Франк Коллар - История отравлений власть и яды от античности до наших дней Страница 44

При дворах средиземноморских государств яды применялись с особой легкостью. Эти страны располагались близко к мусульманским державам и имели с ними общее прошлое. Испанские хроники XIV в. полны подобных историй. Рамон Беренгуер, сын Хайме II Арагонского, умер в 1346 г. от отравленных воды и вина. На следующий год слухи о яде вызвала смерть брата короля Педро IV. В 1506 г. хронист из Прованса Онора де Вальбель упоминал о вероятном отравлении Филиппа Красивого, супруга наследницы испанского престола.

На Апеннинском полуострове встречалось еще больше жертв, приписанных яду, чем на Пиренейском. Дворы здесь отличались той же пышностью и многолюдностью, при них велись ожесточенные баталии. Неаполитанское королевство, особенно нестабильное после 1343 г., переживавшее чреду кровавых кризисов, стало ареной нескольких убийств, в том числе отравлений. В 1345 г. камеристки с помощью клистира отравили Аньес Дураццо, родственницу правившей тогда династии. Возможно, у истоков заговора стояла королева Джованна. В 1414 г. ужасный конец постиг претендента на неаполитанский трон Ладисласа Дураццо. Он умер в результате сексуального контакта с партнершей, которой намазали ядом влагалище.

В коммунальной, а потом сеньориальной Италии также часто применялея яд. Больше всего подобных эпизодов наблюдалось, вне всякого сомнения, в Милане, где правила семья Висконти. Отравленными считались многие представители семейства. В 1355 г. скончался, поев свиных почек, Маттео Висконти. В 1368 г. умер английский аристократ Лайонел Кларенс, супруг Виоланты Висконти; в 1385 г. — Бернабо Висконти; в 1404 г. — Катарина, вдова Джан- Галеаццо Висконти. Переход власти в Милане к семье Сфорца никак не изменил традицию. Бьянка Мария Висконти, вдова Франческо Сфорца, скончавшаяся в 1468 г., считалась отравленной смертоносным лекарством. Ядей якобы дал врач, нанятый для ее лечения сыном. Современное исследование показало, что подозрения не имели под собой оснований. В 1494 г. скончался двадцатилетний Джан-Галеаццо Сфорца. Его смерть, по-видимому, могла произойти только в результате отравления. Яд вызвал симптомы, похожие на симптомы венерической болезни.

Болезни и смерти многих итальянских правителей порождали аналогичные слухи. В 1482 г. яду приписываласьсмертьсеньораРимини, в 1537 г. — смерть герцога Урбино; в 1545 г. — кончина герцога Феррары. Нет необходимости перечислять дальше. Очевидно, что мелкие итальянские монархи подвергались очень большой опасности быть отравленными. Джованни Сабадини даже восхищался тем, что Эрколе д’Эсте, герцог Феррары и Модены, мог пользоваться свободой, спокойно прогуливаться по улицам, не опасаясь яда, кинжала или выстрела. Уязвимость власти в Италии имела множество причин. Разумеется, соблазнительно выдвинуть гипотезу, что непрочными делала политические режимы полуострова сама ихизменчиваяприрода. Она и благоприятствовала постоянным отравлениям. Однако с аналогичной опасностью сталкивались и вполне устойчивые династически легитимные монархии. Более правдоподобным представляется объяснение, которое обращает внимание не столько на сами события, сколько на отношение к ним. В Италии рано сформировалась сеть послов, которые использовали в своих целях живо обсуждавшуюся информацию о состоянии правителей. События деформировались, увиденные через призму политики, и в результате роль природы неизбежно виделась меньшей, чем роль людей и их злых умыслов.

В феврале 1480 г. в городе Туре по приказу короля и в присутствии эшевенов происходило испытание яда на собаке. Этим экспериментом Людовик XI демонстрировал свой большой интерес к токсическим веществам и к их действию. Монархи той эпохи на самом деле интересовались предупреждением и лечением отравлений. В данном случае этому способствовала еще и крайняя подозрительность короля. Навязчивый страх перед ядами питался постоянно возбуждаемыми слухами. Отсюда и распространенность средств защиты, вроде тех, о которых шла речь в предыдущей главе.

Светские принцы стали проявлять любознательность к литературе по токсикологии позже, чем церковные иерархи, и оно носило у них более утилитарный характер. Их больше занимали не внутренние угрозы, а те, что возникали в связи с разнообразными перемещениями. В 1472 г. врач Баптиста Масса да Аргента преподнес Эрколе д’Эсте, господину Феррары, трактат De venen/s. Еще раньше Джан-Мартин Феррари из Пармы написал сочинение De venen/s ev/tand/s et eorum remed//s //be//us для герцога Миланского Франческо Сфорца и маркиза Мантуи Лудовико Гонзаги. Франческо Гонзага в 1407 г. уже имел в своей библиотеке копию трактата Пьетро д’Альбано.

Во всех этих сочинениях указывалось, каким правилам надо следовать, чтобы избежать риска отравления. Больше всего внимания предписывалось уделять прислуживанию за столом. После 1300 г., в результате влияния папского или византийского дворов, церемониалы (ordines) трапезы монархов становились все более жесткими. Сохранилось свидетельское показание против кардинала Франческо Каетани, покушавшегося на принцев французского королевского дома: Людовика Х и его брата. «С помощью яда вам не удастся достичь цели, потому что они слишком хорошо охраняются», — разъяснялось исполнителям преступления. Документ показывает, какие серьезные меры предосторожности принимались при дворе Капетингов в 1310–1320 гг.

Так же трудно было в конце XIV в. отравить принца при дворе Висконти. Пищу человека, который в одиночестве восседал за столом, предварительно пробовали как минимум двадцать слуг.

Leges pa/at/nae короля Майорки Хайме 11 начала XIV в. в 1344 г. использовал король Арагона Педро IV. В них рекомендовалось, чтобы королевские блюда готовились при закрытых дверях людьми, давшими специальную клятву, дабы быть уверенными в их нерушимой честности. Приводилось семь критериев, которым должны были соответствовать эти люди. Последний состоял в том, что им не подобает нести в себе яд, вероятно, в самом прямом смысле слова. Предусматривалось несколько проб блюд, в то время как виночерпий не позволял неизвестному человеку приблизиться к королевскому столу. Повышенной бдительности требовала не только трапеза государя.: Королевскому аптекарю предписывалось пробовать лекарственные кашки и лосьоны для волос. Перед причащением монарха проверялось вино. В XV в. в церемониале трапезы появилось много специальных действий, отражавших недоверие к окружающим, но также и служивших возвеличиванию государя. Церемониймейстер Карла Смелого Оливье де Ла Марш написал о них в трактате «Об устройстве бургундского двора» (1473). Сначала «мясо» (т. е. все продукты вообще) пробовал главный метрдотель на кухне. Затем с помощью рога единорога проверялись соль, салфетки, соусы, фрукты, доски для резки мяса. Метрдотель «два раза пробовал каждое блюдо», не спуская с них при этом глаз. Следующая существенная часть церемонии осуществлялась оруженосцем, который резал пищу. Он «берет хлеб […], затем берет рог единорога и проводит им по хлебу со всех сторон, затем режет его на глазах принца […]. Поставив блюдо перед государем, он должен его открыть и проверить рогом единорога, а затем попробовать, прежде чем его отведает принц».

Император Карл Пятый, который являлся наследником бургундских герцогов, в своих установлениях не следовал буквально тексту Оливье де Ла Марша. Однако в его ordo 1545 г. упоминалось о «сосуде для проб» и о пробе соли. Похожие предметы и такой же ритуал действовал при французском дворе, где, начиная с Франциска 1, метрдотель вместе с хлебодаром отправлялся за блюдами на кухню в сопровождении только одного слуги, дабы устранить возможность попадания в пищу яда. Ужесточение правил церемониала произошло при Генрихе 111. В сентябре 1574 г. он ввел шокировавший всех новый порядок. Отныне он сидел за трапезой в одиночестве и приказал соорудить барьер, отгораживавший его от придворных, дабы никто не имел доступа к его столу. До сих пор подобное обыкновение было известно только в Испании и в Австрии. Венецианский посол докладывал в 1575 г. своему двору, что подобное ограждение королевского стола установили, несмотря на недовольство многих. Венецианец, впрочем, утверждал, что ограда вокруг короля имела целью помешать людям обращаться к нему с просьбами. Интересно, что в его донесениях практически не шло речи о яде. Последние короли династии Валуа под его пером выглядели хилыми и болезненными, но этим дело и ограничивалось.

Понятно, почему иезуит Мариана (1536–1624) обращал внимание на трудность отравления монарха. Случались, впрочем, и недосмотры. Так, в 1575 г. не было опробовано вино Франциска Алансонского, «как принято это делать в отношении принца его ранга». Подобные срывы скрывали, видимо, злой умысел; как правило, выстраивалась эффективная система предосторожностей. Добавлять яд в королевскую пищу становилось все труднее, и, вероятно, поэтому в XVI в. стало распространяться убийство токсичным запахом или методом контакта. Ученые медики доходили до того, что советовали предварительно класть на ложе господина голого слугу, чтобы проверить безвредность постели. Подобные меры распространялись на одежду и на седло. Во избежание отравления на лошадь сначала садился слуга.