Русское тысячелетие - Сергей Эдуардович Цветков Страница 42

Теперь многое зависело от того, кто первый — русские или шведы — поспеет к Батурину, гетманской резиденции, где хранились значительные запасы продовольствия и боеприпасов и 70 пушек. Не пропустив Меншикова на Украину, Карл и Мазепа могли надеяться на широкое восстание казаков вроде Булавинского на Дону. Мазепа всячески торопил Карла. Меншиков и сам поспешал.

Русские и шведы наперегонки устремились к Батурину.

3 ноября Карлу донесли, что спешить некуда. Днём раньше Меншиков штурмом взял Батурин, устроил в нем резню, спалил город дотла и завладел всеми припасами. Мазепа, узнав об участи своей столицы, горько сказал:

— Злые и несчастливые наши початки! Знаю, что Бог не благословит моего намерения. Теперь все дела инако пойдут, и Украина, устрашённая Батурином, будет бояться стать с нами заодно.

Но впереди был ещё богатый, не разорённый край. Держась параллельно друг другу, шведы и русские двигались все дальше на юг. Вскоре небо над Украиной почернело от дыма: теперь жгли не только русские, но и шведы, чтобы защититься от кавалерийских набегов. Каждому полку выделялись округа, которые нужно было разграбить и сжечь. О том, насколько дерзко действовала русская кавалерия, говорит, например, такой факт: в начале русского похода у Карла было 6 генерал-адъютантов, а уже к 16 ноября пятеро из них погибли при налётах казаков и калмыков, один попал в плен.

Восполнить недостаток припасов шведы не смогли. «В эту прелестную страну, — пишет хронист шведского похода Адлерфельд, — вступила армия, полная доверия и радости, и льстя себя надеждой, что она, наконец, сможет оправиться от всяческой усталости и получит хорошие зимние квартиры. И это на самом деле произошло бы, если бы мы не оказались вынужденными так тесниться друг к другу, быть в такой близости один от другого, чтобы быть безопасными от нападения врага, который окружал нас со всех сторон. Да и то мы не могли воспрепятствовать тому, чтобы некоторые полки, слишком отдалённые по расположению своих стоянок, не пострадали бы, потому что мы были не в состоянии помочь им вовремя — не говоря уже о том, что неприятель своими непрерывными налётами мешал нам пользоваться изобилием и плодородием этой прекрасной страны в той степени, как мы желали бы. Припасы становились к концу крайне редкими и чудовищно дорогими».

Вместо 20 тысяч казаков, которые, по словам Рёншельда на совещании в Старишах, должны были так лихо преследовать и истреблять московитов, шведов встретило на Украине враждебно настроенное население. Адлерфельд то и дело вносил в летопись похода записи вроде следующей: «10 декабря полковник Функ с 500 кавалеристами был командирован, чтобы наказать и образумить крестьян, которые соединялись в отряды в различных местах. Функ перебил больше тысячи людей в маленьком городке Терее [Терейской слободе] и сжёг этот городок, сжёг также Дрыгалов [Недрыгайлово]. Он испепелил также несколько враждебных казачьих деревень и велел перебить всех, кто повстречался, чтобы внушить ужас другим». Шведы придумали такой трюк: останавливаясь в деревне, давали за провиант деньги, а уходя, отбирали их. «Таким образом, — продолжает Адлерфельд, — мы постоянно находились в драке с обитателями, что в высшей степени огорчало старого Мазепу».

Мазепе вообще уже надо было держать ухо востро: полковники, толкнувшие его к Карлу, теперь подумывали, как бы им, по доброму казацкому обычаю, выкупить свои головы за счёт гетманской головы. Пётр в ноябре получил письмо полковника Апостола с предложением захватить и выдать Мазепу за царское прощение. Ответа не последовало.

В сражении под Полтавой Мазепа со своими казаками не участвовал — Карл оставил их при обозе.

Спустя несколько дней после битвы шведская армия оказалась прижата к реке Переволочне. Король сдал командование генералу Лёвенгаупту и переправился на тот берег. Вместе с ним ушло почти три тысячи шведов, Мазепа с женой и Войнаровским, несколько сотен казаков и рота конных егерей. Высшие чины сидели в лодках, казаки и егеря держались за гривы лошадей; течение унесло многих из них. Канула на дно и часть гетманских сокровищ (впоследствии чьё-то смутное воспоминание об этом событии породило знаменитую легенду о «кладе» Мазепы).

Вскоре за тем остатки шведской армии капитулировали.

За Днепром, куда хватало глаз, расстилалась голая степь — без дорог, деревьев, воды и жилья. Днём стояла нестерпимая жара, ночью холод пронизывал до костей. Королевский отряд терпел жестокую нужду во всем, особенно сильно донимала жажда. К концу первого дня пути казаки случайно натолкнулись на мутный ручеёк — это спасло беглецов.

Карл ехал впереди в коляске, остальные следовали за ним верхом, в повозках или пешком. Последним приходилось совсем туго, так как отряд двигался на пределе возможного, опасаясь преследования. Многие из них отставали и гибли в степи; их белеющие в траве кости случайные путники видели ещё и десятилетия спустя.

В пути шведы почти полностью зависели от казаков, умевших ориентироваться по солнцу и звёздам. Казаки осмелели и с каждым днём всё громче заявляли о своих требованиях. «Они роптали, — пишет королевский летописец Нордберг, — что им платят жалованье из взятого с собой бочонка с саксонской мелкой монетой, которую по причине её легковесности называли саксонскими летучими мышами, и казаки угрожали предоставить шведов их судьбе».

Своё недовольство они попытались выместить на Мазепе. По словам Понятовского, на третий день в ночь в лагере возникла тревога: «казаки, которые возмутились против Мазепы, хотели разграбить его телеги, где у него были большие ценности, а его самого схватить и выдать царю». Шведам удалось уговорить их оставить Мазепу в покое, но несколько десятков запорожцев покинули лагерь и скрылись в высокой траве, вероятно решив вернуться домой.

На пятый день королевский отряд достиг Буга. Люди были полностью измотаны: они преодолели 230 верст и не отдыхали по-настоящему уже восемь суток, со дня Полтавского сражения.

За Бугом начинались владения Турции. Карл расположился лагерем на берегу реки и направил к очаковскому коменданту Мехмету-паше Понятовского, поручив ему вытребовать у турок съестные припасы и лодки для переправы. Две тысячи дукатов, вручённые королём посланцу, должны были ускорить переговоры.

Но «паша в Очакове был несговорчивый и жестокий человек» (Нордберг). Сначала он пообещал выделить шведам 5 небольших судов с