Элен Каррер д’Анкосс - Александр II. Весна России Страница 44

Возможно, Александр II вспомнил тогда своего отца Николая I, отмечавшего ежегодно разгром декабристов, собирая вокруг себя всех высших чинов армии, которые принимали участие в подавлении восстания. С одним лишь отличием: будучи демократичнее отца по натуре, Александр II хотел, чтобы это было общенародным празднованием, а не частным собранием, ограниченным кругом наиболее приближенных лиц.

За казнью Каракозова последовало время раздумий и реакции. Первый этап был посвящен выявлению причин покушения, поскольку мысль об умопомешательстве нападавшего была отброшена, а на ее место пришло представление о заговоре, или сообществе заговорщиков. Причины происшедшего, как было вскоре установлено в ходе следствия, восходили к последствиям аграрной реформы и тем иллюзиям, которые она породила: крестьяне ждали, что им дадут землю, тогда как в действительности им до сих пор приходилось отрабатывать барщину.

Огарев, друживший с Герценом с 1861 г., составил программу, на вопрос «Что следует дать народу?» отвечающую — «Землю и волю». Этот четкий и ясный ответ впоследствии дал название тайному обществу, которое зародилось в начале десятилетия под влиянием Огарева. Вместе с Герценом, Бакуниным и несколькими товарищами основатели общества грезили о революции в России, поддерживали польский национализм и были обеспокоены тем, что их надежды оказались похоронены в результате начавшихся реформ. Именно среди сочувствующих «Земле и воле» встречались молодые люди, которые жаждали для России скорейших перемен. В Москве они основали подпольную группу, целью которой являлся терроризм, направленный против крупных земельных собственников, но в первую очередь против императора. Каракозов принадлежал к части этой группы, носившей название «Ад». Покушение 4 апреля вскоре убедило Александра в том, что слухи о распространении тайных обществ и росте революционных настроений, которым он до этого придавал мало значения, на самом деле имели серьезные основания. Первым проявлением озабоченности императора стало решение начать расследование с целью распутать сети так называемого «заговора Каракозова»; результатом стал арест членов «Ада» и ликвидация организации. Дальнейшим шагом был пересмотр либеральной политики, проводимой в первой половине 1860-х гг.

Страница политической истории была перевернута. В результате Александр II вдруг стал прислушиваться к голосу тех, кто предсказывал, что реформы представляли угрозу для государственной власти, иными словами самодержавия, и высвобождали традиционного российского беса — дух восстания, который Бакунин считал величайшей добродетелью русского народа и который всегда наводил ужас на власть предержащих. Но покушение также имело следствием то, что император избавился от нерешительности в сфере своей личной жизни. Возможно, именно покушение заставило его по-настоящему ощутить ценность собственной жизни и воспользоваться шансом насладиться счастьем, которое представилось ему в очаровательном образе Екатерины Долгорукой, ставшей его любовницей. Вскоре из опасения, что необходимость скрываться может стать для нее источником страданий, император отдалил ее от себя. Она отправилась в путешествие в сопровождении итальянской свояченицы императора, лишь для того, чтобы снова воссоединиться с ним в Париже в июне 1867 г. Однако прежде чем целиком погрузиться в роман, которому было суждено продлиться до конца его дней, император решил более подробно ознакомиться с собственно политическими последствиями покушения и поразмыслить о необходимости поворота в сторону репрессий.

Правление «царя Шувалова»

Потрясенный покушением, Александр II выбирал между двумя возможными сценариями: он не мог смириться с мыслью, что этот народ, «освободителем» которого он являлся, его не понимал и не защищал — это вселяло в царя ярость, желание карать, высказываться в пользу репрессий; но врожденная доброта не давала ему отдалиться от либералов, предостерегавших его от того, чтобы дать волю духу мщения.

Как только эмоции императора улеглись, Д. А. Милютин представил ему записку, озаглавленную «О нигилизме и необходимых мерах борьбы с ним». Эта записка была составлена Кавелиным и содержала вывод о необходимости продолжения реформ, поскольку лишь следование по этому пути позволило бы, как говорилось в записке, ослабить революционные настроения, крепнувшие в обществе. Александр II быстро прочел эту записку, но отложил, все еще пребывая в сомнениях относительно того, чтобы согласиться с точкой зрения либералов — по причине личностного восприятия происшествия, которое чуть не стоило ему жизни. Оставаясь верным завету никогда не принимать решения государственного значения в одиночку, без помощи советников, некогда данным одним из его наставников, Сперанским, Александр тем не менее склонялся в пользу самодержавного решения.

13 мая 1866 г. он издал рескрипт на имя председателя Комитета министров, П. Гагарина, предписывавший оградить русский народ от ложных идей, которые в конечном счете могли угрожать его целостности. Направление было задано, бдительность стала на повестку дня, и слово «реформа» более не произносилось. Вместе с тем стали множиться принятые императором единоличные решения. Одним из них явилась передача полномочий в несколько урезанном виде Третьему отделению — отделению тайной полиции — и назначение его главой шефа жандармов Петра Шувалова. Новая фигура на этом посту — одном из ключевых в правительстве, особенно в период, когда упор был сделан на репрессивные меры — была не лишена обаяния и мало походила на традиционный образ представителя полицейского ведомства. Это был блестящий светский человек, выходец из знатнейший фамилии России; он получил прекрасное образование и безукоризненно говорил по-французски. Его утонченность, происхождение, но в равной степени и его характер сделали его вхожим в царский двор, где у него завязались довольно близкие отношения с императором, который был на десять лет его старше и которому импонировала пылкость натуры Шувалова. Будучи военным, он занимал пост губернатора Курляндии и Ливонии в период между 1864 и 1866 гг., где проявил организаторские и дипломатические таланты, которые привлекли к нему внимание Александра II. С этого времени он приобрел репутацию способного человека, умеющего поддерживать порядок, не вызывая противодействия со стороны подчиненных, — качество, которое в глазах императора прочило его на столь непростой пост, как должность шефа тайной полиции. При удобном случае Шувалов также не скрывал своей симпатии к передовым идеям. В итоге, к моменту своего отъезда он завоевал всеобщее расположение. А тот факт, что он сумел продержаться в новой должности на протяжении восьми лет — столь сложных для империи, — свидетельствует о мудрости выбора, павшего на этого человека.

Однако Шувалов имел две слабые стороны. Он мало знал Россию и ее проблемы. Он был ловким царедворцем, сумевшим снискать расположение императора и поддерживавшим с ним сложные отношения. Высказывая свои опасения и вынашивая проекты по поддержанию общественного порядка, он засыпал императора записками, представляя более или менее искаженные сведения о революционной угрозе. В то же время он непрестанно заверял Александра в том, что расширение его полномочий было необходимо для обеспечения безопасности личности монарха и общественного порядка. Милютин, оставленный на занимаемой должности, несмотря на консервативный поворот политического курса, отмечал в своем дневнике эти черты, свойственные императору и главе полицейского ведомства, одновременно ставя под сомнение обоснованность алармистских настроений. Тем не менее результатом этой нескончаемой «пропаганды» оказалось то, что полномочия Шувалова так расширились, что вскоре его стали называть — отчасти насмешливо, отчасти из страха — «Петр IV, полицейский царь». Влияние же его на принятие политических решений выходило далеко за пределы его непосредственных полномочий.

Та роль, которую Шувалов играл на протяжении восьми лет — того самого консервативного периода в правлении Александра, воплощением которого он являлся, — заслуживает более пристального изучения, чем позволяют сделать только что представленные сведения. В восприятии русского общества назначение Шувалова было следствием покушения. Однако, если ближе познакомиться с происходившим в среде консервативной аристократии накануне покушения, становится очевидным, что к тому моменту путь к отступлению от либерального курса уже был расчищен. В 1865 г. небольшая группа аристократов собралась в Санкт-Петербурге, определив в качестве своей общей цели противодействие «демагогическим тенденциям, преобладающим в правительственной сфере», а в качестве непосредственной задачи — основание общества взаимного земельного кредита, проекта, о котором один из его инициаторов — тот самый Шувалов, до своего переезда в Петербург бывший губернатором Балтийских провинций, — сообщил Александру II, не нашедшему в нем ничего предосудительного. Образовавшаяся вокруг этого проекта группа — среди членов которой в числе прочих фигурировали граф В. П. Орлов-Давыдов, князь Ф. И. Паскевич, князь Лобанов-Ростовский, князь Барятинский, яростный противник военной реформы Милютина, сенатор Карамзин, сын знаменитого историка, — была настроена враждебно по отношению к проведенным преобразованиям. В марте 1866 г., накануне покушения, та же группа обсуждала возможность своего оформления в консервативную политическую партию. В качестве лозунга выдвигалась идея о том, что дворяне везде, где они были представлены, должны выступать за права вместо того, чтобы держаться за привилегии.