещал некогда это аббатство. Когда он в течение многих дней поддерживал в них обоих такого рода надежду и прошёл уже почти целый год, он наконец раздумал назначать Антония, поскольку тот никоим образом не соглашался ему присягать, и одобрил избрание Василия. Итак, этот верховный архимандрит поручает, чтобы несколько старших братьев этого места прибыло к нему в Капую и он дал им аббата по их совету. Те собрались, и названный аббат был избран у него во дворце и оттуда со славой препровождён в монастырь этого города, перед этим собственноручно и весьма постыдно принеся князю клятву в том, что впредь не будет удерживать двадцать солидов в год со всех переданных ему имуществ монастыря.

62. Василий577, 33-й аббат, пребывал в должности два года.

Поставленный, как было сказано, недостойно и по-мирски, он, пока жил, вёл, однако, ещё более недостойный и постыдный образ жизни578. Ибо он вёл себя не как аббат такого великого монастыря, но как управляющий дел князя, так что примерно пять месяцев после своего назначения оставался в Капуе, усердствуя скорее в служении князю, чем в заботе о монахах. Сколько бы раз ни случалось ему приходить сюда579, ему ни в коем случае не давали здесь оставаться, ибо Тодин, как мы говорили выше, завладел курией аббата, и тот, поднимаясь сюда, словно некий чужак, даже у братьев не пользовался тут никаким уважением, никаким почтением, какое обычно оказывают аббатам, кроме того, какое он сам вынуждал у не желавших этого и вопреки их воле. [Итак, в том году, в котором его поставили, а именно 27 января580, гора Везувий изрыгнула пламя, такое огромное и необычное, что оно распространилось до самого моря. В это время умер Гваймарий Старший, князь Салернский, оставив наследником княжества сына Гваймария581.]* При этом аббате Альферий и Стефан, священники из города Миньяно582, пожертвовали в наш монастырь одну церковь своего права имени святого Варфоломея, возле самого города, вместе с одним своим домом и со всеми [имуществами и]* владениями этой церкви583. Аббат отдал в аренду неким термольцам крепость под названием Петра Фрацида [со всеми её владениями]* и получил за это 1200 солидов и в качестве ценза - 40 солидов.