Борис Григорьев - Повседневная жизнь российских жандармов Страница 43

Между тем сообщения, доставленные дипломатическим путем, идущим из источников официальных, удостоверяют противоположное и доводят до сведения, что Гартман при посещении им Броше (Broches), одного из наиболее выдающихся социалистов в Лондоне, находящегося в близких отношениях с кружком русских нигилистов, высказывал, что нигилистическая агитация не только продолжает свое дело, но все более и более укрепляется…

Поддерживаемая Верой Засулич и редакцией „A Revolte“ („Бунтарь“ — орган П. А. Кропоткина) пропаганда имеет значительный успех в Париже… Гартман не сомневается, что недолго то время, когда нигилисты отомстят правительству за все понесенные ими жертвы. В заключение он заявил, что действия нигилистов не приостановятся даже в случае перемены главы правительства…»

Информация от 16 января 1881 года. — «Нигилисты признают, что последние правительственные распоряжения и меры парализуют их действия и что поэтому теперь Петербург менее всего пригоден для возбуждения революционных предприятий. Они возлагают свои надежды на провинцию, где… почва для революционного движения подготовляется самим правительством, которое назначает неспособных людей на высшие в провинции должности» (с пометкой: «Возвращено от Гр. 20/I»).

Информация от 13 февраля 1881 года: «…Нигилисты проповедуют, что для успеха социальной революции необходимо вовлечь Россию в войну с какой-либо из иностранных держав. Как только Россия, по их словам, будет находиться в напряженном состоянии вследствие войны, тогда для революционной партии нетрудно будет возбудить общее народное восстание». Всего через каких-то 36 лет большевики во главе с Лениным в октябре 1917 года блестяще реализуют на практике в России завет революционеров 80-х годов.

И в это самое время, когда народовольцы приступили к оборудованию минного туннеля на Малой Садовой улице в Петербурге, министр внутренних дел Лорис-Меликов бил в победные колокола, утверждая, что «крамола» уничтожена, революционеры разогнаны и в стране наступило спокойствие. Хитрый царедворец лил успокаивающий бальзам на исстрадавшуюся душу императора, израненную серией неудавшихся покушений на его жизнь.

Но пришло 1 марта 1881 года…

А все или почти все несчастья для королей и царей случаются в марте. Мартовские иды…

1 марта 1881 года вошло в историю России как один из самых печальных и трагичных дней, оставив на ее облике страшное, позорное клеймо и проведя в ее судьбе глубокую и жирную борозду, разделяющую «до» и «после». В этот день народоволец Игнатий Гриневицкий бросил бомбу в царя и смертельно ранил его. Ни «высокая» государственная полиция, ни царская охрана не смогли предотвратить террористического акта против августейшей особы.

Охранные службы в который раз расписались в своем полном бессилии. Департаменту полиции нужно было проникнуть в конкретные планы народовольцев, но для этого требовалось внедрить своих людей в революционную организацию. Охране нужно было тщательней обеспечивать и обставлять маршруты выезда государя в город, но из записок капитана Коха видно, в каком плачевном состоянии она находилась накануне покушения на Александра II. «Спаситель» России М. Т. Лорис-Меликов уже «почивал на лаврах», полагая народовольческие ячейки полностью разгромленными, и серьезного внимания охранным мероприятиям не уделял.

Царь-Миротворец

Уж Александр II в могиле,На троне — новый Александр.

В историю России Александр III вошел как Царь-Миротворец. И действительно, редчайший факт: он был чуть ли не единственным российским самодержцем, в течение всего царствования которого (13 лет 7 месяцев и 20 дней) Россия не вела ни одной войны, хотя дважды в восьмидесятые годы находилась на грани вооруженного конфликта на Балканах и в Афганистане. И если военных действий за пределами империи Александру III благополучно удалось избежать, то внутреннюю войну с «крамолой», унаследованную от отца, ему пришлось вести еще долго.

Отметим сразу, что хотя в борьбе с «крамолой» и террором царь и его тайная полиция достигли значительных успехов, но к конечному результату — полному искоренению «революционной заразы» — им приблизиться так и не удалось. Не успели. Можно с полной уверенностью утверждать, что если бы судьба дала Александру III еще несколько лет правления, Россия бы стала другой страной. Но России катастрофически не везло и до последнего времени не везет на умных, честных и энергичных правителей, а потому Россия стала тем, чем стала.

Удалившись временно в Гатчину и обеспечив более-менее приемлемые условия для личной безопасности своей семьи и самого себя, император мог, наконец, подготовить документ о своих намерениях, которого с нетерпением ждала от нового самодержца вся страна. Тем более что Исполком «Народной воли» своим письмом к императору от 10 марта 1881 года настойчиво вынуждал его к этому. Автором этого послания был уже упоминавшийся нами народоволец Л. А. Тихомиров. В нем он констатировал, что Исполком «вот уже три года вступил в отчаянную, партизанскую войну с правительством», апофеозом которой стала «кровавая трагедия, разыгравшаяся на Екатерининском канале». Вопреки очевидным фактам в письме утверждалось, что цареубийство «вызывает в огромной части населения радость и сочувствие» и что «цареубийство в России очень популярно», а вина за репрессии последних десяти лет полностью возлагалась на правительство. Фактически императору предлагалось сдаться на милость победителей, приняв два их предварительных условия в виде общей амнистии всех политических преступлений прошлого и созыва «представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни».

Ответ монарха, подготовленный обер-прокурором К. П. Победоносцевым, не заставил себя долго ждать: с террористами переговоры не ведутся — императивный постулат, который актуален и для нынешней России. С террористами ведется принципиальная и жесткая борьба, Александр III это отлично понимал и оказался на высоте создавшегося в стране положения. 29 апреля 1881 года появился высочайший манифест, где четко и ясно было заявлено: «Посреди великой Нашей скорби глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело правления… с верою в силу и истину Самодержавной власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всех поползновений». Далее манифест призывал к «искоренению гнусной крамолы, позорящей русскую землю… к водворению порядка и правды…» и ставил тем самым жирную точку на политике преобразований прошлого царствования. В обществе его вскоре назвали «ананасным манифестом», имея в виду содержащуюся в тексте фразу: «А на нас возложили священный долг самодержавного правления».

Реакция на манифест со стороны Исполкома «Народной воли» тоже последовала без всякой задержки. Она не уступала в жесткости манифесту и предполагала продолжение террора. На сей раз народовольцы планировали возглавить «агитацию в высших придворных и высших служебных сферах» в целях создания там оппозиционной режиму организации. Предложение это, сделанное анархистом П. А. Кропоткиным еще в 1874 году, показалось для «Народной воли» актуальным, и Исполком приступил к его реализации.

Как утверждает советский историк С. С. Волк, революционеры начали по этому поводу переговоры с начальником Академии Генерального штаба генералом И. И. Драгомировым, но развития они не получили. Вот что пишет исследователь по этому поводу: «С членами военной организации („Народной воли“) Буцевичем и Грачевским несколько раз встречался гусарский майор Н. А. Тихоцкий, который был вместе с ними арестован 4 июня 1882 года. Этот арест произвел немалое впечатление в свете, так как Тихоцкий, считавшийся светским жуиром, был известен в аристократических кругах, танцевал на придворных балах. Крупных улик против него не было, а сам он никаких показаний не дал, поэтому его революционная деятельность осталась жандармам неведомой. Между тем Тихоцкий, по предложению Грачевского, пытался использовать свои аристократические связи в столице и как будто даже подал прощение о зачислении на службу в охрану Гатчинского дворца (начальника охраны, жандармского подполковника Ширинкина он знал по прежней службе). Тихоцкий хотел воспользоваться своим искусством меткой стрельбы, чтобы застрелить Александра III из окна во время его прогулки по парку. Однако переговоры о поступлении на службу были прерваны из-за ареста».

В. Н. Фигнер, по собственным воспоминаниям, предлагала сохранить сырный магазин Кобозевых на Малой Садовой улице «…еще на 2–3 дня на случай, не поедет ли новый император, живший с императрицей в Аничковом дворце, в Михайловский манеж по той же Малой Садовой, по которой ездил его отец, и если это произойдет, взорвать мину, предназначавшуюся для Александра II». Однако большинство членов Исполкома отклонили ее безрассудное предложение. Напрасно в своих письмах Исполкому, передаваемых из тюрьмы по конспиративным каналам в феврале 1882 года, неугомонный А. Д. Михайлов призывал: «Успех, один успех достоин вас после 1 марта. Единственный путь — это стрелять в самый центр. На очереди оба брата, но начать надо с Владимира. Необходимо своротить еще зараз две головы, — и вы победите»[57].