Пётр Кошель - История российского сыска Страница 43

Гапон стал посещать Монте-Карло, кутить… Появились и девочки…

О. Минор рассказывал, как они с Гапоном сидели на балконе гапоновской квартиры в Женеве и пришёл Ленин. Он отозвал Гапона, они пошептались, и Гапон, вынув из бумажника пачку денег, отдал её Ленину. Тот ушёл, очень довольный.

Воспользовавшись амнистией 1905 года, Гапон приезжает в Россию. Установив контакт с Департаментом полиции, он, получив 30 тысяч рублей, начинает создавать рабочие организации. Но ему не повезло: кассир сбежал с деньгами.

Полиция требовала от Гапона сведений о «Боевой организации», но их у запутавшегося «народного вождя», увы, не было. И Гапон предложил полиции подкупить Рутенберга, который, как он полагал, знал много. Гапон запросил у департамента пятьдесят тысяч: по двадцать пять – себе и Рутенбергу. Но полиция уже разочаровалась в Гапоне, и он не получил ничего. Эсерам все явственнее становится провокаторская роль Гапона. Азеф от имени ЦК предлагает Рутенбергу ликвидировать его. Может быть, Азеф боялся, что Гапон узнает об участии Азефа в убийстве Плеве и великого князя Сергея Александровича?

Революционный суд должен был состояться в Терийоках на даче.

– Если это все правда, что вы говорите, – заявили Рутенбергу рабочие, – то мы его убьём без решения партии. Он нас вёл, мы за ним шли, ему верили… Но мы боимся, что тёмная рабочая масса обвинит нас как действующих под давлением врагов Гапона. Он – герой в их глазах, и они только тогда не будут иметь сомнений в его предательстве, когда мы, рабочие, в этом лично убедимся.

Приехал Гапон. Они с Рутенбергом отправились в лес кататься. Вместо извозчика сидел один из рабочих.

Гапон был откровенен. От имени полиции он обещал Рутенбергу большие деньги, уверял, что в партии ни о чем не догадаются…

Так рабочие убедились в предательстве Гапона.

Оставалось привести приговор в исполнение. В Озерках, пригороде Петербурга, наняли дачу. Рабочие спрятались в одной из комнат. Рутенберг встречал Гапона.

– Вот это я понимаю! – воскликнул тот. – Ты всегда такое место найдёшь, что ни одна собака не догадается!

По словам одного из сидевших в соседней комнате, дело происходило так. – Двадцать пять тысяч – хорошие деньги, – говорил Гапон. – А потом Рачковский прибавит ещё. Нужно сперва выдать четырех человек из «Боевой организации».

– А если мои товарищи узнают? – спросил Рутенберг.

– Они ничего не узнают. Поверь мне, Рачковский – такой умный человек, что он сумеет все это устроить. Уж на него можно положиться.

Свидетель из соседней комнаты разбирал не весь разговор, но и этого было достаточно.

– А если я, например, выдам тебя? – сказал Рутенберг. – Если я открою всем глаза на тебя, что ты служишь в охранном отделении?

– Пустяки! – возразил Гапон. – Кто тебе в этом поверит? Где твои свидетели, что это так? А потом я всегда смогу тебя самого объявить в газетах провокатором или сумасшедшим. Ну-ка, бросим об этом. Перейдём лучше к делу.

Они собрались выйти прогуляться, и тут Гапон заметил одного из рабочих, спрятавшегося за дверью на лестнице. Гапон бросился к нему, схватил за горло и с ужасом закричал Рутенбергу:

– Мартын! Он все слышал! Его надо убить!

Потом, обращаясь к рабочему, заговорил торопливо:

– Не бойся, не бойся, голубчик… Ничего не бойся… Только скажи, кто тебя сюда послал?

Рабочий, подыгрывая ситуации, отвечал:

– Я все расскажу, только не убивайте.

– Конечно, конечно… Не бойся… Ты только скажи, мы тебе ничего не сделаем…

И тут же Гапон кричал Рутенбергу:

– Его надо убить сейчас!

Рутенберг открыл дверь и крикнул остальных. Они ввалились в комнату и бросились на Гапона. Тот упал на колени:

– Мартын! Мартын!

– Нет тебе здесь никакого Мартына!

Гапона поволокли по коридору, он вырывался:

– Братцы… Братцы…

– Мы тебе не братцы!

Его стали вязать.

– Товарищи, во имя прошлого… простите меня… во имя прошлого…

Рабочие молча опутывай его верёвками.

– Товарищи! Пощадите, вспомните, ведь сколько у вас связано со мной?

– Вот потому-то ты и достоин казни, – возразил рабочий. – Ты нашу рабочую кровь продал «охранке» – за то и смерть тебе!

Гапону накинули на шею петлю и подтащили к вбитому над вешалкой железному крюку. Тело обнаружила через месяц хозяйка дачи. Так мелькнул в революционной пене и скрылся маленький тщеславный человек, возомнивший себя народным вождём.

Из газет 1925 года:

"В Киеве арестован ряд провокаторов и охранников. Вот одна из наиболее ярких фигур – подполковник невского губернско-жандармского управления Кринский, имеющий солидный послужной список В 1903 году Кринский вступил в отдельный корпус жандармов. До 1910 года по его вине произошло множество арестов. Он разгромил бундовскую организацию в Бердичеве. В 1906 году им арестовываются 30 человек бундовцев, из них 15 отправляется в Сибирь. С ещё большей энергией он в 1907 году опять громит организацию, арестовав снова 30 человек, причём 25 товарищей было отправлено в Сибирь. Им же раскрывается подпольная типография бундовцев. В 1905 году Кринским была разгромлена социал-демократическая организация «Искры» в Бердичеве и группа эсеров. В 1905 году он устраивает кровавую баню рабочим, вышедшим на улицы Бердичева протестовать по поводу расстрела лодзинских рабочих. Только за один 1905 год им было посажено в тюрьму до тысячи человек. В 1906 году им была раскрыта организация анархистов, часть из них пошла на виселицу, часть – на каторгу. Арестованный ГПУ Кринский сознался в целом ряде преступлений, совершенных им.

Другая фигура, как будто необычная в таких делах – раввин г. Сквиры Киевской губернии Ямпольский. Раввином он состоял с 1887 года до революции. Просвещая свою паству, он вместе с тем сотрудничал с жандармским полковником Лопухиным и сквирским исправником. Ямпольский освещал работу бунда и сионистов. Им же была выдана бундовская организация во главе с тов. Бодером в 1905 году. В архивах жандармского управления имеется ряд докладных записок этого раввина, в которых он вместе с выражением верноподданнических чувств сообщает об известных ему еврейских организациях. В жандармском архиве обнаружен также ряд донесений за его личными подписями. В преступлениях своих Ямпольский сознался.

Сын управляющего одного из сахарных заводов В.Ф.Габель, в бытность свою студентом невского политехнического института, вошёл в партию социалистов-революционеров. В связи с работой военной организации партии и восстанием 1907 года Габель был арестован и киевским военно-окружным судом осуждён на 2 года и 8 месяцев каторжных работ, с последующим поселением в Сибири. Срок каторги Габель отбывал в Смоленской каторжной тюрьме. Здесь он являлся одним из каторжан, ведавших сношениями с «волей» через тюремных служащих – фельдшера и писаря. Секрет этих совершенно конспиративных сношений состоял в особом способе проявления написанного химическими чернилами. Способ этот был, конечно, известен Габелю, и вот он, дабы снискать благорасположение к себе царской «охранки», выдал его смоленским жандармам, в результате чего тюремные сношения политических заключённых с волей прекратились, в городе произведены были повальные обыски, а по отношению к некоторым каторжанам тюремщики приняли «исправительные меры». По вине Габеля последовал провал смелого плана побега группы политзаключённых. Помимо того, Габель сообщил «охранке» ряд сведений, имеющих отношение к покушению на гр. Воронцова-Дашкова, убийству на воле провокатора и пр. С этого момента карьера Габеля, как полезного деятеля «охранки», была обеспечена. На место ссылки в Иркутск он прибыл уже как секретный сотрудник охранного отделения и в течение 1911 – 1913 годов за плату выполнял ответственные поручения иркутского жандармского управления, освещая деятельность различных революционных организаций. Пришёл 1917 год. Габель – «старый революционер». Он тщательно скрывает своё прошлое провокатора, выпячивая на первый план революционные заслуги – каторгу, ссылку. Вплоть до ареста он занимал ряд ответственных постов в Иркутске и Красноярске, где был директором Всекобанка. Все это было установлено губернским судом, приговором которого Габель приговорён к высшей мере социальной защиты – расстрелу".

Меньшиков начинает говорить

Леонид Меньшиков – фигура, достойная внимания. Он – истинный сын того режима провокаций, который в широких масштабах прививался Зубатовым и Столыпиным. Меньшиков прошёл всю школу зубатовского сыска. Он изучил все тонкости своего ремесла. Он учит приёмам предательства других. И он, по крайней мере, дважды предал сам: предал революционеров и предал «охранку».

Генерал Спиридович, словоохотливый рассказчик о жизни Московского охранного отделения, рисует портрет Меньшиков а такими красками: