Грегори Дуглас - Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы Страница 43

Некоторым удачливым и смелым немцам удалось сбежать в Германию, и их рассказы об ужасах террора не сходили со страниц газет, при активном содействии Геббельса. Эти истории, порождали злобу в обществе, о чем вы догадываетесь, но многие из них, как мы потом выяснили, оказались правдивыми.

Непосредственно после начала войны, в первых числах сентября, поляки в бывших германских районах, по специальному распоряжению своего руководства, напали на немецкое меньшинство со зверской жестокостью. Женщины и дети, даже маленькие, подвергались пыткам, их буквально разделывали словно туши скота, что я не могу даже обсуждать это здесь. У меня есть тысячи фотографий, сделанных полицией, которые я буду более чем счастлив показать вам позже, но сейчас разрешите мне продолжить. Те счастливые немцы, которые избежали этой бойни, спасаясь бегством, просили защиты у германских войск. Многие из этих немцев сформировали отряды самозащиты и помогали военным. Когда наши войска стали наступать и сами убедились в польском варварстве, ненависть их возросла и потребовалось изолировать поляков, виновных в этих преступлениях. В Судеты была послана полиция безопасности дабы обеспечивать порядок на оккупированных территориях. Репрессировались немцы, настроенные против Гитлера или занимавшиеся пропагандой. Люди из службы безопасности взяли под контроль также чехов, которые были потенциально готовы к сопротивлению, и тех из них, кто издевался в Судетах над немецким меньшинством. Но чехи были ангелами милосердия по сравнению с поляками, должен я вам сказать.

Как только началась польская кампания, эти отряды полиции безопасности были созданы вновь. Я знаю об этом с самого начала, потому что гестапо выделило агентов для помощи постоянной полиции безопасности. Я присутствовал на некоторых заседаниях по этому поводу и полностью одобрял цели и задачи этих групп безопасности.

Обнародование фактов массового истребления немецкого мирного населения усложнило ситуацию. Когда Гитлер узнал об этом, он пришел в бешенство. Он вызвал Гиммлера и Гейдриха и, позже, меня и жестко без околичностей приказал, во-первых, защитить немцев в Польше, во-вторых, расстрелять тех, кто повинен в этой бойне. Военные были шокированы приказом фюрера, но позже изменили свое отношение, узнав, что немецкие военнопленные были жестоко убиты поляками. У них были выколоты глаза, отрезаны гениталии, многие были сожжены. После всего этого военные потребовали правосудия. Однако ситуация не улучшилась, потому что уцелевшие немцы, помогавшие военным, начали вести себя столь же зверски, как и поляки. Это было так ужасно, что военные вынуждены были распустить немецкие группы, тех же, у кого был призывной возраст, мобилизовали.

Что касается польских уголовников, то полиция безопасности и служба безопасности выявили их. Был учрежден суд, были представлены доказательства и вынесены смертные приговоры. Это был упорядоченный процесс, а не акт мести германского населения.

С. Но мы оба знаем, что многие поляки были ликвидированы, ведь так?

М. Определенно. А вы знаете, сколько немецкого населения было уничтожено?

С. Понятия не имею.

М. 13.000 тел стариков, женщин, детей и младенцев были идентифицированы. А сколько было тех, кого идентифицировать было невозможно!

С. И сколько их было?

М. Более 50.000. Я читал отчеты и разговаривал с моими людьми. Евреи? Действительно, немногие из них были замешаны в убийствах, но не забывайте, поляки ненавидели евреев и убивали многих из них без какой-либо нашей помощи.

С. Да, я слышал кое-что об этом. Когда Аушвиц был освобожден советскими войсками, там было около 12.000 больных евреев. Когда Советы вошли в лагерь, охранники начали стрелять по этим евреям из автоматов. Советский полковник рассказывал мне в Нюрнберге, что кровь вытекала из-под дверей бараков, где находились эти люди. Охранники были поляками, нанятыми вашими людьми.

М. Это подтверждает то, что я сказал вам, не так ли? А что делали русские?

С. Ничего. Они тоже не любили евреев и не вмешивались. Несколько евреев-офицеров попытались остановить это, но было слишком поздно.

М. И, конечно, мы теперь во всем этом виноваты.

С. Но вы утверждаете, что гестапо не было напрямую замешано в этом?

М. Не совсем так. Я говорил, что мы поставляли львиную долю личного состава групп безопасности. Я сам не осуществлял руководство, хотя полностью осознавал, что происходит, и если быть абсолютно честным, я соглашался с их курсом тогда, как я согласен и сейчас.

С. Вы, должно быть, не согласны с тем, что германские власти были в конечном счете ответственны за эту чрезмерность?

М. С моральной точки зрения – да. С практической – нет. И военные и полицейские операции не проводятся моралистами. Старик Фриц сказал однажды, что, когда солдат начинает думать, он перестает быть солдатом.

С. Да, но ваша репутация?

М. Моя репутация? Я говорил, что не руководил ни одной из этих групп. Одобрение их действий – это вовсе не признание вины.

С. Я вспоминаю один эпизод, который вкратце готовил для Нюрнберга, – массовое убийство евреев под Киевом в 1941 году. Разве не было 30.000 евреев, вывезенных за город и расстрелянных СС?

М. Нет. Украинская полиция, позвольте мне сообщить вам, ради собственного развлечения расстреляла около 3000 евреев.[69] Кто-то добавил лишний ноль. Начальник полиции был позднее нами расстрелян.

С. За расстрел евреев?

М. За не согласованные с властями убийства. Теперь, я полагаю, вы скажете, что, раз немцы вооружили этих украинцев и мы оккупировали эту территорию, мы несем ответственность. Косвенным образом, да. Я в этом с вами согласен. И если американские солдаты напиваются в Антверпене и насилуют и убивают бельгийских женщин, ваши военные также виноваты?

С. Мы повесили их.

М. Мы также. Это всегда плохо для дисциплины – насилие и мародерство. Но, возвращаясь к акциям в Польше и, позднее, в России, пожалуйста, заметьте, что подобное не случалось, во Франции, Дании или Норвегии. Не было необходимости в таких действиях. Это были цивилизованные люди, не поляки или славяне. В этом разница. С тех пор как русские стали вашими врагами, вы почему-то стали интересоваться тем, сколько бандитов мы повесили на деревьях или расстреляли. Ваши люди не интересуются зарубленными немцами (гражданским населением), и я лично не интересуюсь повешенными бандитами. Если бы вы когда-либо имели дело с этим сбродом, то вы прибежали бы ко мне, чтобы попросить меня уничтожить их. Фактически вы уже обсудили со мной программу Варфоломеевской ночи. И это явления одного порядка, не так ли? Одно ясно: меры должны быть превентивными. Выбор времени – главное в этом деле. Будьте уверены, что я не имел непосредственного контроля и не несу прямой ответственности за силы безопасности. Это то, что вы хотели услышать, да?

С. Я думаю, мы значительно это отредактируем, прежде чем представить к рассмотрению.

М. Конечно, теперь вы серьезны, прямо как русские с этими проверками. Когда ваше начальство давало вам все эти беспочвенные вопросы, которые вы мне задавали, вас не осенило, что вы теряете время? Я приведу вам такой пример: сумасшедший стреляет с крыши наугад по улице. Совершенно невиновные люди убиты. Полиция посылает человека на крышу, и он стреляет безумцу в голову. Справедливо? Конечно. Но всегда найдутся идиоты, которые скажут, что безумец – это просто непонятый человек. Может быть, его мать била в раннем детстве. Никто не понимал его, и теперь разные врачи не могут даже изучить его мозг, потому что ужасный полицейский размазал его по стене, которая была позади него.

С. Я вспоминаю стих о Боге и солдате, начинающем молиться, только когда приспичит.

М. Вы можете добавить туда и полицию.

Гертруда-крикунья

Хотя большая часть интервью Мюллера носит вполне серьезный характер и иногда насыщена чисто техническими подробностями, случаются и моменты сугубо комические. Свидетельство тому – приведенный ниже спор о технике допроса.

С. К сожалению, ваша пропаганда методов гестапо такова, что я не вижу рационального пути, чтобы переубедить джентльменов из Вашингтона. Ваше имя для них ничего не означает, но гестапо безусловно ассоциируется с камерами пыток и тому подобным.

M. Вам не стоило начинать с такой ахинеи.

С. Но мы уже начали. Пропаганда необходима, чтобы подхлестнуть энтузиазм во время войны. Вы знаете это.

М. Я – да, но наши заседания на Принцальбрехтштрассе были не тем, что вы думаете. Мы, немцы, очень бюрократичны и любим следовать принятому порядку: дикие сеансы пыток, избиения, горячие утюги и вся эта дребедень. Я не устаю повторять, что нам бы следовало привезти Железную Деву из Нюрнберга и установить ее в комнате допросов. Вы знаете о Железной Деве?