Феликс Чуев - Молотов. Полудержавный властелин Страница 42

И вот тогда, поскольку кино долго не открывали, они поступили в ресторан, и я вместе с ними. И вот стали мы петь и играть. В сутки рубль. Каждый день. В воскресенье — особо, с часу до одиннадцати. Все равно рубль. Такой уж порядок. А в будни — с часу до восьми примерно. Мы там и в отдельных кабинетах играли для приезжих купчиков с их красотками. Там уж пианистки нету, только мандолинисты. Денег не давали… Вот что заказать? Вот вам такой-то хочет… Вот сыграйте, он вам что хотите. Средний ресторан такой, не шикарный, привокзального типа, но проезжали через Вологду молодых людей много. В Ленинград, из Ленинграда в Сибирь (говорит: Ленинград, по-современному. — Ф. Ч.). Вот такие, по пути любят которые выпить, они на дороге задерживались, устраивали попойки и прочее.

Когда выяснилось, что кино все-таки открывается, «подмазали», как полагается, тогда мы, значит, идем к хозяину ресторана, просим либо при-прибавки, либо грозимся уйти на другое место. Прибавки нам не дали, и мы перешли в кино.

Там было, по-моему, месячное содержание, я уж сейчас не помню, сколько я получал, пятнадцать или двадцать рублей, не больше. Немножко меньше, чем в ресторане. В праздники — усиленная работа, больше публики, больше показывали. Тоже, пожалуй, с часу или даже раньше — с одиннадцати или двенадцати…

08.03.1975

Вышибали отовсюду

— Весна распустилась уже таперича, — иногда, чтобы смягчить разговор, он пользовался такими старинными словечками. — Зима и весна проходят. И начинается лето почти что самое настоящее. Опять вы… (Я снимаю кинокамерой.) Хватит, хватит…

— Пленку надо закончить.

— Закончить… Она уж закончилась. Вы на одну и ту же снимаете все, что там может получиться? Антисоветское что-нибудь получится. Советское не получится.

25.04.197

— …Иногда спорят, резко решают, а я свое говорю. Я старой революционной школы, своим умом пришел к большевизму, сам все изучал, на себе нес все то, что мне полагалось, я иначе не мыслю дело.

14.01.1975

— Вячеслав Михайлович не случайно стал большевиком, — говорит Шота Иванович.

— А кто его знает? — говорит Молотов.

— Исключили его из училища за большевистскую пропаганду, арестовали.

— Ветром занесло, вот и стал, — подмигивает Молотов. — Ветром понесло, понесло, так и несет. А потом в ссылку попал — деваться некуда.

08.03.1975

Спрашиваю:

— Умер недавно старый большевик Алексеевич, кто он такой, я о нем не слышал никогда. Герой Социалистического Труда.

— Был в эмиграции долго. Особой роли не играл после революции. Поддерживал большевиков, революцию. Исполнитель.

— А Федор Николаевич Петров в хороших с вами отношениях был?

— Был в хороших, когда в ссылке мы были в Сибири. В 1915 году.

Он там помалкивал. Мы-то, молодежь, шумели, доклады делали, проводили дискуссии, а он сидел в сторонке. Он лет на двенадцать — пятнадцать меня старше. Был на каторге, старый большевик, честный человек, но плохо разбирался в политике. Был потом в Главнауке. Редактировал энциклопедии. Хрущев его старался поднять. На затычку его как раз…

— А вас не лишили звания Героя Соцтруда?

— Нет, единственно, чего не лишили. Ордена и Героя оставили.

— Вам Героя дали за танковую промышленность?

— Да, я танками ведал во время войны. Маленкову дали за авиационные дела. Берии, по-моему, за снаряды… За снаряды и снабжение. Танки у нас оказались очень хорошие. Основной наш танк — боевой Т-34. Танки у других были тяжелые, неудобные. Не через каждую преграду могли пройти. И били их. Наши же танки, в отличие от других, были не на бензине, а на дизельном топливе… Были опасными английские танки…[35]

21.06.1972, 27.04.1973

— В Питере в 1912 году был один оратор, активно выступал на рабочих собраниях и все говорил: «Аргарный вопрос, аргарный вопрос». Аграрный вопрос тогда стоял остро, а оратор не мог правильно слово выговорить.

Крестьяне и рабочие не все говорят правильно. Но надо уметь правильно говорить. Калинин вместо «компромисс» говорил «компримис». Вместо «период» — «периюд» или «периед».

15.05.1972

— Ленин говорил «буржуАзия». Это по-французски. Все говорят: «буржуазИя».

А наш лидер Брежнев говорит: «средствА», «обществ», «симптом»… Особенно меня поражает и возмущает: не научился человек выговаривать «конкретно», говорит «кокрэнтно»! Некультурный человек!

— Звонил Николай Николаевич Иконников — я с ним учился вместе в Политехническом институте в 1911–1912 годах, пока меня не исключили оттуда. Из всех учебных заведений меня исключали, из всех, где учился. Вышибали отовсюду.

— Зато во всех тюрьмах сидели.

— Во всех основных Москвы и Петрограда, — уточняет Молотов. — В основных я — сидел. В Таганке и Бутырке в Москве, в Предварилке и в Крестах в Петрограде… И от Москвы до Иркутска во всех. А это еще не все… Главные тюрьмы я знал, посетил, жил…

— Надо написать об этом.

— Вот подбивает человека! Чего тут писать, это уж написано. Жизнью написано. Стирают? Ничего, не сотрут. Построено крепко, по-моему.

— А кто он сейчас, Иконников?

— Он, как полагается, сейчас пенсионер, у которого ноги болят и прочее. Он ко мне позвонил лет пятнадцать назад: вот, хочу к вам зайти. Я: «Незачем ко мне заходить». — «Почему?» — «Вы же подписывались под всякими кляузами против «антипартийной группы», в том числе против меня, зачем нам с вами разговаривать?»

Стасова тоже ко мне обращалась, звонила. Я ей: «Подписывались?» Я отказываюсь с ними говорить.

07.77.1979

— Когда я смотрел трилогию про Максима, где ваш племянник играет, Борис Чирков, мне казалось, что некоторые моменты он брал из вашей биографии… Запрещают жить в сорока девяти городах империи…

— Было разное: сорок девять, сорок два, по-моему, пятьдесят шесть, шестьдесят три… Меня высылали из разных…

— Вячеслав Михайлович, мне рассказывали, что Сталин сказал о кинотрилогии о Максиме: «Забастовки не так проводились, революция не так делалась, все не так было, а фильм хороший!»

— Действительно, фальшиво немного, примитивно показано, что является в банк рабочий, начинает распоряжаться… В банк назначали грамотных людей. Таких, как Скунде, латыш, старый большевик, Пятаков или еще кто-то… Пятаков — грамотный, толковый. Из всех молодых Ленин выделял Бухарина и Пятакова только. Нас он еще мало ценил.

— Я посмотрел фильм «Выборгская сторона» и вспомнил, что вы вели нелегальную работу среди выборгских рабочих Питера.

— Да, это моя база была. У меня, слава богу, был там такой кружок.

В 1911 году я приехал в Петербург и поступил в Политехнический институт. Меня зачислили на кораблестроительный факультет — самый аристократический и самый трудный. Затем, практически сразу, перевели меня на экономический. Я ни одного месяца не учился на кораблестроительном. С 1911-го до 1916-го я учился на экономическом, дошел до четвертого курса. Я очень мало занимался, но личная работа моя, внутри меня, значила много. Приходилось иметь дело с очень крупными профессорами. Максим Ковалевский переписывался с таким человеком, как Петр Бернгардович Струве, потом, там были еще крупные профессора, теперь они более-менее забытые — Дьяконов, Чупров — крупный статистик, курс которого я прослушал полностью. Статистика меня очень интересовала — и для марксиста, и для экономиста это очень важно. Это был очень хороший, квалифицированный лектор, а отец его был видный, но буржуазный политэконом Чупров. И еще ряд довольно крупных таких…

Я этому не особенно большое значение придаю, потому что, конечно, главное все-таки — самообразование. Лекции я посещал мало. По статистике, по экономической географии… Сдавал. Профессорам сдавал. И серьезные работы писал.

Года полтора оставалось доучиться. Я, как человек, занятый нелегальной большевистской работой, добивался только того, чтоб перейти с курса на курс или, по крайней мере, сдать те экзамены, без которых отчисляли, — только чтоб не отчислили. Мне важно было не попасть на воинскую службу, иначе бы забрали. Стипендии не было, но мне платило вятское земство двадцать пять рублей, помогали, да. Там было несколько эсеров, в земстве, они поддерживали демократов. Они демократы, эсеры. Но мелкобуржуазные…

«Декрет о земле» — эсеровский. Он не чисто эсеровский, но все, что вошло в него, было взято из постановления крестьянского съезда, которым руководили эсеры. Вот так, это точнее. Не чисто такой партийный документ, но эсеровский по духу и характеру, все в порядке таком строилось — усилить единоличное крестьянское хозяйство, дать помещичью землю на руки. Ленин же говорил: все равно никакого выхода нет, вы не получите тут никакого улучшения жизненного уровня. Бедняк получит землю, а обработать нечем. Кулак, тот обработает, зажиточный крестьянин обработает, середняк, которому правительство даст кредит через банк, тоже сможет, но это же меньшинство. Ленин говорил эсерам: вы хотите испытать — испытайте. Мы вам поможем, мы принимаем вашу программу, но… А потом заявил, что у нас не окончилась буржуазная революция в октябрьские дни…