Виктор Суворов - Последняя республика Страница 44

Разговорник — размером с пачку «Беломора». Каждому бойцу-освободителю — за голенище. В 1941 году подвезли миллионы пар кожаных сапог для освобождения, вот к каждой паре сапог — вроде приложения.

Меня разговорник привлек содержанием: ни слова об обороне. Все о наступлении. Названия разделов: «Захват железнодорожной станции разъездом или разведывательной партией», «Ориентировка нашего парашютиста» и т.д.

С помощью разговорника можно легко и свободно объясниться с местными жителями: как называется деревня? где источники воды? где топливо? пройдет ли грузовая машина? Можно зайти на телеграф и вполне доходчиво изъясниться: «Прекрати передачу — застрелю!» А можно потребовать, чтоб отпили глоток и откусили кусок перед тем, как его грызнет освободитель, чтоб воина нашего не отравили проклятые басурмане.

В 1941 году у немецких солдат такие же разговорники были за голенищами: «Мамка, млеко». «Мамка, яйки». Вот и нашим солдатикам вдоволь припасли. Раскрыл книжечку, нашел нужную фразу и можешь любопытствовать, кто состоит в отрядах SA. Незаменимая книжка! Правда, если мы воюем под Старой Руссой или Вязьмой, нам такая книжка без надобности. На кой нам изъясняться на немецком языке с новгородским или смоленским мужиком? Зачем красноармейцу в центре России на немецком языке спрашивать название деревни?

А фразы в книжке такие: «Назовите селение!», «Назовите город!», «Можно ли пить?», «Выпей сначала сам!», «Где топливо?», «Сколько скота?» и т.д. и т.д.

Воображение у меня резвое. Прикинул: вот началась «великая отечественная», вот наши солдатики защищают Родину, воюют на родной земле. Вот вошли в незнакомый город, нашли в разговорнике нужную фразу и первому попавшему мужику:

— Nennen Sie die Stadt!

А тот в ответ:

— Смоленск!

А наши ему:

— Sie lugen, падла!

Или зашли в деревню где-нибудь под Оршей, зачерпнули воды ключевой и молодухе: «Trinken Sie zuerst man selbst!»

Так ведь русская и не поймет. Это только если к немецкой молодухе обратиться…

А вопросы в основном — к населению: где спрятались полицейские?

Ясно, наши солдаты имели инструкции среди пленных выделять полицейских, солдат и офицеров СС, активистов СА. Только вот проблема: отряды СА действовали только на территории Германии. Под Брестом, Смоленском или Оршей их никак оказаться не могло. И совсем уж непонятный вопрос: где спрятались члены партии? Это членов какой же партии наши солдатики вознамерились отлавливать в 1941 году?

Так вот: разговорничек пригоден был только на территории Германии, только там эту книжечку и можно было применить. Не в Пропойске же спрашивать на немецком языке, как к ратуше пройти и где спрятался бургомистр?

В книге «День „М"“ я упомянул русско-румынские разговорники, которые в начале июня 1941 года получили солдаты 9-го особого стрелкового корпуса генерал-лейтенанта П.И.Батова. А для основной массы войск заготовили „Русско-немецкий разговорник“. В русско-румынском разговорнике главное: как добраться до источников нефти. Но и в русско-немецком главный вопрос не забыт — среди возможных ответов пленных немецких солдат и офицеров есть и этот: „Там нефтяные промыслы“. В Германии, насколько я помню из школьного курса, нефтяных промыслов не найти. Такой ответ мог дать только немецкий офицер или солдат, захваченный в Румынии.

Разговорник был подписан к печати 5 июня 1941 года. Отпечатан во 2-й типографии Воениздата НКО СССР им. К. Ворошилова, Ленинград, ул. Герцена, 1.

Наша армия и все государство работали с точностью часового механизма: подписали книгу в печать 5 июня, а уже 23 июня эти книжечки были захвачены передовыми немецкими частями в Лиепае, 25 июня — в Рава-Русской, 28 июня — под Минском. Захватывали вагонами. Сгоревшими, полусгоревшими, целыми. Распространить такие книжечки (если бы Гитлер не напал) можно было в войсках так же быстро, как и газету «Красная звезда». И по тем же каналам.

И все тут было мне ясно. Только вот… Почему в Ленинграде печатали? При нашей централизации… Да и распространять из дальнего северо-западного угла великой нашей Родины несподручно… Кроется ли за этим что-то?

После выхода «Ледокола» мне крепко досталось и в России, и в Германии, и в Америке, и в Израиле, и в Британии. Но по существу никто ничего так и не возразил. Потому критики шли в обход. Потому критики иногда искали в «Ледоколе» то, чего в нем нет. И били меня за то, чего я не говорил, чего не писал, чего не думал. Например, такое построение: Суворов говорит, что Сталин был преступником, так, может, он Гитлера защищает? Так, может быть, он отрицает существование нацистских концлагерей и истребление миллионов?

С такими заявлениями выступил, например, израильский историк Габриэль Городецкий.

Я не вступал в полемику с Городецким: нет ничего хуже, чем спорить по схеме: «дурак — сам дурак!» Я знал, что найдутся объективные критики, которые укажут Городецкому и ему подобным на то, что нельзя бить автора за тот материал, о котором он даже не упоминает.

И нашлись защитники моей версии и в России, и в Польше, и в Израиле, и в Германии, и в Америке.

Израильский историк Зеев Бар-Селла дал достойную отповедь Городецкому в журнале «Окна», а в поддержку моей версии опубликовал фотокопию… русско-немецкого разговорника. Оказывается, не только у нас в академии они сохранились, не только у старых немецких солдат, но и в частных коллекциях советских граждан, а потом пересекли границы социалистического отечества… Обрадовался я, вот, мол, и еще одно подтверждение… И на том бы точку ставить. Но так уж меня воспитали: на самые мелкие закорючки внимание обращать. Прочитал все, осмотрел фотокопию до самых последних закорючек. Та же книга, тот же текст. Только вот… Только на самой последней странице — разница. В самых мелких буковках, в тех самых мелких закорючках: «Подписано к печати 29.5.41. 1-я типография Военного издательства НКО СССР им. С.К.Тимошенко, Москва, ул. Скворцова-Степанова, З».

После академии мне несколько раз такие разговорники в руки попадались, после выхода «Ледокола» в Германии бывшие немецкие солдаты и офицеры присылали. Но всегда — ленинградского издания. О существовании московского издания я не знал. А тут — вот оно. И подписано в печать на неделю раньше ленинградского.

Итак, начали печатать разговорник в Москве 29 мая 1941 года. Но требовалось их много. Очень много. И срочно. Потому через неделю, 5 июня 1941 года, подключилась ленинградская типография, а может быть, и еще какие-то.

А дата наводит на размышления.

Все без исключения историки-коммунисты признают, что Сталин готовился сокрушить Европу. Но, говорят они… в 1942 году. Возразим: в этом случае разговорничек лежал бы в сейфе генерала Биязи до 1942 года. А где-нибудь за месяц до вторжения был бы дан зеленый свет и его отпечатали бы соответствующим тиражом, набили вагоны и отправили на западные границы советским армиям вторжения. Рассылать войскам такую книжечку за год до вторжения — неосмотрительно. Для того товарищ Сталин в 1937-1938 годах товарищам начальникам головы дырявил, чтоб оставшихся к порядку приучить. Не посмел бы генерал-майор Биязи за год до вторжения сталинский план раскрывать перед миллионами исполнителей. И прямой начальник генерала Биязи начальник ГРУ генерал-лейтенант Ф.И.Голиков не позволил бы такую книжечку раньше времени массовым тиражом печатать и рассылать войскам. Не того теста был Филипп Иванович Голиков. Не зря он во время войны стал сталинским заместителем. Товарищ Сталин дураков в заместителях не держал.

А вот если вторжение готовилось на 6 июля 1941 года, то пустили книжечку в производство именно тогда, когда надо. За месяц. В аккурат.

Но в том же «грозовом июне» эти самые разговорники сжигали вагонами как ненужные в данный момент. Вместе с картами Баварии и Лотарингии.

В «Ледоколе» я привел доказательства того, что советский Генеральный штаб планировал агрессивную войну. Лубянские историки не стали спорить: да, говорят, были наступательные планы. Но, добавили они, каждый генеральный штаб на всякий случай имеет и наступательные, и оборонительные планы.

Нет, товарищи, «на всякий случай» в советских штабах были только наступательные планы. А планов обороны или контрударов «на всякий случай» не оказалось вовсе.

Просто не было карт, на которых такие планы можно было бы изобразить.

ГЛАВА 17

СКОЛЬКО ЧАСОВ ДО ПЛОЕШТИ?

Военная доктрина Красной Армии гласит: бить врага на его же территории.

Много лет назад в Советском Союзе были опубликованы сведения о том, что накануне войны некоторые устаревшие советские танки были настолько изношены, что их ресурс составлял всего 40-150 часов. Другими словами, им оставалось от 40 до 150 часов активной жизни.

Сообщение произвело сенсацию, и в любой книге по истории танков и вообще по истории войны мы встретим эти самые 40-150 часов. Эти цифры приводят как доказательство полной неготовности Красной Армии к войне. Цифры действительно ошеломляющие. Три ведущих американских военных историка в 1985 году опубликовали гневное открытое письмо, в котором задали мне много вопросов. Среди прочего: знаю ли я, что некоторые советские танки имели ресурс всего только по 40-150 часов?! Понимаю ли я, что для Германии эти танки никакой опасности представлять не могли?