Александр Елисеев - Как обуздать олигархов Страница 42

А второй важнейшей опорой трона младороссы считали советскую вертикаль. Они предложили эмиграции шокирующую формулу: «Царь и Советы». Несмотря на все свое неприятие марксизма, идеологи Союза считали, что дебольшевизированные Советы вполне могут стать самобытными органами самоуправления, тесно взаимодействующими с представителями монаршей власти на местах и в Центре.

Советский принцип казался им предпочтительней западного парламентского, т. к. предполагал (до 1936 года) многоступенчатые выборы представителей. Прямыми были выборы лишь в сельские и городские Советы. Потом уже сельские Советы выбирали делегатов на волостной съезд, а волостные Советы, в свою очередь, делегировали своих представителей на съезды уездные. Далее уездные и городские Советы избирали делегатов губернских съездов. Ну а губернские съезды формировали состав Всероссийского съезда.

Возникла сложная и многоступенчатая система, при которой нижестоящие Советы формировали вышестоящие.

Многие считают ее едва ли не верхом антидемократизма, но младороссы, напротив, такую практику приветствовали. Их аргументация строилась так — выборы в больших округах приводят к тому, что массы незнакомых друг другу людей делегируют наверх незнакомого им человека, чем и обеспечивается отчуждение парламента от народа. Напротив, когда представителя выбирает небольшое количество знакомых людей, связь между населением и его представителями становится гораздо теснее. Представительство первой ступени делегирует на вторую ступень и далее людей, хорошо знакомых всему корпусу избранников по совместной работе, — тем самым достигается высокий уровень компетенции и ответственности народных представителей. Также устраняется угроза того, что наверх пролезет проходимец или просто случайный человек. В реальности все, конечно, было не так, но сам принцип многоступенчатости позволял перейти именно к нарисованной традиционалистской системе.

Ну и, разумеется, предполагалось освободить советскую вертикаль от руководства со стороны правящей партии.

По мнению младороссов, выборы в Советы должны быть тайными и участвовать в них могли бы все граждане. На момент составления их политической платформы голосование по кандидатурам депутатов в Советы всех уровней было только открытым — такой обычай завели еще при Ленине. Кроме того, существовали категории граждан (т. н. «бывших», например, дворян), лишенных избирательных прав.

В 1936 году была принята знаменитая «сталинская» Конституция, которая, как уже было сказано, вернула всем избирательные права и сделала выборы тайными. Но при этом многоступенчатые выборы стали прямыми, теперь депутатов избирали как на Западе — по территориальным округам, а не от трудовых коллективов.

Как видно, правый монархо-советизм весьма существенно отличался от левого. Сталин был убежденным сторонником выборов в Советы всех уровней по округам, тогда как младороссы отстаивали многоступенчатость. В этом они, безусловно, были ближе к русской политической традиции. Земские соборы, бывшие самым серьезным опытом традиционного представительства, также избирались по ступеням.

Младороссы считали необходимым сохранить принцип советского федерализма, сделав при этом саму федерацию несколько более централизованной. Они считали, что будущая Российская империя («Союзная Российская Империя») должна представлять собой федерацию нескольких национальных образований, среди которых ведущую роль играла бы «малая Россия» — земля русского народа. «Россия в России» — такова была оригинальная формула младоросского федерализма.

Младоросская концепция орденской партии отнюдь не подразумевала создание тоталитарной организации, безоговорочно и слепо подчиняющейся одному лицу или группе лиц. Она основывалась на идее духовного братства, соединяющего вождизм и жесткую национальную дисциплину с творческой свободой личности. Высшим типом свободной личности младороссы считали личность «борца за национальную революцию», равняющегося на идеал воина, рыцаря, героя. «Единство идеала, — писал Казем-Бек, — ни в какой степени не противоречит пестроте запросов».

Сам Казем-Бек, по воспоминаниям многих очевидцев, представлял собой вдумчивого и внимательного руководителя, обладающего большой харизмой. Вот как его описывает И. А. Кривошеина в книге эмигрантских воспоминаний «Три четверти нашей жизни»: «Александр Казем-Бек, человек примечательный, обладавший блестящей памятью, умением тонко и ловко полемизировать и парировать атаки — а сколько их было! В ранней юности скаут, еще в России он был скаутом, в шестнадцать лет участником гражданской войны, потом участником первых православных и монархических съездов в Европе. Человек честолюбивый, солидно изучивший социальные науки и теории того времени, с громадным ораторским талантом, он имел все данные стать „лидером“; а так как все русские политические организации — кадеты, эсдеки, эсэры — рухнули под натиском марксистского нашествия, то и надо было найти нечто иное, создать что-то новое».

Кстати, показательно, что заслуги младороссов в деле разработки новой идеологии русского традиционализма признавал даже такой яростный их критик, как И. Л. Солоневич. В 1939 году он признавал: «Национальная эмиграция не только не научилась языку и мышлению современности, она отстала даже от того уровня, который был современным в 1913 году. Идейного „приводного ремня“ от монархии к массам ни по ту, ни по эту сторону рубежа у нас не имеется. За рубежом была сделана только одна такая попытка — это младоросская партия. Нужно отдать справедливость, это единственная из монархических группировок, которая говорила современным языком, оперировала понятиями современности и не была исполнена плотоядных вожделений реставрации».

А вот еще одна характеристика, данная лидеру Союза B.C. Варшавским — деятелем русской эмиграции: «Казем-Бек умел своими речами вызывать у слушателей то состояние как бы мистического возбуждения и подъема, которое так характерно для культа вождизма».

Но, несмотря на весь свой вождизм, движение младороссов вовсе не склонялось к тоталитаризму, который был так характерен для того времени. Внутри партии младороссов очень часто проходили позитивные, дружеские дискуссии, поощряемые высшим руководством. Они активно использовались при учебной подготовке партийных кадров.

Младороссы выступали за планово-рыночную экономику. Они ссылались на передовой опыт Советского Союза и Германии, сумевших в быстрые сроки восстановить свое народное хозяйство, опираясь на силу государственной организации и долгосрочное прогнозирование. От нацистов они отличались тем, что предлагали сделать плановое регулирование более жестким и действенным, а от коммунистов — отказом от ликвидации частной собственности и проектами создания более гибкой системы составления плановых заданий.

Младороссы не считали нужным признавать за частной собственностью какой-либо самостоятельной ценности и тем более объявлять ее священной. Они отстаивали идею «функциональной собственности», чье значение определяется именно государственной необходимостью на определенный момент времени. Частный капитал, в таком аспекте, необходим чисто технически, и его задействование немыслимо без ограничения и строгого контроля.

Планирование предлагалось выстраивать одновременно «снизу вверх» и «сверху вниз». Предполагалось, что предприятия и отдельные отрасли, объединенные в специализированные хозяйственные союзы, будут составлять плановые задания собственноручно и направлять их Всеимперскому совету народного хозяйства. Тот, с учетом высказанных соображений, будет спускать их вниз, на места.

Младороссы предлагали передать хозяйственные (отраслевые) союзы под руководство всех сторон принимающих участие в конкретном производстве. Они составили проект создания руководящих хозяйственных советов, куда должны были войти представители от государства, рабочих, научно-технического персонала и частного капитала.

Младороссы крайне отрицательно относились к пораженчеству, расценивая его как «грех против духа нации». Не секрет, что многие правые эмигранты надеялись на вооруженную интервенцию в СССР и в годы Великой Отечественной войны были на немецкой стороне. Особенно надеялись на вторжение русские «фашисты» и «нацисты».

Младороссы вполне справедливо отмечали, что такой великий народ, как русский, может освободиться от коммунистического ига только самостоятельно, а вмешательство иноземцев всегда таит опасность длительного поражения, сопряженного с небывалым унижением. Любопытно, что оборонческий пафос младороссов в части их категорического неприятия иностранной оккупации разделял великий князь Кирилл Владимирович, которого часть эмиграции считала российским императором, причем младороссы тоже стояли на «кирилловских» позициях. Вот что писал великий князь в 1925 году: «Я ни в коем случае не могу стать на точку зрения тех вождей, которые сочли бы возможным поддаться искушению воевать со своими соотечественниками, опираясь на иностранные штыки… Всякое несвоевременное вмешательство в работу по спасению России… отдалит заветный час освобождения и будет ей стоить новых кровавых жертв…». Асам Кирилл симпатизировал программе младороссов и даже послал к ним, в партийное руководство, своего представителя — великого князя Дмитрия Павловича.